Главная страница сайта

Карта сайта

Библиотека сайта

Страница Красноярского отделения РФО

Написать в редакцию сборников

 

 

 

Cover_2

 

 

ББК 71

И 76

Красноярское отделение Российского философского общества

Сибирский институт проблем глобализации

Исследовательский Центр современных гуманитарных технологий при СибГТУ

Ответственный редактор выпуска Колмаков В.Ю.

Редакционный совет:

Москвич Ю.Н., председатель, Красноярск

Викторук Е.А., Красноярск

Иванов В.И., Красноярск

Кудашов В.И., Красноярск

Колмаков В.Ю., Красноярск

Красиков В.И., Кемерово

Чумаков А.Н., Москва

И 76 Интеллект, ментальность и духовность в глобальном мире: кол.монография, отв. ред. Колмаков В.Ю. [Серия: Библиотека актуальной философии]. Вып. 2. – Красноярск: Изд-во «Литера-принт», 2008. – 228 с.

ISBN 978-5-85981-268-4

В монографии представлены статьи по актуальным вопросам философии глобализации, посвященные исследованиям взаимосвязи интеллекта, ментальности и духовности в глобальном мире. Представленные исследования объединяет общая идея: рассмотрение происходящих изменений в современном мире как процесс формирования новой интеллектуальной формации.

Привлекательными особенностями сборника является его актуальность и смелые предвидения будущего, что делает его интересным для широкого круга читателей – от студентов до преподавателей, от политиков до представителей бизнеса.

ББК 71

© Красноярское отделение Российского философского общества, Сибирский институт проблем глобализации, 2008

© СибГТУ, 2008

© Авторы статей, 2008

     © Москвич Ю.Н., дизайн обложки, 2008

 

 

СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ

Библиотека актуальной философии на сайте Российского философского общества

Вып. 1. Осмысление глобального мира. Красноярск, 2007. – 175 с.

Вып. 2. Интеллект, ментальность и духовность в глобальном мире. Красноярск. – 226 с.

Вып. 3. Новая социальная реальность глобального мира. Красноярск, 2008. – 214 с.

Вып. 4. Иванов В.И. Русская идея сегодня – идея нравственной глобализации. Красноярск, 2009. – 192 с.

Вып. 5. Ivanov V.I. Russian idea today – idea of moral globalization. Красноярск, 2009. – 174 с.

Вып. 6. Культура и этика меняющегося мира. Красноярск, 2009. – 226 с.

Вып. 7. Многообразие концепций развития глобального мира. Красноярск, 2009. – 212 с.

Вып. 8. Человек цифровой цивилизации. Красноярск, 2009. – 237 с.

Вып. 9. Бороноева Н.А. Человек в мире глобальных изменений. Красноярск, 2009. – 221 с.

Вып. 10. Правовая ментальность эффективного государства. Красноярск, 2010. – 200 с.

Вып. 11. От неразумия к разумию через самопознание самосовершенствование. Красноярск, 2011. – 236 с.

Вып. 12 Размышления о настоящем и будущем России и мира. Красноярск, 2012. – 238 с.

Вып. 13 Основные вечно современные мировоззренческие идеи человечества. Красноярск, 2013. – 248

 

 

ВВЕДЕНИЕ

Новая интеллектуальная формация

Наступило Новое интеллектуальное время, новое интеллектуальное пространство, в котором изменяется взаимосвязь интеллекта, ментальности и духовности. Ментальность есть пространство взаимодействия социального интеллекта и духовности, поэтому необходимо отрефлектировать, осознать достаточно полно и адекватно новые процессы, происходящие в новом ментальном континууме. Этому и посвящена данная коллективная аналитическая работа. Современная интеллектуальная эпоха принципиально отличается от всех предшествующих тем принципиальным фактом, что интеллект признан особым ресурсом, гораздо более важным и ценным по сравнению с природно-сырьевыми запасами. Интеллект – ценность особого порядка. И действительно, важно понять в этих условиях, как и каким образом происходит производство и воспроизводство интеллекта. Происходит активное становление новой интеллектуальной формации, происходит изменение многих социокультурных процессов, сопричастных логической и ментальной культуре. Но вместе с тем, происходит индустриализация интеллекта, появляются своеобразные интеллектуальные технологии, создаются фабрики мысли.

Сегодня становится важным так называемое информальное образование, под которым мы понимаем возможность реализовывать спонтанно возникающие желания и потребности человека получать новые знания и умения в культуронасыщенной среде. Образование как социальный институт будет испытывать на себе особую социальную нагрузку, должны будут произойти достаточно сложные явления.

В современном глобализирующимся мире духовность высокого уровня можно рассматривать и оценивать как альтерглобальное явление. Одномерная примитивная, упрощенная глобальность приобретает черты массовой бездуховно-сти, потребительства. В противоположность этому возникает такая же странная аномалия, возникает ряд странных религиозных и других фанатических феноменов.

В целом можно отметить в качестве положительного явления то, что происходит изменение духовно-интеллектуального пространства, изменяется интеллектуальное социальное пространство, возникает более культуронасыщенное пространство и явление нового интеллекта, который, может быть, ещё не получил своего точного определения, но его особенности уже проявляются. К этому могут быть отнесены такие явления, как, например, «дети индиго». Можно по-разному оценивать данный феномен, его можно и нужно рассматривать не с позиций мистической паранаучной парадигмы мышления, а с позиций проявления логики нового социального разума. В качестве нового социального явления возникло поколение специалистов с несколькими высшими образованиями. Происходит стирание граней между техническим и гуманитарным образованием. Новые информационные технологии активно внедряются в систему социального, гуманитарного знания. Формируется новый тип современного мышления, способного переходить межнаучные условные разделения знания и мыслить более широко, более систем-но, на более сложном логическом уровне.

Данная научная работа не может исчерпать всего многообразия возникающих проблем, и её главная задача – привлечь внимание думающих людей к этой сложной проблеме.

Ответственный редактор выпуска

Колмаков В. Ю.

В.Ю. Колмаков

ИНТЕЛЛЕКТОСОФИЯ МЕНТАЛЬНОСТИ

Существует оценочный штамп: человек – существо разумное. В соответствии с чем априорно задаётся тезис: разумность есть фактор человеческой сущности, сущность человека имеет рациональную природу. А разумное ли на самом деле существо человек? А если всё же по каким-то критериям можно признавать то, что человек разумен, то в чём именно эта разумность проявляется и каковы механизмы формирования разумности? Рациональная природа человека есть отличительная сторона его множества и других не менее важных характеристик.

В итоге возникает несколько парадоксальная формулировка вопроса: «разумен ли человек разумный?». По-видимому, в такой формулировке проявляется попытка осмысления законов разумной организации человека и общества. И, наверное, лишь отчасти понятно то, что разумность, если это всё-таки разумность, породила в процессе человеческой истории огромное количество неразумных явлений. Закономерно задать вопрос: а что разумного привнёс человек в пространство того мира, в котором он существует? Пока итогом этой разумности является то, что человек, к сожалению, весьма успешно, уничтожает биосферу планеты, которая ему дала жизнь.

Может быть, человек разумен лишь в пространстве своего социального мира. Но тогда насколько целесообразно в ожесточённой конкуренции создавать всё более мощные виды уничтожения себе подобных? Итак, исходный вопрос очень простой: является ли Homo sapiens разумным? Или он является «человеком агрессивным»?

Человек разумен в силу того, что сама природа обладает законами рациональной организации. Биоценоз – разумен, Вселенная – разумна. Но разумен ли человек так же, как разумна Вселенная? Или человек разумен иным способом? Рациональное понимание природы как исключительно разумной не даёт полного и, соответственно, правильного понимания сущности человека. Человек не является ноосферно креативным существом, В.И. Вернадский и Тейяр де Шарден были не правы, принимая желаемое за действительное.

Возможно, что и само понимание природы разумности также необходимо подвергнуть критическому рассмотрению. Разумность всегда была критерием уровня развития общества. Фактор разумности, естественно, играет немаловажную роль в жизнедеятельности человека и общества, и нет необходимости подвергать кардинальному сомнению наличие рациональности в природе человека. Проблема состоит несколько в ином, в неком другом аспекте. А именно, в том, каким образом возникает, функционирует и, может быть, даже развивается рациональность как важнейшая составляющая характеристика? Важно понять, как рациональность проявляется в качестве фактора реальной человеческой истории?

Можно утверждать, что существует некий фактор, «Sapiens factor» социоинтеллектуальной системы. Такое проявление интеллектуальности есть характеристика разума как реальной системы, способной производить интеллектуальные операции, влияющие на реальные процессы. Рациональность в этом смысле всё же близка к тому, что может быть рассмотрена как интеллектуальность. Это явления близкие, но всё же различные, они характеризуют разные уровни того, что делает человека разумным и способным совершать достаточно сложные операции, позволяющие ему выживать и развиваться в процессе его деятельности. Человек развивается как интеллектуальная система, приобретающая расширенные способности решать более сложные проблемы, совершая соответствующие операции.

При этом важно заметить, что пространство, в котором человек совершает свои интеллектосодержательные действия определённым образом должно соответствовать схемам организации его интеллекта. Интеллект – относительно устойчивая схема проявления разума, но в то же время непостоянная, способная изменяться. В целом, эти схемы могут сменять друг друга и формировать новые типы деятельности, что по сути дела означает формирование новой социальной реальности. То есть, социальная реальность есть результат способности формирования и удержания, а также сохранения интеллектуальной схемы организации бытия. Такая интеллектуальная схема действительно присутствует, и её реальность очевидна. Интеллект способен развиваться схемоструктурно, в этом своём развитии он образует соответствующие точки интеллектуального движения. Движение по восходящей линии образует интеллектогенезис.

Интеллектогенезис проявляется как процесс исторического существования и чередования существ, обладающих нейрофизиологическим устройством, способным производить определенные по степени сложности логические операции. Онтология интеллекта содержательно заключается в проявлении реальных свойств развития интеллектуальных систем. Эти системы способны к высокой степени модификации, они многообразны, часто не похожи друг на друга по своим различным ярким проявлениям, сохраняя внутреннее сходство на более глубоких уровнях. То есть, можно признать, что действительно существует реальный сапиенс-фактор истории и бытия человека. Есть некая сфера интеллектуальности, в которой человек и общество определяются своими интеллектуальными способностями, которые они проявляют в процессе своей практической деятельности.

