На главную страницу сайта Е.Б. Агошковой

Список статей

Библиотека сайта «Диалог XXI век»

На главную страницу сайта «Диалог XXI век»

Агошкова Е.Б.

ГЛАВА II. ПРИНЦИП СИСТЕМНОСТИ

В МЕТОДОЛОГИИ НАУКИ И ТЕХНИКОЗНАНИЯ

Агошкова Е.Б. Принцип системности в методологии науки и техникознания // «Методология исследования сложных развивающихся систем» под. ред. Б.В Ахлибининского, СПб., СПбГЭТУ «ЛЭТИ» 2003, стр. 23-57.

На протяжении истории своего развития наука непрерывно расширяет предметную область своего исследования. Охватываемые ею новые объекты и новые свойства в свою очередь требуют непрерывного развития методов научного исследования. При этом ряд методологических принципов сохраняет свое содержание и становится классическим, другие подлежат пересмотру и изменению, третьи оказываются новым словом в науке.

Одним из принципов, который современной наукой был осмыслен как общеметодологический, является принцип системности.

Осознание сущности системной методологии стало достоянием науки и философии второй половины ХХ века. Вызванное к жизни австрийским биологом Л. фон Берталанфи, системное движение явилось реакцией на трудности, с которыми столкнулась наука при изучении сложных биологических, социальных, экономических, природных объектов. Одновременно шло осознание закономерностей развития самой науки, ее эволюционных и революционных этапов, самих причин смены методологических принципов в науке, движущих импульсов этого развития. Особенно активно этот процесс шел в середине ХХ века. В результате, середина ХХ века ознаменовалась формированием двух понятий, которые стали определяющими как для понимания сущности происходящих в науке процессов, так и для ее дальнейшего развития. Это понятия «парадигма» и «система». Первое из них оказалось связано с именем Т. Куна, второе – с именем Л. фон Берталанфи.

При более широком рассмотрении оказывается, что принцип системности исторически лежит в основе научного знания, начиная с теорем Пифагора и геометрии Евклида, как исходный фундаментальный принцип и не является чем-то принципиально новым. Однако становление современной системной парадигмы происходило на основе осмысления самого понятия «система», пересмотра и уточнения ряда положений и методологических процедур. С самого начала постановки проблемы системная проблематика стала рассматриваться как проблема философии (В.А. Лекторский, В.Н. Садовский, Б.В. Ахлибининский, Е. Ласло и другие). При этом была подчеркнута связь системной методологии и грядущей эры информатизации (Б.В. Ахлибининский).

Активная разработка системной методологии привела к тому, что она вобрала в себя и переосмыслила фактически все завоевания научной методологии за 2000 лет своего становления.

Однако это переосмысление, в конце концов, выявило проблемы и ограничения самой системной методологии. Как и классическая наука, системная методология в ее современном варианте рассматривает лишь консервативные, неизменные, постоянные в своей организации объекты, принимая за основополагающий принцип познания самотождественность, сохранность объекта познания. Тем самым уже исходно из сферы рассмотрения выпадают развивающиеся объекты, процессы становления. Их рассмотрение вылилось в специальную ветвь знания – синергетику.

К анализу синергетики как новой научной дисциплины подходят, как правило, с позиции того, что нового внесла синергетика в знание о мире, о реальности. Она рассматривается как фундамент нового мировидения, которому открылись закономерности порождения упорядоченных структур, самоорганизации, эволюции. В то же время важно понять, какие преобразования вызвала синергетика в самом научном познании, что трансформировала или опровергла в его основой парадигме.

Соответственно, встает вопрос о соотношении принципиальных установок, вытекающих из синергетики, и установок системной парадигмы научного познания. Позиции здесь крайне разнообразны: синергетику либо ставят над системной парадигмой, либо считают их параллельными подходами в познании реальности, либо относят синергетику к ветви системной парадигмы.

Чтобы выявить их действительное соотношение, необходимо, прежде всего, четкое осознание сущности самой системной методологии и ее отношения к проблеме развития. Очевидно, что системная парадигма в том виде, как она в настоящее время осознана в системных исследованиях, оказалась несостоятельной для описания закономерностей явлений синергетики. Необходимо осознание на уровне философского анализа тех изменений и дополнений в системной парадигме, которые позволили бы включить в нее недостающую ветвь явлений порождения, становления и эволюции.

Системная парадигма является фундаментальной и универсальной парадигмой научного познания как такового и пронизывает все этапы научного познания как деятельности. И с этих позиций синергетика как научная дисциплина разрабатывается на базе системной парадигмы, но не над ней. Другой вопрос, какие изменения должна ввести синергетика в саму системную парадигму в силу специфики рассматриваемых ею явлений реальности и выявленных закономерностей развития.

Характерно, однако, что проблема развития не была детально сформулирована в рамках системной парадигмы ХХ века. Чтобы определить специфику системной методологии в исследовании развивающихся, становящихся систем, процессов становления, требуется более глубокий анализ философских оснований системности на уровне единства онтологических и эпистемологических оснований.

Для этого необходимо уяснить, какие именно особенности мироздания и человеческого познания лежат в основе понятия «система». При этом рассмотрение только онтологических оснований, либо только эпистемологических оснований не позволяет вскрыть глубину сущности понятия «система». Необходимо обратиться к обоим основаниям в единстве их рассмотрения.

Ведущими, исходными в рассмотрении являются онтологические основания, системность онтологических оснований. Эпистемологический аспект системности будет уже отражением этой онтологической системности. Важно проанализировать, каким образом онтологические особенности мира преломляются в человеческом познании, в эпистемологии, а именно, в системной методологии. При этом методология не порывает с онтологией, не стоит только на эпистемологическом основании, но активно использует онтологические и эпистемологические основания в их единстве.

Отсюда будет вытекать, какие эпистемологические принципы, положения и познавательные процедуры связаны с системной методологией, определяют специфику системной методологии и в чем заключается их недостаточность для проблемы развития. Для такого анализа следует, прежде всего, рассмотреть, в чем состоит принцип системности в его современном понимании.

2.1. Системность как общеметодологический принцип научного познания

Сущность системности знания проявляется в двух аспектах:

- в виде «системы свойств» как универсальной формы представления закономерностей, которая в классической науке формализуется в виде уравнений, функциональных зависимостей;

- в виде дедуктивной системы знания предметной области, которая обеспечивает выводимость свойств объектов, принадлежащих данной предметной области, из единых оснований. При этом дедуктивная система сама основана на элементах знания, имеющих форму «системы свойств».

Начиная с опытов Галилея, в основе получения закономерностей лежит системная методология, которая последовательно развивается от более простого ее варианта, применимого к узкому классу «простых» объектов исследования, к современному варианту индуктивного обобщения, претендующего на охват широкого класса объектов реальности.

Системность знания и дедуктивная система

Исходное древнегреческое слово система (SS) относилось к таким объектам как строй, устройство, организация и т.п. Классическое научное понимание системы берет свое начало от дедуктивного метода, идет от геометрии Евклида, которая была фактически парадигмой для становящейся науки и действительно представляла собой систему знания. Однако осмысление понятия системности знания начинается с Нового времени[1]. Термин «система» уже в 1660 году вошел в название книги Б. Кеккермана «Система логики». Фактически и Р. Декарт, разрабатывая вопросы научного метода получения знания из единых оснований, и Б. Спиноза в «Этике» строят дедуктивные системы, хотя и не обсуждают явно проблему системности знания.

Важно, что принципиальная установка того времени состояла в том, что всю науку можно построить как большую дедуктивную систему, как логический (и математический) вывод любого знания из единых исходных оснований. Эта убежденность подкреплялась тем обстоятельством, что на протяжении нескольких столетий в естественнонаучном знании развивалась, фактически, единственная наука – механика, и концепция механицизма господствовала в науке до конца ХIХ века.

Серьезная разработка проблемы системности знания начинается лишь в ХVIII веке. При этом представители эмпирического и рационалистического направлений в науке заняли противоположные позиции по вопросу, системна ли наука. Для современного понимания проблемы системности знания важно, что дискуссии того времени высветили три важнейшие требования к системности знания:

- полноту исходных оснований (элементов, из которых выводится все остальное знание),

- выводимость (определяемость) знаний,

- целостность построенного знания.

Утверждая невыполнимость перечисленных требований к системе знания, эмпирическая линия развития науки отказывала знанию в системности, допуская для физики «системы лишь в частном случае» (Э.Б. Кондильяк / Огурцов). Рационалистическая линия, в отличие от эмпиризма, не только допускала, что системность знания возможна, но и выдвигала требование объединения знания в систему именно на основе указанных признаков. Исходным здесь оказывалась ориентация на математику, ее логико-гносеологическое построение.

Наиболее полное развитие эта линия системности знания получила в работах И. Канта. Им были сформулированы признаки «системы знания», которые в ХХ веке станут предметом длительных дискуссий при определении понятия система:

- система знаний как целое, объединенное одной идеей,

- полнота системы как критерий правильности (подлинности) входящих в нее элементов,

- определяемость частей самим целым.

Эта же установка была фактически в неприкосновенности воспринята Гегелем, который, однако, расширил понятие системы за пределы просто дедуктивной системы, за счет объединения разнокачественного.

Важно подчеркнуть, что под системой знания это направление имело в виду не знание о свойствах и отношениях реальности (т.е. не систему-картину мира, как мы сказали бы сейчас), а определенную форму организации знания.

Плодотворность этого гносеологического подхода к проблеме системности состояла в том, что с понятием системности знания оказались прочно связаны такие признаки как целостность, полнота и выводимость.

Однако, развитие электродинамики, химии, биологии и других наук в конце ХIХ века выявили несостоятельность стремления представить все явления как проявление механических законов и тем самым обеспечить дедуктивный вывод знания о мире из единых оснований.

Особенно ясно это стало с разработкой основ электродинамики и электромагнетизма. Теория электрических и магнитных явлений выдвинула свои собственные основания, включающие понятие поля и исходных абстракций: напряженностей электрического и магнитного полей. Хотя стремление к поиску единых оснований достигло своей кульминации в работах А. Эйнштейна, одновременно все сильнее становилась убежденность в несводимости отдельных пластов явлений друг к другу и к единым основаниям. Быстрая дифференциация наук приводила к тому, что каждая из наук выдвигала для себя собственные основоположения, принципы и познавательные установки. В каждой научной области формировалась своя парадигма. Интересно отметить, что уже у Платона в раннем диалоге «Лахет» (187,а) мы находим использование термина парадигма: «Если вы сами изобрели эту науку, покажите нам ее образец (paradeigma)…»)[2].

Сущность парадигмы в каждой области знания состоит в том, что парадигма определяет основания и методы получения знания в данной области, задает образцы решения задач и тем самым выступает как регулятивный фактор развития данной дисциплины. При этом вырабатывается и свой специфический язык. Оставляя в стороне принцип редукции к исходным предельным основаниям мироздания, парадигма тем самым дает простор развитию научной дисциплины с произвольного, выбранного самой дисциплиной исходного основания. В отличие от того, что механицизм загонял все дисциплины в прокрустово ложе механических закономерностей, парадигмальность предоставляет научным дисциплинам свободу выбора собственных исходных оснований.

Как мы увидим далее, отсюда остается всего один шаг к признанию правомочности системной методологии, которая в качестве оснований берет сразу макросвойства объекта исследования.

Тем самым античная устремленность к гармонии знания, система знания как идеал, витающий перед мысленным взором ученого, отходят на второй план. Становится ясно, что наука в целом не имеет единой парадигмы. Оправданием дискретности знания, все более усиливающейся дифференциации наук выступает тезис о значимости получаемых в них практических результатов, подобно бэконовской максиме «знание – сила». Наука активно создает мозаичную картину мира, где оттенки цвета определяют уровень разработанности оснований, принципов и методов каждой научной дисциплины. Тезис о парадигмальности наук закреплял и оправдывал дискретность знания, обособленность дисциплин.