«Сапиенс – фактор» человеческой природы – обладает как общими характеристиками, присущими всем видам социоинтеллектуальных систем, так и тем, что реализуется в сумме конкретных неповторимых свойств результатов его деятельности. Но здесь существует несколько сомнительный аспект, этот курьез некого смыслового заблуждения заключается в следующем. Рассматривая человека как Homo sapiens, дается общая, изначальная характеристика его принципиальной определенности. Так ли права данная характеристика? Разумеет ли разумный человек? А если он разумен, то каким образом эта разумность и рациональность проявляются? Какова природа человеческой рациональности?

В то же время человек есть биологическое существо. И в этом отношении возникает вопрос: на самом деле существует ли Homo intellectuals или его интеллектуальность лишь некий биологический модус? Различные характеристики че-ловека как хомо сапиенса могут быть продолжены в рассмотрении его как существа интеллектуального. И в этом смысле он является хомо интеллектуалис. Интеллектуальность устойчивых существенных связей присутствует в любой форме организации и в человеческом обществе, естественно, присутствует важным и необходимым образом.

Итак, от чего можно оттолкнуться для дальнейшего развития представлений о природе интеллектуальности? По-видимому, необходимо исходить из достаточно точного и определённого понимания того, что такое хомо интеллектуалис? Главным признаком данного существа необходимо считать его способность производить интеллектуальные операции определенной степени организационной сложности, а также информационной емкости, с определенной скоростью их осуществления. В этом смысле человек-интеллект социален, многообразен, имеет различные аспекты своего проявления, он полимерен. Полнота интеллектуальной сложности человека проявляется лишь при максимальной развернутости всех свойств данной интеллектуальной системы.

На этом основании можно отметить реальную интеллектуально-дееспособную продуктивность социальной системы. Видимая часть социальной продуктивности имеет в качестве своего основания сферу интеллектуального производства. Тайна интеллектуальной продуктивности общества раскрывается не в сфере экстенсивно количественных показателей, а в сфере креативной адекватности. Создание новых интеллектосодержательных продуктов деятельности должно решать новые социальные проблемы. Креативная дееспособность интеллектуально продуктивной части общества должна. То есть, сама по себе ментальность социальной системы еще не означает однозначно ее интеллектуально-дееспособную продуктивность. Примитивные уровни ментальности порождают соответствующий тип практической продуктивности.

Системный алгоритм складывается из взаимодействия, отмеченного А. Тойнби, «Вызов – ответ», но, очевидно, не всегда интеллектуальная ответность адекватна тем сложным интеллектуальным вызовам, которые возникают сегодня, хотя понятно, что интеллект должен, обязан работать эффективно.

Общая структура прорисовывается через сущностные атрибутивные точки: animalsinformaticusanimus. То есть, человек возник как информационное существо, как интеллектуальный организм, способный усваивать и перерабатывать определённое количество информации, обладающей соответствующими качественными характеристиками. Информационность связывает животность и духовность, ментальность также носит в своей внутренней структуре эти информацион-ные свойства и характеристики.

Итак, всегда существует определённая специфическая ментальная организация общества, и это обстоятельство является существенным фактором и необходимым условием для понимания конкретного общества. В зависимости от способа ментальной организации общества и проявления конечной практической направленности менталитета определяется способность общества решать стоящие перед ним задачи, выживать, находить новые формы своего существования. В условиях быстрого и зачастую неординарного развития и изменения условий существования становится важным учесть возможность определённого типа интеллектуальной дееспособности общества понять и решать не только возникшие задачи, но и видеть необходимость решения многих проблем ещё до того момента, когда они приобрели достаточно обострённый характер своего проявления.

Поэтому важным является сохранение позитивной и перспективной ментальной целостности культуры и общества. Если такая потенциальная открытая целостность исчезает, общество, расколотое ментально, неминуемо стремится к распаду и организации новых оппозициональных ментальных сообществ.

Иногда наличие таких сильных нерациональных противоречий заставляет высказывать мнение о том, что, по-видимому, сложно однозначно признать интеллект сущностью человека и общества. Как известно, именно обстоятельство абсурдности и противоречивости человека и общества является основанием философии иррационализма. Как ни странно, человек боится быть только интеллектуальным существом. И в этом отношении легко заметить, что новые проблемы социального интеллекта проявляют и новые уровни формирования социума как интеллектуальной сущности. И человечество, изначально определяя себя именно как некую форму разума, снова и снова вынуждено задумываться и переосмысливать свою сущность в новых условиях интеллектуального развития.

Каждая ментальная система стремится к самоидентификации, тем самым наращивая своё отличие от других ментальных систем. Дифференцированные ментальные системы взаимодействуют друг с другом, и чаще всего это взаимо-действие не является адекватным. Ментальность становится формой идентификации социума в целом как самостоятельной группы, способной поддерживать свою интеллектуальную идентичность. Фобия других, чуждых ментальных культур проявляется в непризнании их права на существование, в стремлении осмеять, а для этого утрировать их ценности и принципы существования. Желание представить чуждую систему ментальности в карикатурном виде даёт некое чувство превосходства, тем самым таким весьма странным образом укрепляя некие основания прочности той ментальной системы, в которой находится мыслящий человек.

Интеллектогенезис осуществляется во многом за счёт ментальной дифференциации социальной системы. Дифференциация как процесс всегда присутствует в социальных процессах. Феномен ментальной дифференциации переходит неизбежный принцип ментальной визуализации. Разные ментальные системы воспринимают различным образом одни и те же реальные процессы. Культура складывается из людей, способных различным образом воспринимать реальные объекты. Общество обязательно распадается на различные ментальные социальные группы, которые обязательно создают свою логическую культуру. Эти социальные группы становятся своеобразными ментальными мирами, и в этом случае возникают новые уровни логической структурной организации интеллекта, тем самым изменяются уровни интеллектуальной реальности. Действительно, существуют различные уровни интеллектуальной реальности, они могут быть не похожи друг на друга, они представляют проявление разных форм организации интеллекта.

Пытаясь понять базовые характеристики этой интеллектуальной действительности, можно отметить её общесистемные свойства как пространства, обладающего устойчивыми характеристиками, как процесса. Пространство интеллекта есть процесс. Поэтому интеллектуальная, процессорная реальность как сфера социальной реальности должна быть осознана и понята в ее основных конструктивных закономерностях. В каждом конкретном случае важно понять, как устроена данная интеллектуальная континуальность, как она существует в качестве процесса интеллектуального порядка.

Человек существует определённым образом потому, что он мыслит соответственным образом. Одинаковые материальные условия существования современного человека, урбанизация, сближение международных стандартов, безус-ловно, приводят к формированию сходных типов поведенческих и социальных реакций. Вот только совпадает ли при этом ментальная содержательность?

Интеллектуальная харизма

Интеллектуальная харизма дана не каждой ментальной культуре, она присуща лишь уникальным системам. С этим феноменом связана деятельность тех культур, которые способны к созданию системной организации своего интеллектуального уровня бытия. Вместе с тем, харизма дана далеко не каждому мыслящему человеку, а многим она совсем не дана. Харизматическое системообразование истинно, когда оно способно оказывать высокое интеллектуальное облагораживание, воздействие на окружающих. Одна интеллектуальная система может производить сильное воздействие на другую систему. Важно понять, каким образом происходит это воздействие. Понимание такой технологии ментальности позволяет, соответственно, её использовать более эффективным способом.

Поэтому принципиально важным является накопление социоинтеллектуального опыта. Различные ракурсы социального интеллекта отражают различные аспекты интеллектуальной сущности человека, тем самым проявляется разнообразно и в разных аспектах новая структурная форма социального интеллекта. Так, например, В.С. Соловьёв отметил проблему рациональной, софийной особенности человека, что можно фактически понимать как проявление некого высшего орга-низационного уровня социального уровня ментальности.

Сегодня ментальная проблематика более всего привлекает внимание специалистов по связям с общественностью, так называемых «пиарщиков». С позиций PR очень важно точно учесть ментальные особенности той социальной группы, на которую направлено информационное воздействие, это обстоятельство определяет успешность проведения пиар-акции. Но конкретизация ментальной специфики объекта воздействия осуществляется почти полуинтуитивно, нет системной методологии анализа ментальных характеристик конкретных социальных групп и ментальной корреляции в ментальном пространстве более широкого уровня.

В этом отношении можно отметить, что ментальность есть культурокогнитивность. Ментальность есть культурокогнитивная характеристика, проявляющая операционно-функциональную способность общества создавать и далее накапливать опыт мыслительных технологий. Следовательно, определенным образом передавать интеллектуальный опыт своей логической организацией. Потеря этого опыта способна отбрасывать общество на более примитивные уровни интеллектуального развития. И наоборот, получение, приобретение данного опыта как инновационно-интеллектуального позволяет обществу изменить координаты своей когнитивной континуальности, переходя на более высокий уровень операционных возможностей. В этом смысле все социальные системы соревнуются в стремлении получить более мощный и эффективный интеллектуальный опыт.

Всегда существует персонификация интеллектуального опыта, носителем которого является индивидуальная личность. Интеллектуальный опыт – это, в первую очередь, опыт реального практического построения действующей ментальной организации всех социальных процессов и феноменов, которые в силу практической необходимости становятся предметом деятельности. Этот интеллектуально-организационный опыт может и не закрепляться в структуре социально-групповой интеллектуальной дислокации менталитета. Но более позитивным является та ситуация, когда возникает социальный класс, способный в структуре своей деятельности закреплять определенным образом социоинтеллектуальный опыт системы в целом. Т.е., некий общий, почти абстрактный опыт может и должен быть выражен через практическую дееспособность конкретной, действующей социальной группы и личностей, ее образующих.

Интеллектуальный феномен философии может быть рассмотрен как критерий ментальности социальной системы. Реально признанные идеалы ума, интеллекта, умности являются некой структурообразующей матрицей. Они возникают различным конкретным образом в каждой конкретной социокультурной обстановке. И можно заметить, что в данном отношении уникальным шедевром является древнегреческий феномен философии как феномен интеллектуальной харизмы данной культуры, общества, этноса. Очевидно, что феномен философии мог возникнуть только в определенной, достаточно развитой интеллектуальной системе. Можно сказать, что эта культура «не побоялась» сформировать, установить, закрепить идеал «умности», с одной стороны, соответствующий, а с другой, – превышающий возможность отдельного человека. В данном случае это оказался интеллектуальный идеал Божественной мудрости, особой умности, логико-интеллектуально превышающей возможности обычного человека.

Каждая социальная система в зависимости от уровня освоенного интеллектуального опыта открывает для себя соответствующие правила интеллектуального поведения в реальном мире посредством своей практической деятельности. Поэтому действительно важна роль реального логического анализатора в системе сложных социальных процессов, хотя такая социальная роль может быть весьма неоднозначна по своим конкретным социально-специфическим функциям.

Когнитивность и рациональность социального класса, пытающегося изменить общество духовно и материально, влияет на способ решения данной задачи и, соответственно, на характер получаемого результата.

Тогда чисто теоретически можно ещё раз уточнить, как соотнести содержание таких понятий, как «когнитивность» и «рациональность». По-видимому, рациональные схемы социальной деятельности могут быть рассмотрены как своеобразные универсализированные когнитивные процессы. В этом проявляется и своеобразная когнитивная логика социокультурных явлений. И надо отметить, что действительно важно найти некую конкретную социальную когнитивную логику и закономерность когнитивного порядка. Каждая культура проявляет особый характер когнитивности, в соответствии с этой определенностью в различных явлениях культуры своеобразно выражаются данные когнитивные особенности, черты параметры. Характер специфической когнитивности культуры определяет ряд важных реально-исторических следствий.

Интеллектуальное воздействие – результат практического применения интеллектуального решения. Производители идей воздействуют на общество, на конкретных индивидуумов. И здесь эти воздействия можно ранжировать от воздействия первого уровня значимости до воздействия более высоких и, соответственно, более сложных уровней. Способность оказывать интеллектуальное влияние проявляется в способности быть интеллектуально значимым для окружающих. Нужно производить интеллектуальную продукцию, влияющую на всех заинтересованных в учете потенциально значимых идей. Эти различные уровни влияния оказываются значимыми только при соответствующих условиях и актуально положительных обстоятельствах. Интеллектуально положительные ресурсы часто оказываются закрытыми, потому что не отрыта ментальная, практически значимая адекватность механизмов мышления конкретной социальной системы.

Всё это подталкивает к мысли о том, что существует некая определённая, относительно устойчивая структурная матрица интеллектуальной жизни обществ. Такая матричная структура, образующая интеллектуальную культуру, не проявляется прямо и непосредственно, она скрыта артефактами и событиями, но она реальна. Также интересно отметить, что «структурная матрица интеллектуальной жизни» как термин используется Р. Коллинзом, но, по сути дела, он не дает, на наш взгляд, достаточно полного содержательного раскрытия и определения. Под этим он понимает некую структуру сетевой взаимосвязи.

В развитии структуры интеллектуального капитала он выделяет конкретные его виды: человеческий капитал, структурный капитал, потребительский капитал. На наш взгляд, из этой схемы странным образом выпадает компонент логической культуры общества, все особенности ментальной организации. Да, необходимо признать тот факт, что менеджмент и маркетинг будут увеличивать свое значение в ближайшие десятилетия. И в перспективе эта тенденция вряд ли потеряет своего решительного влияния на социальные и экономические процессы. Увеличение объема информации, различных видов знания вполне естественно порождает необходимость создания более совершенной организации этого процесса. В первую очередь это будет связано с процессами автоматизации обработки более значительных объектов информации.

Всё это погружено в некую интеллектосферу, пространство, в котором интеллект определённым образом формируется и существует. Интеллектосфера есть пространство и одновременно носитель интеллектуальной активности. Активизация интеллектуального капитала, безусловно, способна преобразовывать социальную систему. Соотношение этих процессов в каждой конкретной социокультурной среде и системе носит своеобразный характер, но в любом случае активизация интеллектуального капитала приводит к увеличению продуктивной отдачи соответствующей отрасли социальной сферы. Но в то же время каждая сфера, которая испытывала подъем под воздействием активизации интеллектуальных процессов, становится своеобразным новым фактором, способным воздействовать на другие социальные процессы. Носитель наиболее полного выражения матрицы интеллектуальности становится организующим образцом для других сфер деятельности. Взаимосвязь интеллекта и менталитета можно определить следующим образом. Социальная психология интеллекта есть менталитет. Логическая структура операций, осуществляемых социоментальной группой, проявляет интеллектуальную структуру. Ментальность в контексте социокультурного многообразия имеет, соответственно, довольно значительное количество различных вариантов проявления. Каждый этнос имеет свою ментальность, но и внутри каждого этноса можно найти достаточное многообразие его ментальных подвариантов. Причем, эти подварианты могут иметь больше ментальных черт сходства с другими аналогичными социальными группами, чем со своим ментальным этическим стереотипом. Это, например, интеллигенция как социальная группа. Все системы обладают некоторой интеллектуальной открытостью или, наоборот, закрытостью. В этом смысле все общества можно разделить на те, которые способны к восприятию чужого интеллектуального опыта, и те, которые данными способностями не обладают. То есть, можно обозначить, таким образом, открытые и закрытые интеллектуальные миры. Интеллектуально открытые миры ориентированы на осознание, на учет реально возникающего и возможного социального опыта, использования интеллектуальных технологий. Интеллектуально закрытые социальные системы пытаются максимально использовать свои внутренние ресурсы интеллектуального жизнеобеспечения.

Социология интеллекта

Социология интеллекта может быть рассмотрена как программная установка исследования, направленная на выявление различных способов проявления базового свойства человеческого сознания через социокультурные различия его существования. Социология интеллектуальных рациоструктур, социология ментальной структуры общества становится необходимым способом осознания сложных современных интеллектуальных процессов. Социология философии в этом отношении может быть рассмотрен как один из вариантов социального менталитета. Менталитет неравномерно распределен в социальных структурах. Эта неравномерность создает пространство коммуникативных взаимосвязей. Менталитет должен быть не только распределен в пространстве, но и иметь достаточную концентрацию, соответствующую схеме сложности данного пространства.

В данном подходе может быть сформулирован следующий исходный тезис: общество есть интеллектуальная система. Конкретизацией этого тезиса является уточнение того, каким образом различные социальные группы реализуют способность к интеллектуально полномерному способу своего существования, реализуя свои возможности в единстве с реальными обстоятельствами их существования? Каждая социально замкнутая система различным образом реализует свои интеллектуальные способности. Безусловно, в многообразии социальных интеллектосодержательных феноменов будут содержаться сходные элементы, но всегда даже похожие социокультурные конструкции и результаты человеческой деятельности будут содержать некий элемент ментального различия, то есть того, каким образом некая абстрактно-всеобщая характеристика возможности и способности человека реализуется до определённых границ и в конкретных формах своего итогового проявления.

Социология философий может быть рассмотрена как социология интеллектуальной структурной организации социума. В этом отношении весьма важным является критическое осмысление книги Рэндалла Коллинза «Социология философий» (Новосибирск: Сибирский хронограф, 2002. – 1281 с., тираж – 2000 экз.), представленная в переводе д.ф.н., профессора Н.С. Розова и Ю.Б. Вертгейма.

В данном исследовании приводятся весьма важные характеристики процесса формирования интеллектуальной культуры, её распространения в пространстве и времени. Такой метод фиксации сетевого взаимодействия как материала, необходимого для полноценного анализа любой ментальной культуры, весьма интересен. И с этой целью важно, рассматривая взаимодействия «на гранях культур» как интеллектуальные поляризации, найти и более полно проявить стыковые смысловые грани особого метасемантического континуума, в который погружены все социальные системы, обладающие своей собственной смысловой реальностью, всегда являющейся в чём-то несамодостаточной и незакрытой для иных возможных смысловых воздействий.

Необходимо отметить, что знание правил и умение пользоваться функциональными механизмами интеллектуальных сетей является важным технологическим проявления своей творческой ментальной реальности, духовной лаборатории, признание значимости которых другими людьми означает способность влиять на ту эпоху, к которой философ определённым образом сопричастен. И, соответственно, наоборот, самоустранение из пространства интеллектуальных коммуникаций обедняет духовно-информационное содержание культуры, но, самое главное, снижает коэффициент полезного интеллектуального действия его как представителя той профессии, прямой обязанностью которой является создание духовно-информационной ментальности.

Ментальная психология интеллекта

Ментальность есть способ выражения интеллектуальных способностей как человека, так и социальной системы в целом. Социальный интеллект скрыт, и во многих случаях интеллектуальные характеристики проявляются даже не прямо, а опосредованно и при помощи различных средств, через которые осуществляется деятельность на каждом уровне развития общества и человека.

Ментальная психология социального интеллекта проявляется в каждой социальной системе достаточно индивидуально, но при этом проявляются и закономерности более общего порядка. Индивидуальное и общее здесь взаимосвязано во многом неповторимым образом. История мировых культур образуется в процессе реализации интеллектуальной способности человека и общества создавать необходимые действия и получать желаемые результаты, используя способности коллективного интеллектуального порядка, тем самым образуются социоментальные миры мышления.

Вполне естественно, что социоментальные миры мышления различаются, этот факт доказывается конкретным изучением человеческой культуры. Можно отметить при этом исследовании, что каждая культура производит свой тип ин-теллектуальной деятельности, устанавливая свои приоритеты интеллектуальных ценностей, тем самым порождая свои особые артефакты, совокупности искусственных объектов, произведённых при помощи применения некой интеллектуальной социально реализованной технологии мышления.

Русская ментальность представляет собой исторически развивающуюся систему. Можно услышать мнение, что западный интеллект есть интеллект действия, а русский интеллект есть интеллект созерцания. При этом очевидно, что речь идёт не о двух чистых формах, а о том, что данные характеристики являются своеобразными доминантами, характеризующими общий уровень свойств социоинтеллектуальной системы.