В целом к концу ХIХ века активность обсуждения вопроса с системности знания спадает, чтобы вновь возродиться в системном движении ХХ века. Наметился отход от понимания системности знания как глобального охвата едиными основаниями картины мира. Проблема системности знания стала постепенно сужаться и трансформироваться в проблему системности теорий, проблему полноты формальных теорий (Бурбаки, К.Гедель).

Казалось бы, если наука в целом не имеет единой парадигмы, то рушится и идеал единства знания. Однако идея единства знания остается, тем не менее, руководящей идеей. Проблема интеграции знания становится ведущей во второй половине ХХ века. И основой этой интеграции начинает выступать методологическая парадигма науки в целом. Допуская разрывность и дискретность знания за счет дифференциации дисциплин, идея единства знания переходит в плоскость единства фундаментальных онтологических и эпистемологических оснований научного познания и начинает оформляться как системная методология знания в целом. Она организует теперь уже не вокруг тезиса о дедуктивной системе, а вокруг осмысления понятия системы как универсальной формы элементарного знания.

Особенно ясно это стало с разработкой основ электродинамики и электромагнетизма. Теория электрических и магнитных явлений выдвинула свои собственные основания, включающие понятие поля и исходных абстракций: напряженностей электрического и магнитного полей.

Система свойств как элемент знания

В современном понимании понятие системности знания не имеет четкого значения и выступает скорее как метафора, выражающая взаимосвязь и взаимообусловленность научного знания, что больше соответствует понятию единство знания. Можно говорить лишь об уровнях системности знания предметной области.

Современная наука фактически вернулась к пониманию системы знания как дедуктивной системы, которое как мы видели, и было исходным для самого понятия система. Однако даже для отдельной предметной области дедуктивный вывод может осуществляться только в рамках теории отдельной научной дисциплины.

Фактически речь идет о том, что решение каждой частной задачи, которая дает знание какой-либо закономерности для явлений данной области, представляет собой дедуктивный вывод из аксиом и постулатов данной теории. Другие же более сложные задачи включают в себя решение более простых, ранее решенных задач. Так, решение проблемы для поля излучения антенны получается из решений для излучения элементарных диполей, а тех в свою очередь – из решения для поля точечного излучателя. То же имеет место для антенн в присутствии отражающей поверхности (моря или земли, представляемых плоскостью или сферой с соответствующей идеализацией электромагнитных свойств моря или земли).

Фундаментальный физический принцип суперпозиций полей есть реализация принципа системности для всей теории излучения, распространения и дифракции волн. Так обеспечивается взаимная определяемость и выводимость задач всей предметной области.

Выводимость как реализация системности знания в логическом плане представляет собой последовательность суждений, следующих друг из друга, а в математическом плане представляет собой процедуру последовательных подстановок. Поэтому с точки зрения дедуктивного вывода элементы знания предметной области должны обладать свойством подстановочности, т.е. способностью заменять другие элементы знания. Системность предметной области и означает подстановочность задачи более низкого уровня в задачу более высокого уровня, когда какое-то из свойств А(i) задачи верхнего уровня раскрывается через свойства В(jk), определенные из решения задачи нижнего уровня.

Такая возможность подстановочности обеспечивается фактом взаимозаменимости свойства А(i) и некоторого абстрактного выражения из свойств В(jk).

Это свойство подстановочности математически реализуется через уравнение как равенство количеств (количественное, числовое равенство) одной группы свойств и другой группы свойств, которые могут взаимно заменять друг друга. Например, кинетическая энергия W заменяется группой, включающей массу и скорость (W=mvІ/2), а сила F притяжения зарядов заменяется группой, включающей величину заряда и расстояние между ними (F=q1q2/2).

Однако почему оказывается возможна такая подстановочность? Что означает сам факт подстановки и чем он обеспечен в формальных и естественных науках?

В математике взаимозаменимость обеспечивается выполнением отношения типа равенства между двумя объектами, о которых можно сказать, что они представляют собой «один и тот же объект» в некотором смысле.[3]

Факт взаимозаменимости двух объектов и приводит к уравнению, приравнивающему два различных абстрактных выражения. Как мы увидим далее, логико-гносеологическое понимание системы и приведет нас к пониманию системы как абстрактного объекта, на котором выполняется отношение тождества через абстракцию[4]. При этом в естественнонаучном знании такое тождество обеспечивается онтологическим фактом порождения интегрального свойства совокупности элементов благодаря взаимодействиям свойств элементов совокупности. В математике взаимозаменимость выражается отношением типа равенства. Отношение типа равенства, замены равного равным оказывается фундаментальным отношением, определяющим системность знания в рамках данной предметной области (с позиций эпистемологического аспекта системности).

Такое уравнение становится элементарным звеном знания в любой теории. Это элементарное звено знания есть универсальная форма выражения элемента знания со времен теоремы Пифагора. Вот на этом звене и оказалось сосредоточено все внимание системных исследований ХХ века. В отличие от названия «дедуктивная система» это звено получило название «система свойств»[5].

Вся история развития естественных наук была посвящена получению этих элементов знания. Только их называли не системой свойств, а зависимостью, закономерностью, законами. С момента своего зарождения цель науки состояла в нахождении зависимостей между свойствами вещей и явлений. Начиная с математики Пифагора, через Г. Галилея и Н. Ньютона в науке формируется понимание того, что установление всякой зависимости, закономерности включает следующие шаги:

- нахождение той совокупности свойств, которые будут необходимы и достаточны, чтобы образовать некоторую взаимосвязь, закономерность.

- поиск вида математической зависимости между этими свойствами.

- установление повторяемости, необходимости этой закономерности, т.е. факта детерминированного поведения набора свойств.

Поиск того свойства, которое должно войти в закономерность часто длился веками (если не сказать тысячелетиями). Так законы механики удалось сформулировать тогда, когда в группу свойств Галилей ввел понятие ускорения, в то время как Аристотель пытался в анализе движения ограничиться только понятием скорости.

Одновременно с поиском закономерности всегда всплывал вопрос об основании этой закономерности. Со времени Аристотеля зависимость должна была иметь причинное основание. Однако, очевидно, что еще теоремы Пифагора содержали другое основание зависимости – взаимообусловленность, взаимовлияние, взаимоотношение величин, не содержащее причинного смысла (взаимообусловленность гипотенузы и катетов треугольника).

Эта совокупность вошедших в закономерность свойств образует некоторую единую, целостную группу именно в силу того, что она обладает свойством вести себя детерминировано[6]. Но тогда эта группа свойств обладает признаками системы и является ничем иным, как «системой свойств», - это название ей и будет дано в русле системного движения ХХ века. По-видимому, в отечественной литературе понятие «системы свойств» впервые использовано Н.Ф. Овчинниковым.

Только термин «система уравнений» исторически давно и прочно вошел в употребление.

Осознание всякой выделенной зависимости как системы свойств придет позже при многочисленных попытках дать определение понятию «система». У. Росс Эшби и Дж. Клир определят систему как совокупность переменных, в естественных науках традиционным станет определение динамической системы как системы описывающих ее уравнений.

Важно, что в рамках естественнонаучного направления был разработан важнейший признак системы – признак самодетерминации, самоопределяемости входящего в закономерность набора свойств.

Однако при этом понимание детерминации расширяется, включая с появлением статистических законов вероятностную детерминацию, а с появлением квантовой механики - и вероятностную причинность[7].

Синергетика добавит термин «недоопределяемость», «недостаточная детерминированность», что позднее в науке о системах будет описываться термином «нечеткость порождения», «степень детерминации»[8].

В то же время для понимания того значения, которое имеет для понятия система требование полноты, достаточности набора свойств и отношений, важную роль сыграло создание технических систем. Само системное движение инициировалось быстрым техническим прогрессом. Разработка технических систем, исторически присущие ей принципы, подходы и методы как нельзя более точно вписывались в системную методологию. Развитие электрических систем, систем связи, систем управления и т.д. не только воплощало системные принципы описания и проектирования, но и подготовило в значительной степени саму системную терминологию (понятие состояния, эффективности и др.). Техникознание было областью, которая наиболее активно участвовала в формировании системной парадигмы[9].

В свою очередь развитие техникознания шло на базе интенсивно развивающихся системных дисциплин. Ни в одной другой предметной области системные понятия и само понятие «система» не вошли так быстро и органично в практику научных исследований и разработок, как в технических науках. В силу того, что технические системы, будучи искусственно создаваемыми объектами, исходно обладают дискретностью элементов, явно выраженной структурой, функциональной определенностью, целью функционирования, они служили ярким примером и пробным камнем, на котором оттачивалась системная методология. Для технических систем проблема достаточности и полноты набора свойств, в силу которых этот набор является системой, решалась с очевидностью и не требовала длительных дискуссий: сущность создания искусственной системы состоит в том, чтобы элементов было необходимо и достаточно для получения желаемого результата функционирования технического объекта.

Таким образом, развитие естественных наук выработало важнейшие форму и признаки системы: полноту набора свойств и самодетерминированность этого набора, и форму в виде уравнения или функциональной зависимости. Сама сущность системы как зависимости или взаимозависимости, как самоопределяющейся группы свойств (закономерности или закона) остается незыблемой на всем протяжении развития науки. Отношения типа равенства, замены равного равным оказывается фундаментальным отношением, определяющим системность знания в рамках данной предметной области.

Однако применительно к зависимостям, закономерностям, законам понятие «система» не употреблялось. Эта форма никогда не рассматривалась как система, и ее рассмотрение не включалось в общую концепцию системности знания вплоть до 2-ой половины ХХ века. В то же время математика активно разрабатывала проблемы системы математики, полноты, достаточности. И в этой своей разработке математика намного опережала естественные науки и служила для них образцом. Вот почему математика осталась в стороне от системного движения ХХ века.

Таким образом, современная наука отошла от понятия системности знания в целом, сохранив установку на единство знания. Системность предметной области имеет несколько уровней системности, от более сильной до более слабой. В системном движении ХХ века возрождение понятия система и активная разработка проблемы системности началась именно в аспекте «системы свойств». Это привело к становлению системной методологии, которую в настоящее время можно рассматривать как методологическую парадигму научного познания, которая и обеспечивает его единство.

Принцип системности в его онтологическом, эпистемологическом и методологическом звучании осознанно стал ведущим принципом научного познания. Однако для этого потребовалась детальная проработка философских оснований системности, пересмотр ряда методологических установок и в первую очередь осмысление нового, более углубленного содержания понятия система.

2.2. Особенность современных системных исследований

Системная методология в ее современном понимании сформировалась как результат большого числа научных и философских работ, объединенных под флагами таких направлений как системный подход, системный анализ, наука о системах, общая теория систем, системотехника, системология. Непосредственным стимулом, ускорившим разработку системной методологии, послужили потребности исследования и создания класса объектов, характерных для эпохи технического прогресса после Второй мировой войны.

Поэтому для системной проблематики характерно, что она вызрела, прежде всего, в недрах практической деятельности во всех научных направлениях, начиная с конструктивной географии, биологии и кончая техникознанием сложных технических комплексов (Аг).

Системное движение пронизало все области науки, и было вызвано общим для всех наук противоречием между методами классической парадигмальной науки и возможностью их применения для решения задач «организованной сложности».

Целостные объекты и проблема макросвойств

Противоречия между классическими методами и новыми задачами состояли в том, что парадигмальность научной дисциплины диктует вполне определенные основания для постановки теоретических задач и методов их решения. Требование математизации является для современного знания одной из компонент парадигмы любой предметной области. Однако эти требования парадигмы применимы к весьма ограниченному числу исследовательских задач. Большинство практически значимых задач предметной области могут быть сформулированы только на уровне макросвойств, а значит, не имеют решения в рамках парадигмы. Таких «белых пятен» накапливается много в каждой предметной области.

С другой стороны, чтобы решить исследовательские задачи в рамках оснований и методов парадигмы, приходится переходить к предельной идеализации реальных объектов. А тем самым получаемые закономерности лишь весьма приближенно отражают закономерности реальных явлений.