Вторая половина двадцатого века и начало двадцать первого проходят под знаком всё более полного исследования и накапливания знания об искусственном интеллекте. Феномен искусственного Интеллекта по мере своего исследования не становится более простым в своём понимании. На фоне активного исследования закономерностей искусственного интеллекта возникает также и новое понимание самого общества как сложной интеллектуальной системы.

Общество формирует по особым закономерностям свою интеллектуальную реальность, действующую и развивающуюся систему ментальных связей. Различные социальные системы отличаются друг от друга своими интеллектуальными структурами. Возникает своеобразная исследовательская проблема: как, каким образом рассматривать данный сложный социоинтеллектуальный феномен?

Через исходные социокультурные условия проявляются матрично заданные базовые характеристики человеческого интеллекта. И, соответственно, границы человеческого познания, о которых задумывались великие философы Сократ, Кант и многие другие, эти границы определяются тем, каким образом реализуются возможности интеллектуально-социальной деятельности как отдельного человека, так и человеческого общества.

В этом пространстве важным процессом является интеллектуальная аутентичность личности как операция интеллектуального самоопределения. Каждый человек как личность определяет для себя то, что для него является приемлемым или неприемлемым в качестве существенно важных интеллектуальных феноменов.

И поэтому изучение различных философских концепций позволяет более полно осознать пространство созданного человечеством интеллектуального опыта и установления неких критериев рациональности как результата действия некой социальной формы интеллекта. При рассмотрении этих логических процессов происходит осуществление операции установления интеллектуальной аутентичности, в результате чего возникает процесс коммуникации с открытым пространством интеллектуальных объектов. На основании этого возникает возможность сделать в той или иной степени обоснованный выбор своего соответствия данному интеллектуально ёмкому пространству мышления со всеми присущими ему свойствами и характеристиками.

Структура разума

Так как структурность является одним из существенных параметров реально существующих объектов, то вполне логично можно предположить, что и разум имеет структуру. Так, например, электронный словарь «Большая энциклопедия Кирилла Мефодия» определяет менталитет, ментальность как термин, происходящий от позднелатинского термина mentalis. При этом указывается на то, что он обозначает некую умственность, или же определённый образ мыслей, совокуп-ность умственных навыков и духовных установок, присущих отдельному человеку или общественной группе.

Исходя из этого и продолжая данный подход, можно подчеркнуть важное обстоятельство: менталитет имеет свою структурную организацию, свои порядок и системность. Ментальность является живой социальной системой, имеющей структурную организацию. То есть ментальность как некий интеллектуальный уклад является фрактальной, матричной структурой. В зависимости от количества и положения ее элементов определяются социальные практические проявления свойств системы в целом.

Проблема в данном случае даже не в том, имеет или не имеет разум структуру, хотя понятно, что бесструктурный разум как некий феномен, в той или иной степени допустимый в рамках определённых представлений, кажется весьма странным явлением. Проблема заключается в том, каким образом разум существует как эта особая структурная форма организации? Подходы к данному пониманию возникли, возникают и, по всей видимости, будут возникать. Так, например, в книге «Структура разума: теория множественного интеллекта» Говард Гарднер, рассматривая виды разума, даёт следующее определение, которое по своей сути почти отождествляет разум и интеллект. Разум состоит из некоего множества форм интеллекта. Многообразие интеллекта в своей совокупности и составляет некий всеобщий разум. Хотя в целом направление исследования данного автора можно назвать психологическим исследованием множества интеллектов как своеобразных форм мышления, присущих той или иной достаточно устойчивой сфере деятельности. Проблема, на наш взгляд, всё же шире. И не совсем правильно сводить различные способы обозначения неординарной способности человечества решать сложные задачи, не определённые по способу их решения инстинктивными алгоритмами, к их простому отождествлению. Может быть, во многом интуитивно заданные способы понимания интеллекта как разума, рассудка, сознания, мышления отражают различные измерения и способы их понимания.

Подобная теория множественного интеллекта должна была возникнуть, и неважно, в какой авторской интерпретации она возникла. Важно то, что был отмечен важный и существенный факт: интеллект многообразен. А вот каким образом он может быть многообразен? И почему это разнообразие проявляется – это, возможно, уже другой вопрос. И действительно, можно заметить, что культуры можно классифицировать по тому, каким образом они делают акцент на определённом, по сути дела, предзадаваемом типе легально допустимого мышления. В этом случае понятно, что всё не подпадающее под данное нормирование типа мышления будет восприниматься как ментальная аномалия. И уже неважно для данной культуры то, насколько она права или не права, она себя устанавливает через соответствующий тип ментального бытия.

Картезианская методология анализа социальной реальности

Сущность человека и общества как мыслящих существ может быть рассмотрена как методологическая установка. Необходимо подчеркнуть, что по своему внутреннему логическому и смысловому резерву не исчерпала себя картезианская методология анализа сущности человека как существа, способного мыслить, и, следовательно, в соответствии с этим существовать сообразным образом. Идея Декарта, многообразно интерпретированная, приобретает свои новые и достаточно интересные продолжения.

Картезианское размышление об обществе выстраиваются как процесс размышления о сущности отчества как сущности мыслительного взаимодействия определенным образом мыслящих существ. Общество обладает когнитоинтеллектуальной сущностью, оно является некоторой логической реальностью, выстраивающей свое собственное бытие в соответствии с доминирующим эталоном логически должного. В зависимости от того, что именно принимается за этот уровень обязательной логичности, определяет и то, что не обладает логикой, смыслом рационального, в чём и заключается своеобразный секрет возникновения и присутствия абсурда в жизни человека и общества. При этом человек-индивид может обладать своим определением, ощущением, пониманием смыслонасыщенного и бессмысленного.

Тем самым возникает устойчиво определённая интеллектуальная организация миров мышления, которые возникают как особое социальное явление, логическая конструкция, способная вбирать в себя достаточно значительное количество информации. Этот процесс имеет особые закономерности возникновения и существования, исследование которых необходимо произвести в соответствии с логикой бытия данного феномена. С позиций предполагаемых закономерностей развития искусственного интеллекта можно отметить как формирование и устойчивое существование социального интеллекта, так и возникновение интеллекта внесоциального порядка. В широком плане в этом проявляется проблема онтологии интеллекта в целом. То, что признается интеллектом как проявление человеческого свойства, имеет более широкое значение.

Картезианская методология анализа социума как мыслительной, дискурсивной реальности позволяет выявить энное множество субдискурсов, без которых эта реальность не возникает как единое системное целое. Здесь каждый субдискурс есть относительно самостоятельный мир мышления, в той или иной степени связанный с другими мирами мыслительной реальности.

Примитивность методологической позиции неинтеллектуального материализма кажется почти идиотизмом, если подумать о том, что сходные физиологические действия каким-то странным образом неправильно детерминируют и порождают принципиальные действия и духовные следствия: идиот остаётся идиотом, поэт – поэтом, а философ – философом. Думающий человек не определяется теми факторами и акторами физиологического порядка, как человек недумающий.

Картезианский фактор развития человечества имеет не меньшую, а зачастую даже более высокую значимость по сравнению с факторами чисто материального порядка. Под этим картезианским фактором будем понимать ту основную идею, которую имел в виду Картезий, говоря: мыслю, следовательно, существую. Хотя и здесь могут быть, как известно, разные интерпретации. Можно в самом простом подходе это понимать как утверждение логической связи между тем, что мышление порождает существование. Но можно понимать данное положение, данную зависимость как осознание того факта, что характер человеческого индивидуально-личностного существования зависит от способа интеллектуальной организации своего сознания.

В этом смысле необходима поправка картезианского тезиса: я мыслю, следовательно, я существую. Такая поправка может быть сформулирована следующим образом: я мыслю, потому что должен находиться в ментальном пространстве определённого социорационального способа существования.

Выход из этого ментально-дискурсивного пространства означает превращение человека в животное, в некое существо, не способное при помощи своего интеллекта двигаться в пространстве, обладающем рациоментальными характери-стиками. Но это пространство не только индивидуально ментально атомарно, оно образует отдельные области с относительно устойчивыми ментальными характеристиками, то есть некие миры мышления.

Из картезианского принципа логически вытекает принцип существования различных миров мышления.

Миры мышления – это способы интеллектуального бытия личности, порождающие соответствующий тип мыслительного пространства. Миры мышления возникают не только как индивидуально-ментальные феномены, но и как культу-ры, то есть как миры над-индивидуального мышления. Миры мышления многообразны, и они пронизывают пространство социокультурных пространств. Эти миры разделяются невидимыми границами, которые можно преодолеть, лишь преобразуя исходную систему, пытающуюся сблизиться с другой ментальной системой. Сближение таких систем приводит к появлению некой общей системы, не исключая при этом того, что могут быть и другие остаточные, непреобразованные сис-темы, сохраняющие свои прежние свойства.

Так, например, древнегреческий рационализм и тайна философской атараксии, взаимосвязанные между собой, были мощными ментальными факторами, определившими интеллектуальное время бытия этой особой культуры. Тайна философской атараксии древнегреческой культуры – одна из величайших тайн, её можно различным образом осмысливать и пытаться разрешать. Но понять ее так же сложно, как и все многообразное богатство философских школ и творческие индивидуальности, которые их составляют, но в них не растворяются, как способность возвыситься над обыденностью, создавая то, что отражает нечто иное, чем окружающая, казалось бы, реальная действительность. Интеллектуальные факторы культуры во многом были созданы философами Античной Греции. Данная особая интеллектуальная социальная группа оказала огромное влияние на всю культуру Греции, придав ей логичность, интеллектуальность, поиск тайны человеческой разумности, возможность реализовать творческие способности ума при минимальных материальных затратах.

Софистическая рациональность и софистическая философия были особым социальным проявление интеллекта, стремящегося утвердить свое проявление в конкретной социальной структуре. Относительность такого умонастроения, которое может быть определено как форма софистичности, заключается в следующем: то, что один философ может искренне выражать в своём мнении как осознание некой глубинной сущности, другой философствующий субъект, претендующий на социально значимый философский тип мышления, может воспринимать как отступление от неких канонов мышления. Возможно, является некорректным противопоставление софистического и диалектического способа философствования. Софистичность, диалектичность не исключают друг друга и возможно образование варианта софистической диалектики. Более того, как известно, именно софистическая диалектика во многом являлась активизатором развития философского мышления в целом. Софистическая логика и развитие философии взаимосвязаны на всём протяжении развития философии. Борьба за философию, «свободную» от софистических моделей мышления, приводит к парадоксальному пониманию того, что философия не может существовать в виде полного устранения от софистической логичности. Определенный неустранимый элемент логичности постоянно присутствует в механизм философствования. В механизме образования новых логических структур, обладающих не очень четкой логической структурой, создают смысловые конструкции, которые философия воспринимает за свой любимый объект анализа. И сможет ли философия развиваться дальше, если она лишится такого объекта анализа?

Культура есть следствие логической доминанты сознания, следствие интеллектуального типа сознания. И в этом отношении можно заметить: с одной стороны, культура определяется контекстами сознания, которые его образуют. С другой стороны, можно отметить определенность сознания культуросодержательным контекстом более широкого порядка. Каждому типу культуросодержательного пространства соответствует своя форма сознания, которая исходно является причинно-порождающей его основой. Культурогенные формы сознания сменяются в процессе исторического развития общества, подчиняясь изменению факторов ментального порядка. Формы культурогенного сознания как информационные модусы оказываются в итоге перемешанными неким странным и, казалось бы, нелогичным образом. Сознание всегда существует в определенной языковой, символической форме, и всякое изменение в этой сфере оказывается значимым для формирования неких особых феноменов ментального порядка. Культура, развиваясь и образуя все более многочисленное количество символических форм, умножает многообразие запечатленных форм сознания как информационных модусов, разновидностей, информационной реальности. К сожалению, не всегда исторические источники в достаточно полной форме содержат полноценные информационные формы записи культурогенного сознания. Информации о формах исторического проявления менталитета весьма недостаточно, хотя, с другой стороны можно отметить, что вся история человечества есть проявление ментальных форм реальности.

Логическая культура как фактор формирования и функционирования ментальной целостной характеристики культуры общества в целом

Логическая культура как логическая формация чаще всего рассматривает как ментальные характеристики общества. Ментальная культура зависит от факторов, несущих в себе определенные стереотипы логической культуры. Например, в формировании логики как науки в Древней Греции сыграла свою роль классическая Эвклидова геометрия, демонстрирующая эталон строгой логической взаимосвязи между всеми элементами соответствующего типа геометрической организации пространства. Такая геометрия логики одновременно является показателем логики пространственной организации. Т.е. любой исследуемый объект этой точки зрения может быть понят как определенный тип культурологической организации. Факторы, определяющие культуросозидающее мышление, могут быть парадоксально различными.

Интеллекто-культурологическое мышление не возникает само по себе, оно формируется в зависимости от множества причин. Необходимо исследовать эти причины и факторы, определяющие различные модели культурологического мышления.

Логические нормы мышления в культуре могут изменяться под воздействием различных факторов. В первую очередь это уровень развития логического знания, которое является важным фактором логической культуры в целом. Данные логические нормы закреплены во всей системе практической деятельности, но с появлением логики как науки происходит увеличение активного воздействия норм. Но, с другой стороны, может возникать и активное непринятие логики.

Итак, набор требуемых норм логической деятельности может быть определён как некая деонтическая логика пространства культуры. В то же время существуют семантические нормы культуры. Деонтическая логика культуры проявляется в том, что она существует как система необходимых норм и правил, регулирующих формы социокультурной деятельности, поведения различных социальных элементов. Влияние этих норм на поведение является показателем реальной активности деонтической логики культуры.

Соответственно, ментальная культура есть непрямолинейный синтез всех обстоятельств, влияющих на процесс складывания практического проявления интеллектуальности общества, его социальных групп и конкретных индивидов. При этом проявляется такой своеобразный интеллектуальный парадокс: ментальная формация культуры проявляется в том, каким образом сложилась доминирующая интеллектуальная определенность, устойчивость интеллектуальных характери-стик.

Интеллектуальная основа культуры позволяет адаптироваться к любым историческим обстоятельствам, не разрушаясь, а приобретая новые характеристики. Усредненная форма ментальности в той или иной степени присуща каждой культуре, каждому обществу. Изменения, разнообразие, параллаксы ментальности при своём сопоставлении содержат в себе и проявляют некую усредненную форму, все виды многообразия, в этом смысле – лишь ее проявления данной ментальной усреднённости.

При этом ментальная культура во многом зависима от организационной, через неё проявляется. И такая взаимосвязь ментальной и организационной культур субстанциона, внутренне задана. Переходя от проблемы организационной куль-туры к более детальным аспектам, необходимо определить, каким образом ментальные характеристики социальной группы определяют организационную культуру. Свойства социального менталитета, ментальной культуры определяют важ-ные, может быть, важнейшие, параметры организационной культуры. Поэтому логико-организационный подход к культуре позволяет рассмотреть то, как возникает зависимость между типом ментальности человека, образующего культуру, и культурой в целом, влияющей на условия жизнедеятельности данного человека.

Исходно можно предположить то, что существует логическая организация культуры, тем самым проявляется определенная логика, присущая каждой культуре. Именно поэтому каждая культура существует благодаря реализации соответст-вующих логических структур. В этом смысле культура и есть реализация культуросоциальной логики. И наоборот, логика культурогенеза реализуется как чередование относительно устойчивых форм культур. Каждая культура имеет свою ло-гику, в зависимости от логической организации культуры в целом предопределяется множество частных следствий, в своей многообразности варьирующих данную зависимость.

Теория ИТ (айти), теория информационных технологий, может быть рассмотрена применительно к анализу ментальности, как своеобразная информационная артефактология. И наиболее важным при этом является то направление исследования, цель которого – всестороннее рассмотрение закономерностей информационного порядка, влияющих на становление и проявление сущности ментальности конкретного типа. Информационная артефактология в таком подходе может пониматься как теория создания информационных продуктов, необходимых для соответствующего уровня развития цивилизации.

Соответственно, рассматривая информационное единство материальной и духовной культуры, можно отметить, что нет никакого непроходимого и неразрешимого противоречия между материальной и духовно-ментальной культурой, внутренне существует их информационное единство. Материальная культура является выражением информационной структуры, созданной человеком и сообществом в процессе их жизнедеятельности. Информационные технологии в культуре, таким образом, во многом концентрируют ментальность социума, ментальность всегда есть способ использования информационной технологии в определённых конкретных целях.

При этом исходный центральный вопрос заключается в следующем: как изменение информационной технологии влияет на изменение культуры, ментальной организации общества в целом. Под информационной технологией в широком смысле можно понимать всё то, что используется в качестве информационных средств и конструкций функционирования культуры, все то, что необходимо для достижений ее цели. Хотя, естественно, и сама культура в целом является инфор-мационной технологией выражения интеллектуальных способностей конкретного уровня развития. Естественно, эти аспекты необходимо различать, придавая им точное категориально-содержательное значение. Организационный подход к определенным предметам социальной логики базируется на принципе, который можно сформулировать так: ментальный фактор есть показатель уровня организациогенеза системы, показатель того, как организационный и логический пласты культуры взаимосвязаны между собой. Исходя из этого, понятно, что ментальная своеобразность организационных процессов проявляет конкретное своеобразие логики организации, в соответствии с чем существует и действует реальная логика организационной формы культуры. Предметом исследования с позиций такой логики является исследование логической организации человеческого мышления. Каждой логической культуре присущ свой способ организации человеческого мышления, что выражается в специфическом конкретном виде, в наборе правил и установок, определяющих приемлемость нормы построения доказательного информационного сообщения. В зависимости от способа логической организации человеческого мышления возникают практические, материально выраженные результаты, становящиеся существенными особенностями деятельности человека и предопределяющие его социокультурное существование. Важным фактором является модельная логика организации существования культуры во времени. Культура проявляется в различных модальностях логики ее существования.

В этом же подходе могут пониматься и те информационные продукты, которые возникают на соответствующем уровне развития социального интеллекта и конкретной ментальной формации. Общая закономерность будет заключаться в том, что информационные продукты, их характеристика соответствуют типу ментальности информационных технологий. Тот или иной необходимый информационный продукт может быть получен только при помощи реализованной менталь-ности интеллекта создателей информационных технологий. Эта ментальность имеет свои практические свойства, возможность создания информационных артефактов подобного класса. Такие информационные артефакты могут создаваться при помощи необходимого информационно-технологического инструментария, поэтому изменение такого интструментария может приводить к появлению новой возможности создания новых ментальных характеристик тех информационных продуктов, которые таким образом создаются. Это особенно очевидно сегодня при развитии современных технологий ньюсмэйкинга, теории и технологии создания целенаправленного новостного воздействия на аудиторию.

Ментально-структурная формация социума текстуальна, информационно структурна, то есть она обладает, применяя термин А.А. Богданова, тектологической структурностью. Культуры, таким образом, могут пониматься как структур-ные семантические формации, структуры информационного текста пространства. Структурная связь информационно-семантических признаков создаёт ментально-информационный континуум социума. Необходимо определить структурные взаимосвязи смысловых единиц, образующих текст как целостную форму.

Структурной единицей такой континуальности является смысл. Смысл в его атомарном виде устанавливается набором признаков, заложенных в структуре понятия. При соотнесении этих форм образуется структура взаимосвязанных определенным образом наборов признаков, преобразующихся из суммы в синтез. Если рядоположение смысловых единиц изменяется и если происходит формирование новых элементов, то постепенно конструкция приобретает более существенные новые характеристики. Расположение рядом нескольких смыслосодержащих положений изменяет смысл каждого отдельного аспекта. Происходит связывание, состыковка смысловых доминант. Смысл каждого отдельного положения, конечно, изменяет и общую структуру, но возникающая доминанта системы в целом более жестко влияет на каждое отдельное составное смысла информационного образования. Можно действительно признать, что целостно смысловой параметр является особо важной формой существования смысла текста.

Множественные стереотипы ментальности частично заменяются, образуя в конечном счете, как это ни парадоксально, некое целостное образование. Тут стыкуются абстрактно-философские образы и знаки с простыми содержательными формами. Но важно всё же то, каким образом философский смысл может быть вложен в конкретные образы и знаки, от этого зависит высокая целостная ментальная определенность социума.