В то же время практическая ориентированность науки, необходимость изучения объектов, которые принадлежат к классу объектов «организованной сложности», приводят к задачам, которые не могут быть отнесены ни к какой научной дисциплине в отдельности, но имеют междисциплинарный характер. Поэтому во всех областях знаний созревало понимание того, что наука нуждается в принципиально новом подходе, позволяющем сформулировать и решать задачи на уровне макросвойств объектов. Для этого надо было выдвинуть как основания для такой познавательной процедуры, так и способы постановки и решения исследовательских задач, которым и дали названия «системные исследования».

Эта проблема особенно обостряется в прикладных областях, которые имеют дело с разнокачественностью компонент объекта и должны были бы использовать разные парадигмы различных предметных областей. Жесткая установка науки на редукцию к исходным основаниям становится здесь совершенно не применима.

Фактически во всех областях науки к середине ХХ века делаются настойчивые попытки отказаться от редукционизма во всех его видах и построить достоверное знание на базе макросвойств объектов. В то же время высказываются идеи, что изучение многокачественного должно для всех областей подчиняться некоторым общим закономерностям. В самых разных областях - биологии, психологии, экономике и других – идет поиск некоторых общих признаков, которые позволили бы найти подход к изучению разнокачественного на уровне макросвойств.

Заметим, что это была принципиально новая задача, которая ставилась не философией, а наукой. До сих пор пусть и в разных парадигмах, но научные дисциплины основывались на своих собственных элементарных основаниях. Тем не менее, как это всегда свойственно философии, эта проблема уже, конечно, рассматривалась философией как концепция органицизма. Наиболее детальную разработку она получила в онтологии А.Н. Уайтхеда.

Однако как проблема познания сложного разнокачественного она была сформулирована Л. фон Берталанфи в концепции «общей системы» (General system)[10]. Главная мысль состояла в том, что для всех явлений и процессов должен существовать изоморфизм вида закономерностей поведения. Настойчивый поиск формы и метода получения знания об общих закономерностях привел к понятию «система» уже в новом углубленном понимании.

Отметим, что Л. фон Берталанфи были выдвинуты именно онтологические основания изучения сложного, а именно опора на взаимодействия частей, компонент, элементов объекта. Как мы увидим далее, именно взаимодействия станут основой декомпозиции объекта, взаимодействия станут теми предельными основаниями для сложных объектов, каким в механике стала «сила». Здесь будет корениться глубокий смысл того, почему удается получить закономерности поведения объектов на уровне макросвойств.

Выдвинутые Л. фон Берталанфи идеи привели к мощному системному движению во всех областях науки и практической деятельности, показав тем самым актуальность проблемы изучения сложного для науки в целом.

Новая концепция, несомненно, опиралась на классические принципы познания, однако задача пересмотра всех этих принципов стала целью системного движения. Как это ни парадоксально, именно отказ от концепции системности знания в целом, отказ от единых оснований для рассмотрений явлений мира и привел к современному пониманию понятия система. Было осознано, что сущность получения любого научного знания состоит в построении «системы на объекте», как универсальной формы любого знания.

Современный смысл понятия система

Системное движение разработала обширный круг вопросов методологической и прикладной направленности, вызвало широкое обсуждение системных проблем в философских кругах и привело к созданию ряда системных школ и направлений. В то же время системному движению не удалось выработать единое понимание самого понятия система. Наиболее представительные системные школы придерживаются часто прямо противоположного взгляда на понятие система.

К настоящему времени список определений понятия система насчитывает десятки определений[11]. Чтобы дать представление о том, в какой противоречивой атмосфере шло формирование системной парадигмы, приведем несколько характерных определений:

- «Система есть множество взаимосвязанных элементов любого рода, например, понятий, объектов, людей»

- «Система не предмет, а список переменных… Система – любая совокупность переменных, которую наблюдатель выбирает из числа переменных, свойственных реальной машине»[12]

- «Система весьма просто и совершенно естественно определяется как отношение на языке теории множеств»[13]

- «Система есть целостность, определяемая некоторой организующей общностью этого целого…Лошадь представляется совершенно по-разному в сознании жокея, ветеринара, художника… лошадь как целостная система вмещает в себя все эти представления»[14].

Среди многообразия позиций, прежде всего, выделяются две позиции. Они касаются вопроса о том, является ли система вещью или представлением этой вещи в сознании. Если в обыденном мышлении понятие система используется как метафора по отношению к объектам реальности, то в научном познании преобладает эпистемологическое понимание системы как представления определенного аспекта, среза реального объекта, как выделяемого в реальном объекте абстрактного объекта. Именно это понимание обеспечивает логику методологических процедур системного анализа объектов науки и техникознания.

Однако и в рамках эпистемологического статуса понятия система сохраняется возможность различного толкования этого понятия. Основное расхождение системных школ касается ответа на вопрос: обладает ли система, формируемая в процессе познания, определенной целостностью, или система есть произвольное образование, выделяемое познающим объектом в объекте познания?

Отечественное системное движение опирается на философское понимание системы как определенной целостности. Это понимание закреплено в энциклопедических философских изданиях в виде следующего определения: «Система – совокупность элементов, находящихся в отношениях и связях друг с другом, которая образует определенную целостность, единство»[15]. Это определение стало официально признанным в отечественном системном движении и определяет философскую ориентированность системной проблематики.

Напротив, в зарубежных кругах широко распространено понимание системы как произвольного набора элементов. Наиболее ярко это проявилось в определении Б. Гейнса: «Система есть то, что различается как система» (Definition: «A system is what distinguished as a system»)[16].

Это определение вызвало оживленную дискуссию в зарубежных кругах, и в результате было принято определенными системными школами.

Видный представитель американской школы Дж. Клир положил это определение в основу своей системной методологии (Клир), плодотворно им разрабатываемой. Заметим, что в отличие от философской направленности определения В.Н. Садовского определение Б. Гейнса прямо исходит из познавательной процедуры.

Принципиальным отличием этих двух позиций является то, что если Б. Гейнс относит к системам произвольно выбранный исследователем набор свойств, то определение В.Н. Садовского накладывает на этот набор существенное ограничение: требование обладать целостностью, единством.

Отметим, однако, что философское требование целостности, единства не может быть положено в основу научной методологии. Требуется опуститься на более низкий уровень рассмотрения, снизить уровень общности определения системы и конкретизировать, что означает требование целостности и единства по отношению к объектам науки, чем будет обеспечиваться и в чем будет проявляться единство и целостность системы при ее построении в системной методологии.

Мы остановимся на этой проблеме подробно именно в силу того, что сама логика системных исследований, строгость системных принципов, обоснованность и непротиворечивость системной методологии, а тем более возможность ее приложения к развивающимся системам кардинальным образом зависят от того, какой философский и научный смысл мы вкладываем в понятие система. Более того, чтобы рассматривать системную методологию как общенаучную, а принцип системности как философский принцип, нам придется обратиться к глубинному смыслу понятия система на уровне его онтологических и эпистемологических оснований.

Мы рассмотрим эти вопросы применительно к объектам реальности, сохраняя возможность более широкого рассмотрения.

Требованию целостности отвечает одно из самых первых, идущее из античной философии понимание системы как целого, состоящего из частей. Однако ни целое, которое мы собираемся представить системой, ни элементы не могут быть «вещами», так как вещи обладают бесконечным числом свойств и, соответственно, требуют бесконечного числа связей при их представлении. В задачах познания вещь может являться нам как целое только по отношению к определенному свойству, качеству К этой вещи. Причем она может быть целым по отношению к одному свойству и не быть целым по отношению к другому свойству. Так, радиоприемник без корпуса как товар не есть целое, а как звучащая аппаратура может рассматриваться как целое.

Соответственно следует говорить не просто о системе, но о системе, выделяемой в объекте относительно свойства (качества) К этого объекта[17]. Отметим, что и в обыденном употреблении называние системы всегда идет вместе с предикатом: информационная система, система водоснабжения, навигационная система и т.д. Специфика системы состоит в том, что она должна быть представлением качественно определенного объекта. Так как объект обладает множеством качеств, то объект может быть представлен множеством систем, каждая относительно определенного качества Кj объекта.

Система служит представлением качества целостного объекта через свойства частей (частные свойства). Это же требование определенности свойства распространяется и на части. Систему принято определять через элементы и отношения, понимая под элементом его дальнейшую неделимость, в соответствии с определением элемента Аристотелем. Однако применительно к понятию система важна не его неделимость, а то, что элемент обладает такой качественной определенностью, что можно указать взаимодействия (отношения) в которых элемент находится с другими элементами.

В этом состоит отличие понятия часть и элемент. Чтобы быть элементом часть должна обладать определенностью своего свойства. Очевидно, что пол-облака такой определенностью не обладает.

Тем самым онтологическое понятие качественной определенности, определенности качества, свойства, детально разработанное в конце ХХ века выступает в осмыслении системы как важнейшая исходная категория[18]. С позиций того, что нас интересует единство онтологического и эпистемологического в сущности понятия система, отметим, что тем самым онтологический компонент сразу вошел в эпистемологическое содержание системы, когда мы определили систему относительно качества (свойства) К объекта.

Тогда содержательно: «Система С на объекте А относительно качества (свойства) К объекта есть совокупность таких свойств объекта, находящихся в таких отношениях, которые порождают интегральное свойство Кc этой совокупности»[19].

Возвращаясь к распространенному пониманию системы как произвольного набора свойств, теперь мы можем уточнить, что произвольный набор свойств объекта не может рассматриваться как система до тех пор, пока мы не указали, какое же свойство целостного объекта представляет этот набор частных свойств, какое свойство совокупности в целом порождается самой это совокупностью во всей ее полноте, всеми без исключения элементами и отношениями. Так совокупность трех сторон треугольника с отношениями сопряжения порождает сам треугольник, который является качественно иным, чем стороны – отрезки и обладает свойством замкнутости. Совокупность всех элементов и их связей в радиоприемнике порождает звук человеческого голоса, совокупность игроков, их отношений на поле и взаимодействия с мячем порождают забитый гол и т.п.

Интегральное свойство Кс системы является ее главным индивидуализирующим признаком. Возвращаясь к проблеме представления целого, мы видим, что свойство К объекта, относительно которого мы строим систему, есть не что иное как абстрагирование от объекта его целостного свойства, а элементы системы есть абстрагированные свойства частей объекта либо его частные свойства как целого. Тем самым система всегда представляет собой абстрагированную от целостного объекта совокупность свойств и отношений, т.е. абстрактный объект. Поэтому, строго говоря, выражение «материальная система» есть лишь метафора. Любая система есть абстракция, абстрактное представление определенного среза, аспекта материального объекта, иными словами абстрактная система на материальном объекте[20].

Понятие система отражает нашу попытку ограничиться выделением в объекте конечной совокупности свойств и отношений и утверждать, что именно они порождают свойство К целостного объекта. Система есть предикат для абстрактного объекта, составленного из элементов и отношений. Есть абстрактные объекты, которые не относятся к классу систем. При этом главное системообразующее отношение есть отношение между всей совокупностью элементов и отношений и порождаемым этой совокупностью интегральным свойством Кс. Забегая вперед укажем, что онтологически это должно быть отношение порождения.

В системе как абстрактом объекте интегральное свойство Кс всегда обособлено от совокупности элементов с отношениями, оно не принадлежит этой совокупности, оно является результатом этой совокупности, и будет находиться с ней в отношении взаимозаменимости (в определенном смысле), в отношении типа равенства. Воспользовавшись понятием тождество через абстракцию, введенным М.М. Новоселовым[21], мы сделали попытку интерпретировать это системообразующее отношение в предельном случае как «отношение тождества через абстракцию между набором свойств и отношений и порождаемым этим набором интегральным свойством Кс»[22]. Заметим, что в отличие от логического тождества, отношение между интегральным свойством и совокупностью набора свойств и отношений не является симметричным. То же самое интегральное свойство может порождаться совсем другой совокупностью свойств и отношений. Задача определения класса отношений, к которому принадлежит системообразующее отношение, еще требует своего решения. Мы вернемся к ее обсуждению при рассмотрении единства онтологических и эпистемологических оснований понятия система.

В зависимости от вида реализованного при системных исследованиях системообразующего отношения, мы можем получить для произвольного набора элементов и отношений систему, квазисистему и несистему.

Отметим, что еще в 1966 году А.И. Уемов определил систему через заданное на множестве отношение с определенными свойствами.

Таким образом, в настоящее время понятие система выступает как понятие эпистемологическое. Это есть определенная форма, определенная конструкция, которую мы выделяем в познаваемом объекте, чтобы определить закономерную связь свойства целостного объекта со свойствами его частей. Система есть форма представления целого через части.

В познании система выступает как одна из главных абстракций человеческого ума и в этой своей функции она имеет непосредственную приложимость к рассмотрению развивающихся объектов. Основные результаты синергетики получены на основе уравнений, которые изменили свой характер в силу учета нелинейности, но не изменили сущности быть выражением взаимозаменимости групп свойств, как всякое уравнение.

Как мы подчеркивали, система как форма познания исторически лежит в основе получения знания со времен Пифагора. Однако перенос этой формы на изучение сложного выявил целый ряд проблем. Новая системная концепция несомненно опиралась на классические принципы познания, однако пересмотр этих принципов стал целью системного движения.

Методологические особенности системных исследований

Человеческое мышление получает знание только путем расчленения реальности, путем выделения дискретных проявлений, частей объектов, явлений. При этом человеческий разум ориентирован на три главные познавательные цели:

- объяснение явлений через искомые причины, искомые свойства;

- предсказание явлений при изменении известных факторов;

- проектирование артефактов, в частности, технических с желаемыми свойствами на основе синтеза элементов с известными свойствами.

Для решения всех трех задач необходимо установить закономерную связь между свойствами целостного объекта и свойствами составляющих его частей. Эта связь и устанавливается путем построения системы. В классической науке построение «системы свойств» как формы закона, закономерности обеспечило успешное шествие науки на протяжении нескольких последних веков. Система как форма элемента знания работала успешно во всем естественнонаучном знании. Мы знаем, что фундаментальные законы физики обладают простотой и выполняются с высокой точностью, включая при этом очень небольшой набор свойств. Это позволило выдвинуть тезис, что фундаментальные законы просты.

В то же время изучение природных, социальных, экономических, технических целенаправленных систем позволило выдвинуть и противоположный тезис, о том, что устойчивое существование в мире эти системы имеют благодаря сложной организации. Более того, что эволюция идет в направлении увеличения числа функций сложного. Поэтому системные исследования столкнулись с принципиально иной проблемой.

Если классическая наука, естественные науки ищут закономерности путем предельного «очищения» явления от всех «посторонних проявлений», то задача системного исследования сложных объектов, наоборот, состоит в максимальном учете всех проявлений объекта и воздействий окружающей среды. Поэтому системные исследования по-новому поставили проблему конечности познавательных средств и бесконечности проявлений и свойств сложного, проблему всеобщей взаимосвязи и независимости явлений, декомпозируемости целостного объекта, полноты и достаточности при представлении объекта системой, детерминации и самодетерминации.

Как мы отмечали, системные исследования выполняются на уровне макросвойств сложных объектов. Если воспользоваться классическими приемами, то для поиска закономерностей на уровне макросвойств следовало бы осуществить редукцию к исходным основаниям и законам их связи. Очевидно, что такая редукция сопряжена с декомпозицией сложного на такое число промежуточных подсистем, свойств, что число переменных стало бы необозримым. Это то же самое, что описывть движение планет в терминах квантовой механики.

Тезис системной концепции был иным: сложные объекты характеризуются небольшим числом макросвойств и эти макросвойства также должны подчиняться закономерности. Сложность, однако, состоит в том, что эти макросвойства принадлежат качественно различным уровням реальности (так для технических систем: информационная емкость, стоимость, точность функционирования, весо-габаритные характеристики, надежность, живучесть и т.п.). При этом существенно, что эти качества сложной системы взаимосвязаны между собой.

Поэтому для сложных систем приняты два уровня исследования[23]:

1. исследование системы по каждому качеству отдельно при постулировании значений других качеств;

2. исследование качеств в их взаимосвязи.

При этом особая роль в организации сложного принадлежит информационным связям, которые связывают качественно разнородные подсистемы в единое целое, и в то же время сохраняют независимость их функционального описания. Тем самым существенно облегчается возможность исследования независимых качеств (так, в радиолокационной системе подсистема движения, обеспечивающая перемещение информационной подсистемы, как правило, не зависит от самой информационной подсистемы, что допускает их независимое исследование).

При всей устремленности к наибольшему охвату свойств и качеств системы абстрагирование как отбрасывание постороннего остается необходимой процедурой в системных исследованиях. При этом мы сталкиваемся с двумя принципиальными вопросами.

Построив систему как конечный набор свойств и взаимодействий, мы полагаем, что интегральное свойство, порождаемое этим набором, совпадет со свойством К целостного объекта, и тем самым, система явится представлением порождения свойства К объекта. Какие требования должны быть наложены на этот набор, чтобы можно было сказать, что мы построили систему?

Очевидно, что в логическом плане это приводит к требованию полноты набора свойств, необходимости свойств и отношений и их достаточности, т.е. как раз к тем вопросам, которые фундаментально разрабатывались в математике. Системная методология должна была выработать свое отношение к этим требованиям. Очевидно, что если заданы только две стороны треугольника, ни о каком порождении треугольника не может быть и речи, и если мы при рассмотрении электрической цепи ограничиваемся рассмотрением только сопротивлений без учета индуктивностей и емкостей, то мы не можем получить адекватное представление о переменных токах и напряжениях. В то же время для описания орбиты Земли с той гносеологической точностью, которая соответствует метрической точности времен Коперника, достаточно было рассматривать только семь планет солнечной системы.

С другой стороны, чтобы получить представление объекта в виде системы, а значит обладать знанием о нем, человечеству должны быть «явлены» свойства, которые порождают свойство целого объекта. История научного познания и есть история выявления новых свойств (сила, энергия, электрический потенциал, информация и т.д.). Вся проблема организованной сложности не могла даже рассматриваться, пока наукой не было освоено понятие информации.

С наших позиций[24] понятие система и требование полноты набора свойств нерасторжимы. Произвольность набора свойств, не подкрепленная их достаточностью, полнотой, конечно, может использоваться в процессе системных исследований, но именно с целью исследования его полноты. Анализ полноты набора связан с изучением и анализом причинно-следственных отношений, подобно тому, как причинные связи бэконовской индукции позволяли отыскивать действительную закономерность. Подобно тому, как принцип причинной индукции явился руководящим методологическим принципом на протяжении столетий, принцип порождающих структур является ведущим в системных исследованиях.

Далее мы покажем, что в своем глубинном смысле, как цель научного познания, системные исследования направлены на формирование системы как выражения классического философского принципа достаточного основания. Лучшей иллюстрацией того, какой результат может дать методология построения системы на достаточных основаниях, служит опыт создания технических объектов. Полет к соседним планетам наглядное тому подтверждение.

Однако общеизвестно, что в период бурного интереса к системным концепциям только многочисленность рассматриваемых свойств объекта уже выдавалась за «системные исследования».

Произвольность набора свойств, не подкрепляемая структурированными порождающими отношениями заставляет в значительной степени действовать вслепую, и, как хорошо известно из практики неудавшихся проектов, создает лишь ложную видимость системных исследований.

В свете всего сказанного отметим характерную методологическую особенность системных исследований. Система всегда имеет два качественно различных представления. Одно из них отображает свойства (качества), отношения элементов, их связи в структуре, т.е. порождающие отношения, другое – количественные отношения между свойствами. Первое представлено набором элементов и структурой, второе – уравнениями, функциональными зависимостями между величинами этих свойств. Для классической науки рисунок, схема были лишь вспомогательными средствами для вывода количественной зависимости. После того, как закон, закономерность получены, причинно-следственное отношение исчезает из поля зрения. Результирующий вид закона Ньютона не только не отображает причинного отношения, но и количественное уравнение дает в перевернутом виде F=ам (вместо а=F/м).

В отличие от этого теория электрических цепей уже немыслима без электрических схем. Одна из первых статей Заде[25] периода подъема системного движения так и называлась: «От теории цепей к теории систем». А в системных исследованиях структура занимает ведущее место. В свете последних результатов структура видится уже не просто схематическим изображением связей, но выступает как реальный энергетически наполненный компонент системы[26].

Отметим также важный философский момент: детерминированное поведение набора свойств, а значит, достаточность этого набора проверяется соотношением количеств (уравнение как отношение заменимости). Только строгие количественные отношения в системе служат основой порождения интегрального свойства. В этом смысле можно согласиться с Пифагором, что в основе мира лежит гармония чисел.

Проблема достаточности решается в системных исследованиях детальным описанием условий существования объекта в мире.

Классическая методология, стремясь к высокому уровню математизации, научные дисциплины в рамках принятой парадигмы строит идеализированные модели, которые, прежде всего, удовлетворяют условию математизации. При этом совокупность всех предположений, упрощающих и идеализирующих условий в структуру постановки задачи уже не входит. Системный подход тем и отличается от классического, что он требует включать в рассмотрение в явном виде все условия существования объекта как целого. С этой целью введено понятие «окружение».

Такому же детальному описанию подлежат и связи между элементами системы.

В результате теоретическая постановка задачи исследования целостного объекта фактически нереальна и важнейшим аппаратом исследования становится метод индукции и метод имитационного моделирования объекта с помощью вычислительной техники. Как мы указывали при обсуждении проблемы системности знания, в XVIII веке эмпирическое направление отказывало знанию в системности. Однако парадокс состоит в том, что эмпирическое исследование строится на базе системной методологии, а сущность индуктивного обобщения состоит в поиске структурированных порождающих систем[27]. Вот в этом-то случае мы и имеем дело с произвольным набором свойств, как раз в духе определения Б. Гейнса: «Система есть все, что различается как система». Этот произвольный набор есть та основа, на которой делается попытка построить «систему на объекте». Критерием такого построения по-прежнему служит самодетерминация набора свойств. Однако в силу произвольности набора само понятие детерминации приходится расширить до понятий вероятностной и нечеткой детерминации. И, хотя, в этом случае не идет даже разговора о поиске онтологической порождающей структуры, тем не менее, поиск этой структуры осуществляется путем структурирования данных и перебора различных вариантов структур вплоть до поиска структуры с минимальной степенью неопределенности.

Теоретический метод исследования сложных систем основан на принципе рекуррентного объяснения[28]. Если система допускает морфологическую декомпозицию на подсистемы вплоть до нескольких уровней, в этом случае плодотворно теоретическое исследование, ибо постепенная последовательная декомпозиция объекта позволяет рассматривать на верхнем уровне небольшое число непосредственно нижележащих подсистем с их макросвойствами. Тогда постулирование свойств подсистем позволяет теоретически вывести поведение системы в целом, возможно при упрощающих предположениях. Поэтому для системологии оказывается справедлив принцип, что «грубая модель сложной системы может оказаться проще, чем более точная модель простой системы»[29].

Очевидно, что возможности теории в исследовании сложных объектов опираются на теории всех частных наук. Разнокачественность подсистем объекта требует привлечения самых разнообразных предметных областей. Свойства системы данного уровня выводятся исходя из постулируемых свойств непосредственно нижележащих подсистем. Так динамика диаграммы направленности антенны вдоль поверхности Земли при движении самолета может быть теоретически выведена из рассмотрения подсистемы, обеспечивающей ее движение, и движения самолета и диаграммы направленности антенны в статистическом состоянии. Целостные характеристики, выводимые на основе постулирования характеристик подсистем, должны допускать возможность сличения их или следствий из них с характеристиками объекта – оригинала.

В свою очередь характеристики подсистем первого уровня выводятся из постулируемых характеристик подсистем второго уровня.