Поэтому ментальная модель, ментальная характеристика общества необходимы для понимания реальных процессов, в нём происходящих. И в целом ясно, что в широком смысле ментальность является важным социальным механизмом, от деятельности которого зависит эффективная дееспособность общества в целом. Механизм ментальности возникает и действует в любой социальной системе, но проблема заключается, конечно, не в том, есть ментальность или нет? Проблема заключается, во-первых, в том, какова специфика этой ментальности, и, во-вторых, каков действительно механизм проявления каждого типа ментальности. Итак, ясна общая закономерность: тип культуры взаимосвязан с типом ментальности, всегда существует взаимосвязь типа культуры и типа мышления, логической культуры и логических технологий. Логическая культура зависит от совокупности конкретных факторов, влияющих на формирование, взаимодействие проявленных сторон. Эти отдельные составляющие могут быть определены при конкретном анализе, но в целом их механизм ясен. Наиболее важным фактором является логика как особое знание, имеющее определенное ценностное значение в общей структуре знания. И особо важно то, какие логические технологии применяются в данном социуме.

Ментальные технологии проявляются через различные виды ментальных технологий, при помощи которых формируется механизм решения фундаментально значимых социальных проблем. Ментальные технологии могут быть разведены в двух основных плоскостях. Во-первых, они проявляются в том, что могут быть ориентированы на сверхпрагматические ценности.

Во вторую категорию попадают типы ментальности различного религиозного или идеологического толка, а также любая деятельность, не способная иметь своим результатам положительный практический результат.

Ментальные сценарии развития общества

Ментальные структуры социальных сценариев проявляются в процессе социального развития. Предопределение и создание ментальных сценариев развития будущих событий становится все более необходимым, понимая, что от развертывания социоментального процесса в глобальном масштабе будет зависеть достижение соответствующих целей.

Термин «ментальные сценарии» может использоваться в нескольких значениях. Это сценарий, учитывающий тот тип менталитета, на который направлено определённое воздействие, а также сценарий, основанный на определенном типе менталитета разработчиков. Тип ментальности разработчиков социального проекта находится во взаимосвязи с теми, на кого он направлен. Тип ментальности разработчиков предопределяет соответствующие характеристики ментальной структуры проекта.

Проект, основанный на примитивном, упрощенном типе менталитета, как правило, не способен учитывать сложные уровни взаимосвязей. С другой стороны, такие типы проектов слишком прямолинейно ориентированы на достижение запланированной цели, что часто является, может быть, неадекватным подходом. В силу того возникают социальные коэффициенты различного типа.

Ментальные культуры также выступают как процессоры. Каждый социум функционирует как ментальная среда, на которую направлен проект, программа, в ментальной специфике которой он должен реализоваться. Поэтому различные культуры функционируют как различные и часто несовместимые ментальные процессоры. В современную эпоху произошло активное столкновение различных культур как различных технологий и программ менталитета. Каждая ценностная социальная общность создает соответствующее общее ментальное пространство. Тем самым, можно констатировать, что организационному типу социальной общности соответствует свой тип ментальной организации, в процессе изменения ко-торой формируется и соответствующий тип ментальной процессорности.

Социоментальность и когнитивность взаимосвязаны, но ментальность в отличие от когнитивности имеет социокультурную специфику, поэтому термин «ментальность» в определённых исследовательских границах оказывается более необходимым и более точным в силу того, что он отражают конкретную логико-психологическую особенность общества. Специфика менталитета в целом определяется всем ходом социокультурных характеристик. В зависимости от доминирования каких-либо отдельных факторов менталитет изменяется, приобретая новые неповторимые формы.

Когнитивность общества также во многом зависит от логико-культурного уровня развития, но при этом здесь имеют значение и этногенетические факторы, историческая когнитивная эволюция общества, что само по себе должно рассматриваться как отдельная важная проблема, заключающаяся в том, всегда ли развивается общество когнитивно, развиваясь по другим параметрам? Если сапиенсность является фундаментальной характеристикой человека и общества, то именно изменение данного параметра является наиболее показательным в определении исторической сущности общества. Обладает ли общество, входящее в историческую эпоху сложных сетевых технологий информационных коммуникаций, необходимым уровнем когнитивности? Очевидно, что потеря способности мыслить адекватно по отношению к той реальности, которая создается в результате социальной деятельности, приводит к очевидным деструктивным следствиям. Общество должно быть озабочено уровнем ментальности, необходимым для его выживания, каждое конкретное, отдельно взятое общество, имея когнитивную особенность, предопределяет черты своего возможного дальнейшего развития.

Например, рациональная когнитивность античности, создав наиболее сложные и гармоничные этапы когнитивности, предопределила высокий уровень воздействия на современную европейскую культуру, в особенности на все мировые типы культуры, в различной степени. Существуют и другие мировые феномены культур, которые можно назвать когнитивными факторами современной цивилизации. Исходя из этого, определяется сущность проблемы: каким когнитивным типом является современная цивилизация, которая на самом деле сплетена из множества латентных ментальных факторов?

Систематика типов ментальности может быть произведена в зависимости от наиболее значимых факторов. Это может быть дифференциация по принципу различения на Восток-Запад, Север-Юг. Или же такая классификация может быть произведена по религиозным признакам. Например, сегодня актуальным является противопоставление мусульманского и христианского типов ментальности, исходя из чего, часто видят специфику мусульманства как только агрессивного типа ментальность. Но можно говорить также о том, что любой фанатичный тип менталитета ориентирован на экстремальные типы поведения.

Глобальная интеллектуальная экология изменяется. Используя термин интеллектуальная экология, предложенный Тулмином, можно действительно более предметно определить процесс реального возникновения интеллектуального пространства, обладающего конкретными ментальными характеристиками. То есть, по сути дела на глазах у современного поколения происходит становление глобальной интеллектуальной новой экологии, пространства интеллектуального существования. В зависимости от специфики современного глобально-интеллектуального пространства предопределяется интеллектуально-глобальное будущее.

Возникает социум нового семантического порядка. Отчасти это происходит в результате развития глобальных информационных технологий, что означает более активное формирования новой когнитивной среды, в которой информация приобретает иные условия своего возникновения, увеличения, преобразования. Мир как глобально когнитивная информационная система приобретает и новую семантику. Таким образом, глобальная система информационных взаимодействий есть виртуальное основание социума нового семантического порядка. Следовательно, возникают новые семантические типы информационных потоков, которые должны быть отражены соответствующим образом.

Логико-методологическая парадигма исследования

Исходная проблема заключается в следующем: в каждой ли логико-методологической парадигме должно осуществляться исследование процессов ментального порядка. Это возможно и в рамках гегелевской философии разума в рамках. Эти концепции, безусловно, отметили реальные важные характеристики рационоосферного процесса. Идея коммуникативного разума, противоположного разуму субъект-центрированному, предложенная Хабермасом, также является дос-таточно важной и интересной.

Стоит ли мир на пороге Великой Интеллектуально-Глобальной Революции? Или же, наоборот, наступает последнее столетие традиционной человеческой ментальности? Эти вопросы стали реально значимыми, осознавая нарастание темпов различных глобальных изменений. Но, с другой стороны, а значимы ли масштабные глобальные изменения прогрессивного изменения человеческой ментальности? Ментальность как логический тип общества остаётся особой загадкой, не разгаданной до конца, и, что парадоксально, ответ на эту загадку может постоянно изменяться.

Проявляются различные новые ментально-логические типы общества и отдельных социальных ментальных сообществ. С этой точки понимания, ментальность – тип доминирующей логики, находящей свое проявление в характере социума, этим определяется ментально-логический тип общества. В этом процессе ментальные коммуникации есть механизм образования ментальных групп. Но при этом ментальные взаимосвязи личности, устанавливаемые по отношению к определенным социальным субъектам – носителям соответствующей информации, приводят к образованию некой ментальной группы виртуального порядка. Реальные ментальные группы образуются в процессе установления социальной коммуникации между субъектами одного ментального порядка. Например, такими ментальными группами могут являться студенческая, или профессиональная, или возрастная группа. Так, внутри студенческой группы могут устанавливаться дополнительные структуры различного ментального порядка, в результате чего устанавливаются микрогруппы. Этим определяется характер ментальных особенностей социума. В свою очередь, такие ментальные социальные группы могут быть ранжированы по различным критериям. И сколько видов ментальной специфики может быть установлено в обществе, столько видов ментальных групп может быть выявлено как относительно самостоятельных ментальных явлений.

Закономерность ясна: чем более сложным является общество, тем больше специфических ментальных групп может быть установлено и социологически рассмотрено, проанализировано, выявлены ментальные характеристики общества, ментальная структура культуры.

Ментальное пространство обладает различной смысловой плотностью. Смысловая плотность – концентрация информации, обладающей смысловым значением. Различные феномены культуры обладают различным уровнем, смысловой детерминацией, поэтому пространство культуры развертывается, формируется как сочетание различных смысловых линий воздействия, в зависимости от силы и устойчивости которых по отношению друг к другу происходит корреляция. Ментальность культуры базируется на выявленных в процессе практического осмысления реальности смысловых концептуалиях.

Семантическая (смысловая) концептуалия выражает существенные и в определённой степени значимые формы смысла, при помощи которых выстраивается пространство культуры. Сущность менталитета не может быть рассмотрена без рассмотрения его семантических проявлений в различных феноменах культуры. Можно утверждать, что различные ментальные проявления рациональной сущности человечества проявляют и реализуют различные уровни смысловых аспектов культуры. Ментальная культура зависит от доминирующего стержня логической культуры.

Поэтому ментальные поля в то же время есть смысловые пространства. Термин «ментальные поля» позволяет обозначить пространственные образования, обладающие ментальной структурой. Выявление таких ментальных континуальностей социокультурной организации позволяет выявить области, имеющие соответствующую специфику интеллектуальной организации. Проблема ментальных полей, ментальной организации культуры анализируется с различных точек зрения. В этом отношении, по-видимому, можно утверждать, что гегелевская концепция феноменологии духа – это тоже концепция ментальной организации культуры. И здесь можно обратить внимание на то, что «абсолютная идея» проявляется там и тогда, где и когда появляется народ, способный в своей ментальной культуре выразить наиболее адекватным образом рациоментальные закономерности более высокого порядка. По сути дела, эта характеристика является закономерной.