По результатам такого сличения возможна коррекция постулируемых характеристик подсистем.

Так идет непрерывное обращение к реальному объекту при переходе на все более низкие уровни. В результате мы имеем лишь содержательную теорию целостного объекта, которая пронизана эмпирическими закономерностями. Однако трудность возникает в том случае, когда качества подсистем взаимозависимы.

Ближе всего к рекуррентному принципу построения теоретического знания о сложных объектах лежит техникознание. В основе рекуррентного принципа лежит возможность функциональной декомпозиции объекта. Но именно технические объекты создаются путем последовательной декомпозиции конечного желаемого результата (цели функционирования объекта) на дискретный набор функций, необходимых и достаточных для порождения этого результата (так называемое «дерево функций»).

Сам факт однотипности функций в живом, природных явлениях, социальных и экономических системах приводил к мысли о том, что описание их поведения должно содержать некий изоморфизм, подобие моделей и подобие принципов. Эта идея была руководящей во всей системной концепции Л. фон Берталанфи. Системная мысль с самого начала была направлена на создание «общей теории систем». Отметим, что первоначально Берталанфи ставил задачу разработки теории «общей системы» (general system) и только в переводе на английский она начала звучать как общая теория систем (general systems theory). Уже в 1954 году на ежегодном конгрессе Американской ассоциации развития науки был принят проект создания «общества общей теории систем». Однако реализация проекта вызвала большие трудности. Для разработки всякой теории прежде всего должен быть определен предмет этой теории. Но именно понятие «общая система» не было определено в этой программе, как оно и до сих пор не определено в системном движении.

Математический вариант общей теории систем рассматривает в качестве предмета исследования понимание системы как абстрактного объекта, строго определенного в теоретико-множественных терминах. При этом все основные понятия вводятся аксиоматически с помощью формализации, а все свойства систем выводятся на основе развития математической теории.

Авторы специально обходят вопрос о какой-либо связи вводимых математических структур с феноменологическим описанием реальных объектов, фиксирующим характер причинно-следственных преобразований применительно к социальным, биологическим, физическим и другим явлениям, хотя неоднократно подчеркивают их приложимость к явлениям самой разной природы. Поэтому методология исходного феноменологического анализа объектов остается за рамками этой теории.

Следует признать, что попытка создания общей теории систем в целом оказалась нереализованной, однако ее настойчивая разработка привела к созданию ряда системных направлений. Основным их содержанием явились:

- содержательная теория целостного объекта (системология)[30]

- наука о системах, системная методология индуктивного обобщения

- система как абстракция и ее математические основы (общая теория систем: математические основы);

- системная методология в техникознании (системотехника);

- общая методологическая концепция (системный подход, системный анализ);

- варианты общей теории систем (А.У. Уемов, Ю.А. Урманцев, В.С. Тюхтин и другие).

В силу того, что единое определение «общей системы» так и не было выработано, вопрос об «общей системе» постепенно был снят с повестки дня. «Общество общей теории систем» изменило свое название на менее обязывающее: «Общество по исследованию систем».

В целом системное движение в огромном числе работ разработало целый ряд принципиальных вопросов научной методологии, вновь переосмыслило или развило ряд методологических принципов, создало методы представления объектов как систем. Однако к началу ХХI века эти достижения не преодолели своего фрагментарного характера. Системная парадигма остается совокупностью иногда слабо связанных концепций, методов и принципов. В свете задуманной Л. фон Берталанфи общей теории систем эта разрозненность создает впечатление незавершенности выдвинутой задачи. Задача создания единой (мы не будем говорить «одной») логически стройной методологии исследования сложного, включающей все фрагменты процесса научного познания, его выработанную веками терминологию, эпистемологические основания и т.д. предстает перед нами как важная задача эволюционной эпистемологии и науки ХХI века.

Эта раздробленность системных концепций, трудности их сведения в обобщенную системную концепцию привели к концу ХХ века к определенному спаду интереса к системной проблематике. Резко уменьшилось число публикаций. Если раньше в 70-80 - х гг. журналы и материалы конференций пестрили заголовками статей и докладов с термином «системный», то в конце ХХ века этот термин почти исчез в заголовках работ.

Анализируя причины такой раздробленности системной парадигмы в целом[31], можно прийти к заключению, что истоки этих причин лежали в недостаточном внимании к онтологическим основаниям системных исследований и самого понятия «система». При этом именно установка на общую теорию систем придала эпистемологический крен всему системному движению. Этот крен попытался выправить Е. Ласло, стремясь вернуть системным исследованиям смысловой онтологический фундамент[32].

История развития естественных наук показала, что наука делает свой следующий рывок вперед всякий раз, когда в проблемной ситуации она обращается к онтологии.

Так и системное движение, столкнувшись с рядом проблем должно искать их решение в единстве рассмотрения онтологических и эпистемологических оснований понятия система[33].

2.3. Единство онтологических и эпистемологических оснований при рассмотрении содержательного аспекта системности

Отношение научного познания к онтологии имеет долгий и противоречивый путь развития[34]. Классическая онтология всегда была связана с теорией познания, выступая фундаментальной основой тех или иных гносеологических концепций. Однако с развитием гносеологической проблематики гносеология начинает все более оттеснять онтологию на второй план. В философии Нового времени от онтологии требуется не столько обосновать, сколько объяснить те или иные гносеологические конструкции. На первый план выдвигается проблема онтологического статуса объектов научного познания. Кант завершает поворот от «онтологии чистого бытия» к «онтологии познания». Неокантианство и близкие к нему направления форсировали гносеологическое понимание онтологии, намеченное еще в классической немецкой философии.

К концу ХIХ – началу ХХ веков в ряде направлений происходит пересмотр позиций и возврат к онтологизму. Делаются попытки построить согласованную с современным естествознанием онтологическую картину мира. Однако определяющим для философии науки оказывается неопозитивизм и аналитическая философии, рассматривающие все попытки возрождения классической онтологии как рецидив заблуждений философии прошлого. Если в дальнейшем эта позиция смягчается, то лишь в той мере, что онтологию следует рассматривать как полезный мировоззренческий инструмент.

Однако для самой науки всегда было характерно, что любая предметная область так или иначе, явно или подсознательно выдвигала свои исходные онтологические постулаты, над которыми надстраивались научные дисциплины. Условием существования любой научной дисциплины является некоторая совокупность базисных онтологических допущений. Однако так как наука нацелена на изучение своего собственного предмета, это онтологическое основание находится, как правило, вне ее поля зрения, но, скорее всего, просто принимается в качестве само собой разумеющейся предпосылки. В то же время «самопонимание науки, рассматриваемое как артикуляция актуального запаса онтологического понимания, возможно лишь на основе философского, т.е. онтологического понимания в целом»[35].

Научная революция начала ХХ века только повысила интерес к онтологии. Выдающиеся ученые ищут в онтологии пути интерпретации естественнонаучных открытий. Гейзнберг ищет опору у Платона, Эйнштейн у Спинозы, Бор у Демокрита. Характерно, что Гуссерль, выдвинув для науки лозунг «возврата к жизненному миру» от безжизненных абстрактных математических построений естествознания, говорит о необходимости восстановить онтологию как философскую науку. Его доктрина «региональных онтологий», изучающих нередуцируемые чистые сущности, порождающие независимые регионы бытия (наука, этика, религия и т.д.), оказывается близка версиям Платона и Канта.

Новую струю в развитии онтологии внесла разработка проблемы живого и жизни. Философия жизни и живого пытается построить согласованную с современным естествознанием картину мира, в которой основными структурными элементами являются базовые биологические модели (творческая эволюция Бергсона, холизм Смэтса, органицизм А. Н. Уайтхеда).

На этом философском онтологическом фоне и развивается научная идея изучения «организованной сложности».

Заметим, что Гуссерль читал свои лекции в Вене с призывом возврата к «жизненному миру» как раз тогда, когда Л. фон Берталанфи разрабатывал свои биологические концепции, приведшие его позднее к понятиям открытой системы и общей теории систем. Важно отметить, что исходное понимание им «системы» было онтологическим. Как мы указывали, Берталанфи определял систему через взаимодействия совокупности элементов.

Однако устремленность системного движения к предельному обобщению понятия система постепенно отдалили системную парадигму от идеи Берталанфи. В попытках расширения понятия система, его распространения на идеальные объекты и в стремлении к предельной формализации понятие взаимодействия исчезло из определений понятия система и было заменено понятием отношение. Так был утерян онтологический смысл понятия система, что породило множество противоречий в самой системной парадигме.

Возврат к исходному пониманию системы как совокупности взаимодействующих элементов позволяет устранить многие из этих противоречий.

Онтологические истоки понятия система

Тот исключительный интерес, который вызвала идея Берталанфи, позволяет говорить о том, что он поднял на поверхность насущную проблему современности. Но одновременно следует предположить, что столь важная проблема должна была рассматриваться на протяжении истории философии, начиная с античности.

К рассмотрению онтологических оснований понятия система мы можем подойти с двух позиций – онтологии бытия и онтологии познания. Встает вопрос, является ли система фундаментальной конструкцией бытия или она есть лишь гносеологическая форма, которой оперирует сознание, априорная форма разума.

Если понятие система является столь значимым, то философия, начиная с античности и могла пройти мимо обсуждения сущности системы, хотя понятие система в его современном смысле философией не употреблялось.

Благодаря осмыслению системной парадигмы в ХХ веке, нам открывается новая сторона в работах великих философов. Становится ясно, что обсуждаемые на протяжении истории философии проблемы онтологии бытия и онтологии разума имеют непосредственно отношение к проблеме системности. Наибольший интерес для поиска онтологических оснований понятия система представляет перекличка Платона, А. Н. Уайтхеда и их современных последователей. Обсуждаемые ими проблемы единого и множественного, одного и многого, порождения нового имеют непосредственное отношение к сущности понятия система.

Аристотель в «Физике» отмечает, что древние философы беспокоились, как бы не оказалось у них одно и то же единым и множественным. Платон впервые утверждает диалектическое единство единого и многого. Он задает вопрос: «Если есть единое, то может ли это единое быть многим?» и отвечает на него утвердительно: «Ничто, однако, не препятствует, чтобы разделенное на части имело в каждой своей части свойство единого и чтобы, будучи всем и целым, оно таким образом было единым»[36]. Мы воспользуемся интерпретацией А.Ф. Лосева[37] платоновской концепции единого и многого.

Платон различает несколько типов единого. Первый тип единого (hen) настолько противоположен всякой множественности, что он оказывается лишенным всякой раздельности. Второй тип, который Платон называет «hen on» (единое сущее), является объединением множественного.

Разбирая проблему целого, Платон дает формулировку, которая непосредственно приложима к сущности системы. Он различает понятия «все» и «целое». «Все» выступает как механическая сумма дискретных частей. Целое представляет собой, как мы сказали бы сейчас, новое качество и части его, оставаясь самими собой, уже отражают в себе эту неделимую цельность.

Платон подчеркивает, что части целого остаются самими собой, это не произвольное деление на части, а такое деление, которое сохраняет определенность каждой части. Именно этот смысл следует придать элементам системы. При выделении системы на объекте прежде всего нам должна быть дана возможность декомпозиции на качественно определенные части. Эти части должны обладать определенностью своего свойства, выступающего как возможность взаимодействия. Определенность свойства должна быть таковы, что можно указать определенность отношений между частями.

Однако проблемой соотношения многого и одного не ограничивается сущность понятия система. Сущность системы состоит в порождении нового свойства. Система выступает как самодостаточность, как определенность качества. Здесь для нас представляет большой интерес концепция платоновских идей. Для Платона идеи есть идеи порождающие. В них заложена сущность вещей, с которыми идеи в неразрывном единстве. Для наших целей важно, что Платон отмечает наличие такого вида идей, когда одна идея охватывает многие отличные друг от друга идеи. При этом, подобно звукам и буквам, одни способны смешиваться и сочетаться друг с другом, другие же не сочетаются.

Современное видение системы состоит в том, что возможность выделения частей с определенностью свойств, еще не гарантирует построение системы на объекте. Требование состоит в том, что совокупность свойств и отношений должна порождать интегральное свойство этой совокупности. Здесь мы вступаем в самые глубины онтологии, чтобы выяснить принципиальную возможность порождения новых свойств за счет взаимодействия группы свойств. Очень выразительно эта сторона онтологии разработана А. Уайтхедом[38].

Категориальная схема Уайтхеда содержит онтологические основания порождения нового. Он вводит «категории изначального»: творение (созидание), одно, многое (Creativity, One, Many) и определяет сущность мироздания как порождение «новизны» (Novelty): «Изначальный метафизический принцип есть продвижение от раздельности к объединению, создание новой сущности, иной, чем сущности, данные в раздельности….Многое становится «одно» и возрастает на это «одно». (The Ultimate metaphysical principle is the advance from disjunction to conjunction, creating a novel entity other than the entities given in disjunction…The many become one, and are increased by one»)[39].

Обратим внимание, что это есть фактически определение системы. Понятия «сложное единство» (complex unity), «совместность многого» (the togetherness of the many), «объединенное единство» (conjunctive unity) позволяют видеть в онтологии А. Уайтхеда глубокую разработку проблем современной системной парадигмы. И в то же время предметный указатель к работе «Процесс и реальность» не содержит понятия система.

Отметим важную черту онтологии А. Уайтхеда. Он фактически формулирует принцип системности мира, его иерархическое строение, которое ляжет в основу системного видения мира Е. Ласло. Уайтхед вводит понятие «созидающего наступления» (The creative advance) и тем самым распространяет действие принципа «объединение многого в одно» на все уровни реальности: «Созидающее наступление есть приложение этого изначального принципа созидания к каждой новой ситуации, которую он вызывает к существованию» (The creative advance is the application of the Ultimate principle of creativity to each novel situation which it originates)[40].

Заметим, что ни Платон, ни Уайтхед не поднимают проблему бесконечности взаимодействий, проблему всеобщей взаимосвязи. Новые сущности создаются из конечного «многого», одна идея объемлет конечное число сочетаемых идей. Это единство одного и многого и является главным отличительным признаком системы.

Лежит ли система как форма в основании мира? По-видимому, да. Фундаментальные законы физики выполняются с высокой точностью. Простота фундаментальных законов, на которой настаивали Эйнштейн и Бор, проявляется как раз в том, что законы объединяют очень небольшое количество свойств. Тем самым на изначальных уровнях мироздания, в идеале, система формируется из конечного числа свойств.

Таким образом, онтологии важнейших философий содержат в себе онтологические основания системы как идеальной формы порождения нового качества, многообразия мира. Система как образец идеи Платона определяет закономерность порождения новых сущностей. Она задает форму объединения многого в одно. Подобно идеям Платона, которые существуют в неразрывной связи с порождаемыми ими вещами, идея системы не существует изолированно нигде, но присутствует везде.

Однако явно это проявляется только на уровне фундаментальных закономерностей. В то же время цель, поставленная Л. фон Берталанфи и системным движением – распространить эту форму на макросвойства реальности (экономику, природные явления, артефакты). Однако здесь у нас нет основания утверждать принцип независимости явлений, полагать, что конечный набор макросвойств будет давать строгую закономерность. Поэтому применительно к макрообъектам система начинает выступать в роли абстракции человеческого ума, как Кантовская априорная форма разума.

Тогда понятие «общая система» (general system) есть понимание системы как абстракции, как формы, в которую облекается знание закономерностей[41]. Соответственно, содержание общей теории систем (General systems theory) в значительной своей части должно включать логику процессов абстрагирования[42] применительно к абстракции «система». Так в системной методологии научного познания, разработанной Дж. Клиром, обсуждение проблемы абстрагирования занимает важное место.

На этом этапе и происходит переход к произвольному набору свойств, что мы обсуждали в начале. Это обусловлено не сущностью системы, а лишь ограниченными познавательными способностями субъекта. При этом важно иметь в виду, что из произвольного набора свойств мы можем создать не обязательно систему, а возможно не – систему или квазисистему. Понятие «не-система» введено Уемовым А.Н.[43]

Таким образом, понимание системы как онтологической формы порождения нового составляет сущность принципа системности. Система отражает фундаментальное свойство мироздания порождать определенность качества путем объединения конечного числа проявлений.

Нам следует предвидеть, что каждое созданное нами явление «схватывается» другими явлениями природы, техносферы и общества. Этот лавинообразный процесс, подобно цепной реакции, определяет будущее планеты. Вот почему завершение разработки системной парадигмы, столь плодотворно начатой системным движением, является актуальной задачей ХХI века. Человечество должно овладеть не только системной методологией, но и системным видением мира и системным мышлением.

Взаимодействие или отношение?

Мы видим, что исходно онтологически в «сращении многообразного» и порождении нового (А. Уайтхед) должны участвовать взаимодействия, а не отношения.

Открытие закона всемирного тяготения, введение понятия «гравитационное поле», объяснение электромагнитных явлений наличием электромагнитного поля со своей собственной первоосновой, принципиально отличной и несводимой к механическим взаимодействиям, – все это привело к глубокой разработке категории «взаимодействие», имеющей своим истоком аристотелевские категории «действие и претерпевание».

Постепенно становилось ясно, что первоосновой мира являются взаимодействия, так как и сами свойства вещей есть не что иное как способность к взаимодействию. Понятие «взаимодействие» стало важнейшей категорией, причем исходной по отношению к категории «свойство», так как, являясь только возможностью, свойство детерминируется взаимодействием и становится действительностью.

Открытие информации расширило круг исходных взаимодействий на уровне макросвойств. Оказалось, что все многообразие мира могут создавать четыре вида первичных взаимодействий на уровне макросвойств: силовое механическое, силовое полевое (электромагнитное, гравитационное) и информационное. Вещи могут обмениваться лишь энергией, информацией и веществом.

Взаимодействие предполагает наличие материального активного компонента: поля или потоков энергии, информации или вещества. Само взаимодействие может находиться в определенных отношениях к свойствам взаимодействующих элементов. Поэтому понятию «элемент», входящему во все определения «системы», следует придать иной смысл, чем ему придают до настоящего времени. Современное понимание понятия «элемент» идет от Аристотеля и имеет смысл «то, что дальше не делится». В этом смысле и говорят об элементе, составляющем систему.

На самом же деле сущность элемента как компонента системы сводится к его качественной определенности, определенности его свойства, которое допускает определенные возможные взаимодействия. И в этом смысле к элементам системы следует относить и сами активные взаимодействия (либо как силовые взаимодействия, либо как потоки энергии, информации, вещества). Ведь «сила» входит как материальный компонент в законы Ньютона и Кулона, а не как отношение.

Так как взаимодействие обладает конкретностью, своей качественной определенностью, то и вызывается им к «претерпеванию» вполне определенное свойство элемента, на который оказывается воздействие. И в этом смысле взаимодействие детерминирует свойство взаимодействующего. Так как свойства и взаимодействия реализуются в пространстве и времени, находятся в отношениях количественных, порядка и т.п., то систему характеризует и множество отношений. Однако важно, что категория «отношение» не устраняет категорию «взаимодействие». Система включает в себя и взаимодействия, и отношения.

Такой возврат к исходному пониманию системы как группы взаимодействующих свойств позволяет решить многие противоречия системной парадигмы[44]. Тогда с онтологических позиций сущность системных постулатов сводится к следующему:

1. качественная определенность вещи порождается взаимодействиями качественных определенностей, составляющих эту вещь.

2. макровзаимодействия могут быть следующих видов: силовое механическое, силовое полевое (гравитационное и электромагнитное), обмен энергией, информацией, веществом.

3. качественные определенности вступают во взаимодействие благодаря наличию определенных свойств как способности к этому взаимодействию.

4. Взаимодействия избирательны: существует принцип сочетаемости свойств и взаимодействий.

При, казалось бы, естественности этих онтологических постулатов, их осознание шло с большими трудностями. Главным барьером здесь оказывалась преданность идее первооснов. Однако, если глубина материи неисчерпаема, любая первооснова должна иметь более глубокое основание. Но тогда в качестве «первооснов» на уровне системных исследований можно рассматривать не глубинные основы материи, но макросвойства и макровзаимодействия на любом уровне реальности. Требование здесь одно – чтобы взятое в качестве основы представляло собой качественную определенность, относительно которой можно говорить об определенных взаимодействиях.

Онтологический смысл понятия система

Теперь мы можем выявить, какой онтологический смысл содержится в понятии система, вызванном Л.фон Берталанфи к столь активной жизни.

Всякая вещь обладает множеством качеств. Так вулкан является одновременно извергающим лаву, возвышенностью (горой), источником шума, источником тепла и т.д. Относительно каждого качества вулкан представляет собой качественную определенность. Качественная определенность выступает как аспект вещи относительно качества Кi. Тогда:

А. Система есть та сторона существования вещи, которая определяет ее качественную определенность, порождение качества Кi.

Так как существование вещи реализуется через наличие свойств и взаимодействий, то:

В. Система есть та сторона существования вещи, которая определяет порождение качества Кi через свойства частей и их взаимодействия.

При этом часть тоже выступает как качественная определенность, внутренне присущая вещи. Система есть проявление внутренних взаимодействий во внешнем качестве вещи.

Заметим, что для качества как сложного свойства нельзя указать конкретное взаимодействие[45]. Поэтому качественная определенность вещи должна быть декомпозируема на набор свойств, между которыми уже может быть определено конкретное взаимодействие. В этом смысле взаимодействие является первичным по отношению к свойству. Объект декомпозируется, расчленяется на составные части именно по взаимодействиям. В основе декомпозиции лежат не свойства частей объекта (у каждой части их несчетное множество), а конкретность, определенность реализуемых в вещи взаимодействий. Поэтому можно сказать иначе:

С. Система есть та сторона существования вещи, которая определяет ее качественную определенность через взаимодействие качественных определенностей как частей вещи.

Система есть та сторона существования вещи, которая определяет порождение качества вещи Кj как целого через взаимодействия внутренних качественных определенностей как частей вещи.

Свойства и взаимодействия существуют при их конкретных количественных характеристика. Причем только при определенной согласованности количественной стороны свойств и взаимодействий эта совокупность свойств и взаимодействий будет порождать данное качество Кi. Взаимодействия реализуются только в определенных границах значений параметров взаимодействующих элементов. Так, звук на выходе радиоприемника возникает только при строго согласованных значениях радиотехнических параметров.

Для характеристики зависимости количественной стороны и порождаемого этими количествами качества Гегель ввел категорию «мера». Мера есть единство количественной стороны свойств и взаимодействий и порождаемого ими качества. Всякое качество существует как данное качество только в определенных границах количественных значений свойств и взаимодействий. Так, внутри границ температур 35,8 – 37,2 С? человек здоров, а вне этих границ – болен. Соответственно, данное качество вещи существует только в границах меры. Вне границ меры качество меняется скачком, а вещь становится другой вещью. Тем самым можно сказать, что пространство меры есть пространство качественных определенностей. Это и есть пространство индивидуальностей. Представляется, что разработка современного смысла понятия «система» приведет и к дальнейшей разработке категории «мера». Теперь мы можем далее уточнить онтологический смысл системы:

Д. Система есть та сторона существования вещи, которая определяет порождение качества Кi за счет внутренних свойств и взаимодействий, лежащих в границах меры.

Следовательно, о всякой системе можно говорить лишь как о системе на объекте А относительно качества Кi этого объекта. Вот почему в обыденном и профессиональном языке термин система всегда идет с прилагательным: энергетическая система, система связи и т.д. Этим сразу указывается, относительно какого качества объекта рассматривается система.