Иногда ментальные поля культуры сравнивают с гравитационными полями, возможно, это сравнение не совсем правомерно, во всяком случае, правомерность такого сравнения ограничена. Действие ментального пространства обладает не столько реальным притяжением, но и отталкиванием, не только структурным организационным влиянием, но также и деструктивным влиянием. В этом смысле ментальность может быть сопоставлена с диалектическими взаимосвязями процессов энтропии и негэнтропии. Высокие уровни ментальности парадоксально могут содержать в себе явления как более высокого социоорганизационного порядка, так и вызывать обратное влияние.

Понимание ментальных структур можно представить и с позиций концепции символической структуры информационной реальности культуры. Так, например, концепция символического детерминизма культуры Андрея Белого позволила рассмотреть символы, факторы, влияющие на развитие культуры, по сути дела, представляя ментальные процессы как осознаваемые символические реальности. Ментальность выражается через множество различных символических способов её обозначения, но по сути дела не всегда однозначно проявляется полностью соответствующий язык ментального построения социокультурной реальности. Пока приходится говорить лишь о проявлении и частичном понимании лишь некоторых точно установленных соотношений онтологии ментальной реальности общества и правил, закономерностей, в соответствии с которыми данная ментальная пространственная структура возникает, функционирует и развивается.

Использование образовательных технологий передачи информации – исторически необходимый процесс. Поэтому не случайно то, что образование как термин несёт два основных значения, важных в данном отношении: это процесс получения знания, влияющего на существенные характеристики общества, и, что очень важно, процесс формирования. Формирование при этом имеет множество состояний и отношений, происходит формирование как становление нового уров-ня реальности общества.

Сегодня происходит формирование нового содержательного смыслового наполнения и тем самым происходит некое смысловое переопределение социокультурной реальности. В таком понимании образование есть система производ-ства ментальности.

По сути дела, происходит формирование смыслового содержания как онтологической дефиниции социальной реальности. Поэтому в данном отношении действительно принципиально важна информационная стратегия, важна стратегическая информационная направленность развития тенденции семантического способа существования общества. Важна ясно осознанная перспективная модель развития всей образовательной системы, всего процесса семантического образования новых уровней культуры.

То есть, культура есть деятельность устойчивого технологического способа передачи необходимой и принципиально важной информации, культура и способ образовательной передачи информации находятся в прямой зависимости. Такой способ передачи информации можно определить древнегреческим термином «пайдея» – как способ программирования нового семантического уровня общества через установление норм содержания и значения информации.

Выбор интеллектуальной семантической модели нового типа образовательной ментальности становится важным и актуально значимым на фоне развития новых информационных технологий. Возникший процесс информационного взрыва – самый крупный за всю историю человечества – действительно, принципиально важен для определения дальнейшей стратегии развития образовательных систем, позволяющих обществу адекватно изменяться не только в каждой точке своего бытия, но и в исторической реальности в целом.

В то же время система интеллекта проявляется как способность решать задачи соответствующего уровня сложности, и эта способность развивается, одновременно совпадая с развитием информационной структуры ментальной культуры общества. Учитывая огромный интеллектуальный опыт мировой теории построения предельно широкой системы осознавания как системы понимания, важно далее определить теоретические принципы изменения системы интеллекта общества. Необходимо не только и не столько искать принципы выбора между вариантами решений, более важно определить, какая система интеллекта порождает данные типы решений.

Проявление новой, более высокой рациональной организации ментальности происходит в каждом конкретном случае в соответствии со всем набором соответствующих обстоятельств, скорость их осуществления также может изменяться – ускоряться или замедляться. Важно определить, каким образом в конкретном случае будет происходить ускорение или замедление ментального процесса.

Метарациональность

Возникновение ментальности происходит по многим направлениям, и здесь наиболее значимым является компонент образования. Система образования является генератором новых уровней реальности. Ментальность, действительно, можно сформировать через систему образования, но существуют границы этих возможностей, «границы пределов». И здесь проявляются некие границы ещё более сложного явления, которое можно назвать метарациональностью.

Возникновение, а тем самым и открытие новых уровней ментальности происходит по многим направлениям, и здесь наиболее значимым является компонент образования, который оказывает сильный образующий, генерирующий эффект. Система образования является генератором новых уровней реальности.

Ментальная метарациональность видится как устойчивый феномен, её интерпретация может быть различной, она может осуществляться как рационально, так и иррационально, как это ни парадоксально. В любой культуре всегда есть ощущение того, что более рационально и смыслосодержательно, чем то, что существует в данный момент времени. Это ощущение может становиться философской моделью абсолютного разума или религией, основанной на вере в то, что всё же существует некий разум и высший смысл, определяющие смысл существования и сущности человеческой жизни. Но это может быть и ощущением того, что там, впереди, нет никакого смысла и движение в будущее бесцельно и, соответственно, бессмысленно. В этом проявляется опасная гипнабельная самоустановка общества, способного программировать усиление собственной бессмысленности и само-разрушения.

Необходима некая модель, объясняющая, к какому ментально-духовному смыслу приходит движение современного общества, необходима интеллектософия собственного существования современного общества и человека.

Итак, под термином «интеллектософия» может пониматься в терминологическом отношении ментальная семантика интеллекта, в онтологическом отношении понимаются сложные информационно содержательные операции, производимые социальными субъектами. На наш взгляд, такой подход позволяет обозначить важный аспект социокультурной реальности.

И здесь парадоксально ясно что, во-первых, уровень технической оснащенности общества необязательно прямолинейно предопределяет когнитивную структуру общества. Во-вторых, очевидно, происходит нарастание когнитивной дифференциации каждой отдельной национальной культуры и всей глобальной социосистемы в целом. В-третьих, если когнитивная дифференциация будет нарастать или приобретать более конфликтные формы, то в результате нарастания данного процесса могут возникать серьезные глобально-социальные конфликты.

В итоге хотелось бы отметить тот факт, что способность перестраивать интеллектуальное время своего мышления, как отдельного человека, так и общества в целом, необходима для того, чтобы соответствовать не только некоему условному времени современности. Оно более всего необходимо для того, чтобы успевать выходить из прошлого интеллектуального времени.

А.П. Павлов

ОНТОЛОГИЯ СМЫСЛА КАК ПРОБЛЕМА КОНСТИТУИРОВАНИЯ

СОЦИАЛЬНОЙ РЕАЛЬНОСТИ

Любое общество возможно при условии, если его члены (по крайней мере, его большая часть) согласованно действуют в определенном социальном пространстве на протяжении длительного исторического времени, охватывающем не одно поколение. При этом если не иметь в виду такие замкнутые локальные общности, как община, клан, большинство индивидов в повседневной жизни друг с другом не пересекаются, не встречаются, не вступают во взаимодействие. Как возможна такая согласованность? Конечно, можно ссылаться на традиции, иные культурные институты. Но, на наш взгляд, такие объяснения не представляются убедительными.

В самом деле, почему люди поддерживают или, наоборот, не поддерживают те или иные порядки, жизненные правила, обычаи, нормы? Какова причина устойчивости «непрактических», негуманных практик (войны, дуэли»)? Почему «вдруг» одни люди престают понимать друг друга, вчерашние соседи и знакомые начинают враждовать между собой. Или, наоборот, вчерашние чужаки, незнакомцы, маргиналы становятся «своими»?

Еще одна проблема онтологии смысла: двойной включенности. Во-первых, каждый индивид включается в социальный мир, осваивается в нем, обживает его.

Каждый человек, будучи членом данного общества, «вмонтирован» в его смысловую структуру, включен в процесс смыслообразования. Собственно говоря, у него нет иного выбора: либо он принимает «свою» реальность и становится «нормальным» членом общества, либо становится его изгоем. Для того чтобы быть нормальным членом общества, необходимы, по крайней мере, три условия: обладать необходимым набором знаний, позволяющих «правильно» прочитывать, представлять окружающую реальность; конституировать собственное индивидное пространство и время (биографию); встраивать свою биографию в биографический контекст общества.

Социальный индивид должен быть восприимчивым к изменениям, колебаниям повседневной реальности, и других способов жить в обществе нет. Во-вторых, общество «встраивается» в индивида, в его сознание, в его биографию, в его жизненные практики и даже в его тело. Природа такого «встраивания» двойственная. С одной стороны, общество навязывает индивиду свои правила, не спрашивая его разрешения. Эта принудительная сила, исходящая от общества, оказывает на индивида давление, побуждая его к определенным действиям. Инструментами такого воздействия являются властные институты, нормы, социальные санкции.

С другой стороны, общество проникает в индивида, его сознание и тело изнутри. Человек действует от лица общества как его представитель, агент.

Проблема онтологии смысла и есть проблема двойной включенности. Ее суть в том, что смыслообразующий процесс, исходящий от общества, каким-то образом согласуется с жизненными смыслами индивидов, детерминированными их биографией, непосредственным окружением, условиями повседневной среды.

Условием согласования двух миров является конституирование единой социальной реальности: предсмысловой данности, задающей базовые алгоритмы события индивидов и общества.

Как известно, философы, социальные феноменологи под социальной реальностью понимают жизненный мир. На наш взгляд, сам по себе жизненный мир не является социальной реальностью. Конечно, люди живут, думают, чувствуют внутри повседневности. Естественно-практическая обыденная установка дает первичную ориентацию индивидов в мире. Однако ее явно недостаточно для того, чтобы «длить» и закреплять социальный и когнитивный опыт не от случая к случаю, методом проб и ошибок, а постоянно, от поколения к поколению. Необходимы смыслы, которые непосредственно не принадлежат жизненному миру.

Общество нуждается в устойчивых когнитивных смыслообразах, социальных эйдосах, разделяемых большинством членов общества. Они представляют собой исторические тексты – нарративы, задающие диахронические и синхронические рамки социального смысла, а также определенные способы их прочтения (дискурсы).

Как только этот текст перестают читать, он разрушается, исчезает. Советский коммунизм умер задолго до того, как юридически распался Советский Союз и та идеология, на которой он держался. Его символику, его язык люди просто перестали понимать.