Так как всякое взаимодействие существует лишь в возможности (либо с необходимостью, либо со случайностью), то о порождении качества Кi можно говорить только с определенной степенью возможности. Поэтому, чтобы быть более точным, следует говорить:

Е. Система есть та сторона существования вещи, которая определяет порождение качества Кi со степенью возможности Q.

Как мы видим, последовательно в онтологическом осмыслении системы включаются все новые и новые категории. В конечном счете, они определят правила задания системы в научном познании.

Следует подчеркнуть категориальную значимость термина «порождение», который мы используем при онтологическом осмыслении системы. В разработанной им онтологии А. Н. Уайтхед вводит категорию «креативность» со смысловым оттенком «творение», «создание» и включает ее в категории «изначального». Заметим, что английский термин «create», используемый А. Уайтхедом, обычно переводится рядом русских синонимов: творить, создавать, производить, делать, реализовывать. Однако английский толковый словарь дает более глубокое толкование этого термина: осуществлять, вызвать к существованию (bring into existence, produce by what one does). Этот последний смысл лучше всего передается русским термином «порождать» в значении: производить, причинять, причина родит последствие[46]. Этот термин не предполагает отдельно от создаваемого стоящего творца, деятеля, производителя. Скорее здесь отражен тот смысл, что одно сущее само из себя дает другое сущее. Именно в этом смысле «многое порождает одно». Поэтому в изложении онтологического смысла понятия система мы будем использовать термин «порождение», оставляя возможность его замены более адекватным термином.

Термин «порождение» используется и в вычислительной технике и в математике в таком же смысле («порождающий алгоритм»).

Термином «порождение» мы стремимся отразить тот факт, что группа, набор внутренних свойств и взаимодействий, объединяясь, дает начало, приводит к возникновению новой качественной определенности, при этом этот набор внутренних свойств сохраняет свое существование наряду с этой новой качественной определенностью. Это именно тот эффект, который лежит в основе онтологии А. Н. Уайтхеда: «многое становится одним и возрастает (в качестве – Е.А.) на это одно». Порождаемая качественная определенность выступает как целое, возникает из совокупности частей, из многого и становится единым, одним.

Теперь нам важно определить, что собственно из этой онтологической сущности системы переходит в познание, как соотносится онтологический и эпистемологический смысл понятия система. Для этого необходимо выяснить, какую задачу решает научное познание с помощью понятия система.

Система как форма задач обоснования

Процедуры познания, выполняемые в различных областях науки, техники, создания артефактов, весьма разнообразны по своему содержанию. Среди них объяснение, предсказание, проектирование являются кардинальными задачами, которые обеспечивали выживание человека. Показано, что процедуры объяснения, предсказания, ретросказания, получения законов и закономерностей, определение, доказательство и ряд других, так же как выбор элементов проекта, конструирование и т.п. с логико-гносеологических позиций по своей сущности сходны. Все эти процедуры можно рассматривать в качестве разновидностей одной и той же фундаментальной познавательной процедуры – процедуры обоснования[47].

В основе всех этих процедур лежат два фундаментальных способа познания – анализ и синтез, следовательно, представление целого через части. Именно к задачам обоснования целого через части и относится исходное эпистемологическое понимание системы. Характерно, что с 17 века понятие система стало использоваться именно в смысле дедуктивной системы, обеспечивающей выведение любого знания предметной области из исходных оснований.

По своей сущности обоснование предполагает наличие двух компонент: обосновываемого и оснований. Смысл обоснования состоит в том, что совокупность компонент основания с необходимостью приводит к обосновываемому как следствию. В идеале система как форма обоснования целого через части есть такое представление целого через такие части, которые с необходимостью дают свойство целого. Теперь становится ясно, почему мы определили «систему на объекте» относительно качества К целостного объекта. Это качество К и является обосновываемым компонентом. Это приводит нас к пониманию системы как единства обосновываемого и оснований и придает системе двухкомпонентную форму с отношением между компонентами. Следовательно, система как форма обоснования есть та познавательная конструкция, которая призвана выражать Лейбницевский «принцип достаточного основания».

«Принцип достаточного основания», сформулированный Лейбницем, хотя и вошел в логику в качестве закона, но фактически он не жил активной жизнью закона. В научных и философских кругах обычно этот принцип известен в первоначальной формулировке Лейбница: «Наши рассуждения основываются на двух великих началах: начале противоречия…и начале достаточного основания, в силу которого мы усматриваем, что ни одно явление не может оказаться истинным или действительным, ни одно утверждение справедливым, без достаточного основания, почему именно дело обстоит так, а не иначе, хотя эти основания в большинстве случаев вовсе не могут быть нам известны»[48].

В середине ХХ века М. Хайдеггер вызвал этот принцип из забвения в своем превосходном исследовании[49]. По замечанию М. Хайдеггера этот принцип остается в обиходе человеческого представления в качестве чего-то незаметно привычного. Глубинный смысл Хайдеггер слышит в одной из последних формулировок принципа самим Лейбницем: «Principium raddendae rationis sufficientis»: «Ничего нет без достаточного основания, которое выдвигает требование своей доставки»[50].

Этой формулировкой Лейбниц возвысил принцип до высочайшего основоположения, выдвинув одновременно требование явного присутствия в знании оснований этого знания.

Это позволяет по-новому подойти к раскрытию смысла понятия система и признанию системы как универсальной формы знания. Начиная с науки Галилея методология науки сделала своей задачей выработку выразительных средств для доставки в знание оснований этого знания. По словам М. Хайдеггера «…наука Нового времени понимается как превосходный способ обосновывающего представления предмета»[51].

Как далее пишет М. Хайдеггер «Principium raddendae rationis требует, чтобы всякое представление предметов являлось неким обосновывающим себя представлением». Но это и было то представление, которое в дальнейшем получит название «система». Это и была форма системы. Среди всех абстракций человеческого ума система явилась самообосновывающим абстрактным объектом.

Л. фон Берталанфи начал поиск универсальной формы обоснования сложного. Он назвал эту форму «общая система». Его идея имела успех только благодаря тому, что наука уже выявила такие необходимые основания сложного как взаимодействия, информация. Без этих понятий обоснование сложного было невозможно. Системное движение ХХ века было направлено на выявление оснований, порождающих свойства сложных объектов, доставку этих оснований в знание и закрепление этих процедур в системной методологии научного познания. Требование «достаточности» было включено в явной формулировке в определение понятия система П. К. Анохиным[52], В. Н. Сагатовским[53] и Ю. А. Урманцевым[54].

Системный подход следует рассматривать как явную формулировку современного понимания принципа достаточного основания. Отметим, что в данном философском исследовании мы шли вслед за глубоким и всесторонним методологическим исследованием Дж. Клира. Именно в силу того, что системные исследования стремятся к явному представлению всех достаточных оснований, выразительные средства системной методологии много богаче выразительных средств классической науки, где многие отношения подразумевались как само собой разумеющиеся. Но что понимать под достаточностью оснований?

Сам Лейбниц не затрагивал этот вопрос. Но если система выступает как реализация достаточных оснований, то мы вправе поставить вопрос по-другому: достаточных для чего? И тогда оказывается, что содержание всякого знания ограничено. Всякое полученное знание характеризуется некоторым «интервалом содержания абстракций»[55]. Поэтому понятие достаточности претерпевает существенную трансформацию со времен Лейбница. Современное понимание «достаточности оснований» требует привлечения критериев, которые в системной методологии научного познания получили название «степень детерминации», «нечеткость порождения» и т.п. Общий подход к современному пониманию достаточности возможен на основе логики процессов абстрагирования[56].

Отметим, что по своей философской насыщенности понятие «достаточных оснований» сродни понятию «истина»[57]. Это как идеал, к которому мы должны стремиться и его безусловная необходимость состоит в том, чтобы быть маяком, которым направляется и к которому стремится познание.

Понимание системы в единстве онтологического и эпистемологического оснований

Чтобы представить, насколько долгий и трудный путь прошло осмысление системной парадигмы, как важна была эта саморефлексия системного движения, достаточно вспомнить, что на заре системного движения А. Раппопорт ставил вопрос о том, можно ли назвать системой совокупность: солнце, карандаш и апельсин.

Теперь на вопрос» «Что есть система?» - мы можем ответить понятиями А. Уайтхеда: система есть многое, порождающее одно. Становится ясно, почему понятие система должно включать требование целостности, единства (В. Н. Садовский, 1974, 1989, 2000) и почему система определена нами относительно качества К целостного объекта. Именно это качество целостного объекта характеризует «единое» Платона и «одно» А. Уайтхеда. Это единство свойства целого (одно) и совокупности порождающих его свойств частей (многое) и является онтологическим истоком понятия система.

Вот почему нам пришлось потребовать для системы наличие интегрального свойства у совокупности элементов и отношений.

Своего рода тождество между единым и многим отметил еще Платон. Поэтому, как мы отметили ранее, эпистемологически система представляется абстрактным объектом с отношением, которое мы отнесли к классу отношения тождества через абстракцию. Это так называемое частичное тождество, когда два различных объекта отожествляются только по некоторому признаку. Возможно, при более широком рассмотрении это отношение может быть отнесено к классу отношений типа равенства или отношения детерминации. А.И Уемов для наиболее общего анализа систем вводит отношение «простая импликация»[58].

Важно главное, что систему характеризует сосуществование свойства целостного объекта и совокупности порождающих его свойств и отношений.

Отметим, что Лейбниц относит свое положение об основании не только к познанию, но ко всему сущему, всем явлениям и событиям в мире: «… почему существует нечто, а не ничто, ибо ничто более просто и более легко, чем нечто? Далее, если предположить, что вещи должны существовать, то должна быть возможность указать, почему они должны существовать так, а не иначе»[59].

М. Хайдеггер особо подчеркивает, что положение об основании говорит о бытии. Поэтому обоснование целого через части есть фактически рассмотрение со-бытия двух ипостасей вещи: ее целостности, единого и ее множественности. Эта со-бытийность целого и частей и приводит в логическом плане к отношению тождества через абстракцию между свойством целого и порождающими его свойствами и связями частей.

Тогда возникает вопрос: как мы можем связать воедино онтологические и эпистемологические основания понятия система? На каком общем для них основании мы можем рассматривать их в единстве?

Основанием такого объединения служит фундаментальный принцип познания как «полагание чего-либо в его определенности»[60], в котором онтологическим основанием определенности выступает категория качества. Именно качество К объекта, выделенное, осознанное исследователем является основанием для индивидуации целостного объекта и исходным пунктом построения эпистемологической системы. Поэтому в процессе познания мы и можем говорить только о построении «системы на объекте относительно качества К объекта».

Отсюда вытекает, что эпистемологическая система как набор свойств и отношений должна обладать интегральным свойством Кс , сопоставимым с онтологическим качеством (свойством) К объекта. Степень соответствия К и Кс определяет степень достоверности познания и зависит от методологии, в силу этого и получившей название «системной».

Отметим, что это единство онтологического и эпистемологического проявляется и в приведенном ранее глубоко философском определении В.Н. Садовского. Содержащееся в нем требование к системе как совокупности «образовывать единство» является онтологическим требованием для целого. Но в то же время сама совокупность свойств и отношений есть эпистемологический аспект системы, есть результат познавательной деятельности по декомпозиции этого целого.

В свете этого можно подойти с новых позиций к пониманию того вида закономерностей в естественных науках, которые устанавливают факт взаимообусловленности, взаимозависимости между свойствами объекта, однако не содержат причинно-следственного порождения (например, газовые законы Гей-Люсака, Бойля-Мариотта и др). Они также имеют форму «системы свойств», однако онтологическим основанием для них является не порождение одних свойств другими, а принцип сохранения количества для некоторого абстрактного выражения.

Если закономерность содержит физическую постоянную, как газовый закон для идеального газа Клапейрона-Менделеева, то эта закономерность онтологически может быть понята как запрет для определенного соотношения свойств выходить за значение этой постоянной. Как пишет Н.Ф. Овчинников[61], «принцип сохранения принимает множество конкретных форм в той или иной научной теории. И каждый специальный принцип сохранения можно понимать и как принцип запрета, а именно принцип запрета нарушать сохраняющуюся величину». Такой величиной в законах физики являются константы. Тогда записанный в иной форме закон Клапейрона-Менделеева как R=pv?/mT, где R – универсальная газовая постоянная, говорит нам о требовании сохранения величины для соотношения pv?/mT свойств газа, или то же самое, о запрете для этого соотношения свойств газа выходить за значение газовой постоянной.

Это свойство «быть константой» и является интегральным свойством для совокупности свойств газа, что и делает эту совокупность системой, выражающей закон.

Приступая к задаче выработки единой системной концепции и анализируя многообразие определений системы, созданное системным движение ХХ века, мы склонны были видеть в этом подчас небрежность в определениях, и объясняли подобные случаи несовершенством естественного языка, метафоричностью использования понятия система.

Однако теперь с позиции единства онтологического и эпистемологического становится ясно, что в этих определениях явно или неявно переплетается как эпистемологический и онтологический аспекты, так и различные эпистемологические уровни рассмотрения системы на объекте. В то же время становится ясно, что исторически созданное системным движением многообразие определений указывает тем не менее на глубокое внутреннее родство этих определений. Это родство вызвано тем обстоятельством, что большинство этих определений созданы исходя из разных исследовательских задач, из разных задач обоснования. Точнее, из обоснования разного. Но все они принадлежат одному и тому же классу задач – задаче обоснования. При этом на разных эпистемологический уровнях меняются и выразительные средства для формулировки задачи обоснования. Вот почему встречаются определения системы как совокупности взаимодействующих элементов, как уравнения, как отношения и т.д. Все зависит от того, на каком эпистемологическом уровне, на каком уровне формализации делается попытка дать определение понятию система.

Чтобы перейти от этих частных определений к общему определению, понимание системы должно включать как онтологические, так и эпистемологические основания.

Это единство онтологического и эпистемологического при построении системы на объекте связано в свою очередь с единством объективного и субъективного в познании. Современное понимание системы состоит в том, что нельзя систему рассматривать ни как чисто субъективное построение, ни как чисто объективное образование.

Чтобы перейти от этих частных определений к общему определению, понимание системы должно включать как онтологические, так и эпистемологические основания. Тем самым мы приходим к пониманию системы как онто-эпистемологической категории, в которой воедино объединены онтологические и эпистемологические основания системности.

К началу страницы

---

[1] Огурцов А.П. Этапы интерпретации системности научного знания (античность и Новое время) // Системные исследования. Ежегодник 1974, М., Наука, 1974. Мы воспользуемся богатым материалом этой работы, однако, с иных позиций и другой целью исследования.

[2] Платон. Диалоги. М., Мысль, 2000, стр.232

[3] Яновская С. Равенство. // Философская энциклопедия в 5-ти тт. 4 т. М. , Изд. «Советская энциклопедия», 1971.

[4] Агошкова Е.Б. Логико-гносеологическое содержание понятия система. // Современная логика: проблемы теории, истории и применения в науке. Материалы 6-ой общероссийской научной конференции, СПб, СПбГУ, 2000, стр. 8 -11.

[5] Овчинников Н.Ф. Структура и симметрия // Системные исследования. Ежегодник 1969, М., Наука, 1969.

[6] Ахлибининский Б.В. Храленко Н.Н. Теория качества в науке и практике. Л., Изд-во ЛГУ, 1989.

[7] Казаринов М.Ю. Детерминизм в сложных системах управления и самоорганизации. Л., изд. ЛГУ, 1990.

[8] Клир Дж. Системология. Автоматизация решения системных задач / Пер. с англ. М.А. Зуева под ред. А.И. Горлина. М.: Радио и связь, 1990.

[9] Проблемы системотехники // Материалы IV Всесоюзного симпозиума по проблемам системотехники, под ред. В.И. Николаева, Л., Судостроение, 1980.

[10] Bertalanffy L. von. An Outline of General System Theory // British Journal for the Philosophy of Science. 1950. Vol. 1, p. 134-165.

[11] Анализ многочисленных определений понятия система и их систематизация для данного исследования выполнены Лощининой И.А.

[12] Эшби У.Р. Введение в кибернетику. М.: ИЛ, 1959.

[13] Месарович М., Такахара Я. Общая теория систем: математические основы / Пер. с англ. Э.Л. Наппельбаума под ред. С.В. Емельянова. М.: Мир, 1987. С. 15.

[14] Шрейдер Ю.А., Шаров А.А. Системы и модели. М.: Наука, 1982. С. 68 - 70.

[15] Садовский В.Н. Система. // Философский энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1989; так же: Новая философская энциклопедия. М.: Мысль, 2001.

[16] Gaines B.R. General system research: Quo vadis // General system Yearbook, Ann arbor, Mich., 1979,v.24, p.1-9.

[17] Агошкова Е.Б. Структура системной парадигмы. // Первый российский философский конгресс. Материалы конгресса, т.3 «Онтология, гносеология и аналитическая философия». СПб.: Изд-во СПбГУ, 1997. С. 279-282.

[18] Ахлибининский Б.В., Храленко Н.Н. Теория качества в науке и практике. Л.: Изд-во ЛГУ, 1989.

[19] Агошкова Е.Б., Ахлибининский Б.В. Эволюция понятия система. // Вопросы философии. 1998. № 7. С. 170 - 178.

[20] Агошкова Е.Б. Смысл понятия система в научном познании. // Известия СПбГЭТУ «ЛЭТИ». Сер. «Гуманитарные и социально-экономические науки», СПб.: Изд-во СПбГЭТУ «ЛЭТИ», 2001. Вып. 1. С. 4 - 9.

[21] Новоселов М.М. Категория тождества и ее модели. // Кибернетика и диалектика. М.: Наука, 1978. С. 183 – 211.

[22] Агошкова Е.Б. Логико-гносеологическое содержание понятия система // Современная логика: проблемы теории, истории и применения в науке. Материалы 6-ой общероссийской научной конференции. СПб.: СПбГУ, 2000. С. 8 – 11.

[23] Флейшман Б.С. Основы системологии. М.: Радио и связь, 1982.

[24] Агошкова Е.Б., Ахлибининский Б.В., Флейшман Б.С. Проблема полноты информации и определение исходной системы на объекте. // II Международная конференция «Региональная информатика». Материалы конференции. СПб., 1993. С. 61 – 68.

[25] Zadeh L. A., From circuit theory to systems theory. IRE Proceedings, 50, № 5, 1962, pp. 856 – 865.

[26] Ахлибининский Б.В., Паршин С.А. Эволюция концепции структурности в научном познании. // Второй российский философский конгресс. Т. I, «Онтология, гносеология и методология науки, логика», ч. 1. Екатеринбург: УГУ, 1999. С. 184 – 185.

[27] Клир Дж. Системология. Автоматизация решения системных задач. М.: Радио и связь, 1990.

[28] Флейшман Б.С. Основы системологии. М.: Радио и связь, 1982.

[29] Флейшман Б.С. Основы системологии. М.: Радио и связь, 1982. С. 22.

[30] Мы предложили именно за этим направлением закрепить понятие «системология». (Агошкова Е.Б., Ахлибининский Б.В., Флейшман Б.С. Системология: сущность и место в научном знании. // Синергетика и методы науки. СПб.: Наука, 1998. С. 63 – 76.

[31] Agoshkova Elena B. Systems Thinking in the Twenty – first Century //. Twentieth World Congress of Philosophy, Boston, Massachusetts, USA, 1998. Abstracts, p. 19. полный текст доклада см. Proceedings of the Twentieth World Congress of Philosophy, <http: bu. Edu / wcp> 2002.

[32] Ervin Laszlo. The systems View of the World. A Holistic vision for Our Time. Hampton Press, 1996.

[33] Agoshkova Elena: Philosophical foundations of Systems Thinking. In: Christensen, Birgit (Ed): Knowledge. Power. Gender. Chronos Verlag Zurich. 2002, p. 789 – 796.

[34] Марков Б.В. Онтология познания. // Основы онтологии. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1997. (гл. 2); Доброхотов Н.Л. Онтология. // Новая философская энциклопедия. Т. 4.

[35] Бинсвангер Л. Бытие – в – мире. М., 1999. С. 81.

[36] Платон. Соч. в 3-х тт. т.2. М.: Мысль, 1970. С. 419.

[37] Лосев А.Ф. Комментарий к произведениям Платона. // Платон. Соч. в 3-х тт. т. 2. С. 476.

[38] Aifred N Whitehead. Process and Reality. NY – London, 1978, p. 21.

[39] Aifred N Whitehead. Process and Reality. NY – London, 1978, p. 21

[40] Aifred N Whitehead. Process and Reality. NY – London, 1978, p. 21

[41] Агошкова Е.Б. Основания системного мышления. // Второй Российский Философский конгресс. Материалы конгресса. Т. 1 «Онтология, гносеология и методология науки, логика». Ч. 1. Екатеринбург: Изд-во УГУ, 1999. С. 182 – 186.

[42] Новоселов М.М. Логика абстракций. Методологический анализ. М.: ИФРАН, 2000.

[43] Уемов А.И. Формальные аспекты систематизации научного знания и процедур его развития. // Системный анализ и научное знание. М.: Наука, 1978. С. 95 – 141.

[44] Агошкова Е.Б. Философское углубление естественнонаучных дисциплин. // Пятые царскосельские чтения: Высшая школа ХХI века. Материалы конференции. Т. 4. СПб.: Изд-во ЛОГУ, 2001. С. 173 – 184.

[45] Ахлибининский Б.В., Храленко Н.И. Теория качества в науке и практике. Л.: Изд-во ЛГУ, 1989.

[46] Сравните «порождать, рождать». Владимир Даль. Толковый словарь в 4-х тт. М.: «Русский язык», 1989.

[47] Никитин Е.П. Природа обоснования (субстратный анализ). М.: Наука, 1981.

[48] Лейбниц Г. Монадология. // Соч. в 4-х тт. М.: Мысль, 1982. С. 455.

[49] Мартин Хайдеггер. Положение об основании / Пер. с немецк. О.А. Коваль. СПб.: Изд-во АЛЕТЕЙЯ, 2000.

[50] Мартин Хайдеггер. Положение об основании / Пер. с немецк. О.А. Коваль. СПб.: Изд-во АЛЕТЕЙЯ, 2000. С. 94 - 95.

[51] Мартин Хайдеггер. Положение об основании / Пер. с немецк. О.А. Коваль. СПб.: Изд-во АЛЕТЕЙЯ, 2000, С. 62.

[52] Анохин П.К. Основания теории функциональной системы. М.: Наука, 1970.

[53] Сагатовский В.Н. Основы систематизации всеобщих категорий. М., Томск: изд. ТУ, 1973. С. 323.

[54] Урманцев Ю.А. Начала общей теории систем // Системный анализ и научное знание. М.: Наука, 1978. С. 7 - 41.

[55] Новоселов М.М. Логика абстракций. Методологический анализ. М.: ИФРАН, 2002.

[56] Новоселов М.М. Логика абстракций. Методологический анализ. М.: ИФРАН, 2002. С. 130.

[57] Агошкова Е.Б. Система как универсальная форма обоснования. // Современная логика: проблемы теории, истории и применения в науке. Материалы 7-й Общероссийской научной конференции. // СПб.: СПбГУ, 2002. С. 5 - 8.

[58] Уемов А.И. Формальные аспекты систематизации научного знания и процедур, его развития. // Системный анализ и научное знание. М.: Наука, 1978. С. 119.

[59] Лейбниц Г., Начала природы и благодати, основанные на разуме. // Соч. В 4-х тт. т.1. М.: Мысль, 1982. С. 408.

[60] Лосев А.Ф. Основной принцип мышления и вытекающие из него законы мышления // Вопросы философии. 1998. № 8. С. 144 – 152.

[61] Овчинников Н.Ф. Методологические принципы в истории научной мысли. М.: ЭДИТОРИАЛ УРСС, 1997. С. 50.