В понимании реальности следует избегать вульгарного натурализма. Реальность не есть то, что независимо от индивидов, их сознания. Под реальностью мы понимаем устойчивые представления людей о самодостаточности и необходимости их бытия в мире, не требующие специальных доказательств. Однако в основании этой самодостаточной реальности – теоретическая установка на ее исток, начало, границы, смысловые разметки и вечные и неизменные критерии человеческого бытия. «Простой человек», разумеется, не озабочен теоретической установкой в своей повседневной жизни. Она, в конечном счете, создается специальными социальными агентами, институтами (церковью, богословами и т.д.). Однако это вовсе не значит, что он пребывает исключительно внутри практической установки.

Данная установка предполагает особого трансцендентного субъекта и особые трансцендентные практики, направленные на воспроизводство реальности. Суть этих практик – в непрерывном «возвращении» к «вечным истокам», к сакральному началу.

Как индивиды встраиваются в когнитивные структуры социального бытия? Как происходит со-понимание людей в обществе, побуждающее его действовать в унисон с динамикой социума? Здесь необходимо избегать крайностей натурализма, структурализма и феноменологизма.

С позиций натурализма, общество есть суперорганизм, устанавливающий смысловые рамки для действования индивидов. В этом случае индивид и его сознание лишь «чистая доска», пустой сосуд, заполняемый смыслами и значениями, исходящими от общества.

С позиций структурализма, смысл имманентен устойчивым языковым структурам человеческого сознания. Эти структуры инварианты, не зависимы от исторических обстоятельств и индивидуальных особенностей человека. Безусловно, поиск и анализ таких структур необходим. Однако вынесение «за скобки» анализа социальных смыслов и смыслопорождающих практик социальных индивидов, на наш взгляд, неправомерен. Структуралисты не отрицают, что историю делают люди. Но люди не знают того, что они ее делают. Отсюда – акцент в исследовании смыслов переносится на исследование структур коллективного бессознательного (Ж. Лакан).

Феноменологический концепт основывается на том, что смыслы есть эмерджентный продукт человеческих интеракций, осуществляемых в повседневном мире. Они не предзаданы и никак не зависят от смысловых структур общества, поскольку само общество как устойчивая объективная целостность феноменологами «ставится под вопрос».

Повседневная жизнь представляет собой совокупность дискурсивных (коммуникативных) практик, важнейшую формообразующую функцию в которых выполняют акты номинации.

Под номинацией мы понимаем процесс включения социального индивида в игру смыслообразования и смыслоподдержания социальной реальности путем обретения имени и встраивания его в именное пространство данного общества. Само подключение имен не есть пассивные акты. Они инициирует точечные события, непрерывно активируя социальную реальность. Например, ребенок пошел в первый класс. Обретение имени «первоклассника» означает онтологическое подтверждение, дление и преемственность социальной практики (реальности) под названием школа.

Имя есть индивидуальный код человека, позволяющий ему подключаться к игре по производству реальности.

Имя не просто код. Оно есть символический знак, обязывающий его носителя быть наблюдателем того сегмента реальности, к которой он принадлежит. Это дает возможность осуществлять рефлексивный мониторинг состояний реальности.

В самом общем значении практическая повседневная номинация – это процесс презентации и утверждения имен и именных ландшафтов в коммуникативных ситуациях.

Имя указывает (обозначает) предмет: человека, вещь, событие, сообщество и т.д. В качестве ноэмы оно обладает собственной смысловой предметностью, структурой и, следовательно, смыслопорождающей способностью. Имя не просто представляет предмет. Оно выражает его теми средствами, которые в нем заложены.

Имя наделено свойствами вещи (как собственность, как собственное для кого-либо) и свойствами знака (как то, что представляет, выражает), но не сводится к ним.

Имя можно уподобить лицу, точнее сказать, лицу-тексту, который могут читать и другие. Имя открыто, но только для “посвященных”, которые могут читать данный текст. Т.е. имя может существовать в некотором именном ландшафте, в котором оно занимает свое место.

Итак, имя – форма и способ выражения и самовыражения индивида, обеспечивающие его включенность в процессы идентификации в конкретном социальном пространстве или то, что делает индивида личностью (обладателем “лица”). Имя не только указывает на предмет, выражает его смысл. Оно представляет его в ряду других имен в рамках именного ландшафта.

Для того чтобы выполнять функцию представления социальных предметов, включая индивидов, имена должны содержать коды, позволяющие их оперативно распознавать, идентифицировать информацию, не прибегая к сложным процедурам интерпретации. Имена должны “считываться” моментально и однозначно (например, такие имена как “Пушкин”, “доллар”, “шестисотый мерседес” и т.д.). Речь идет об именных кодах, указывающих на принадлежность имени к именному ландшафту, на место его в именной иерархии.

Имена выполняют роль манифестации божественного, трансцендентного в формах символической наличности. Хотя имена не имеют имманентного смысла, они обладают реальной онтологической силой, поскольку генетически связаны с божественным трансцендентным порядком. Ярким примером могут служить именины как ритуал, символизирующий духовное рождение человека. Для истинного христианина именины более значимый праздник, чем его физическое рождение.

Важно отметить, что в данные исторические эпохи проблема идентичности сводилась к ритуальному подтверждению индивидами соответствия собственным именам. Идентифицировать себя в мире – значит назвать себя по имени: Я – “дворянин”, “крестьянин”, “священник”, “король” и др.

Наконец, отдельное имя не существует как отдельная монада. Оно подразумевает ссылки на другие имена, образующие целостный именной порядок. В указанные эпохи именная субординация носит жесткий характер.

В эпоху классического рационализма Нового времени язык утрачивает непосредственное сходство с миром вещей. При этом он наделяется способностью его конструировать. Объекты и вещи благодаря языку “помещаются” в создавае-мые ими особые символические пространства. Отношения между словами и вещами опосредованы представлениями.

Язык формирует представления о вещах, их функциях, взаимосвязях. Не случайно, как отмечает М. Фуко, в этот период получает развитие всеобщая грамматика, благодаря которой устанавливается синхронность (параллелизм) между образованием словесных знаков и строением предложений, с одной стороны, и формированием мыслительных образов, представлений – с другой.

Таким образом, язык структурирует пространства представлений, внутри которых предметы (включая индивидов) могут быть проанализированы, систематически описаны, наблюдаемы и классифицированы.

Собственно говоря, в “классическую” эпоху полноценно заявили о себе практические дискурсы и связанные с ними процедуры номинации. Вещи теперь можно называть своими именами. Т.е. любой предмет, в соответствии с классической эпистемой, существует, поскольку он может быть назван и классифицирован в ряду с другими поименными предметами.

Назвать имя – значит соотнести его с другими именами по принципу сходства и тождества в рамках структурируемых пространств представлений. Дискурсивные практики позволяют индивидам включаться в классификационную игру, смысл которой в том, чтобы их имена заняли достойное место в указанных пространствах. Про человека с хорошей репутацией говорили: у него честное имя.

При этом нельзя говорить о том, что в данную эпоху имя полностью эмансипировалось от индивида. Последний сохранял определенный суверенитет по отношению к имени. Это создавало напряженность между именем и его предметом (человеком). Человек не входил в определение имени полностью. Он осознавал то, что он “богаче” собственного имени. Тем не менее, право распоряжаться собственным именем было ограничено квалификационными порядками, которые складывались в обществе.

Социальное пространство в классическую эпоху становится все более абстрактным, формальными. Любой предмет обретает смысл только в качестве носителя и посредника абстрактных отношений между людьми.

Данное пространство устойчиво, консервативно, жестко структурировано и нормативно. В нем проведены четкие демаркационные линии, установлены отношения субординации между отдельными символическими подпространствами, а также между соответствующими им классами названий (наименований).

Вся эта символическая конструкция воспроизводится благодаря ряду фундаментальных идеализаций, таких, как “право”, “частная собственность”, “личность”, “цивилизация”, “свобода”, “прогресс” и т.д. Эти идеализации (которые одновременно являются социальными мифами) служат формированию образцовых социальных типов: “образцовый джентльмен”, “образцовый купец” и т.п.

Таким образом, классическая эпоха – эпоха экспансии нарицательных имен, которые замещают имена личные. Иметь имя – значит абстрагироваться от богатства жизненных проявлений и быть носителем признаков, соответствующих вышеуказанным образцам.

Но это нарицательное имя должно одновременно быть и именем собственным, поскольку в противном случае оно теряет практический смысл. В самом деле, как, каким образом человек, отчужденный от имманентного жизненного основания, может идентифицировать себя с абстрактными образцами? Павел Флоренский полагал, что когда имена собственные обращаются в нарицательные – это симптом, несомненно, духовно-функционального заболевания. Происходит разлом, деградация подлинного имени. Это явление русский философ называет имеборчеством [3: 281–322].

Действительно, имя-лицо превращается в имя-маску. Последнее – явление не столько самих именуемых реальных индивидов, сколько именующих. Т.е. нарицательное имя (имя-маска) служит самообнаружением познающего, является средством его социальной идентификации, точнее сказать, квазиидентификации. Мы склонны накидывать друг на друга именные ярлыки: “настоящий интеллигент”, “подлинный демократ”, “консерватор”, “реакционер”. Но все это не более чем мистификация.

Установка человека на восприятие других как на жизненную проекцию самого себя и на восприятие себя как жизненный образец для других создает условия для его индивидуализации.

Человек буржуазной эпохи конструирует собственное (приватное) пространство, которое соизмеримо с пространствами других. Имена в буржуазную эпоху еще не отчуждаются от индивидов. Имя есть способ самовыражения его носителя. Если имена в средние века актуализировались самим фактом их обладания (титулами), то для людей Нового времени важно не столько само имя, сколько его ношение. Честное имя купца нужно подтвердить делами.

Особая забота об имени объяснялась тем, что оно маркировало жизненное пространство индивида. С помощью имени он мог расширять свое жизненное пространство. Практическими средствами такой “экспансии” были торговые, коммерческие сделки, участие в политических кампаниях и т.д. Однако главный мотив экспансии – не капитал, не власть как таковые, а прибыль и власть в их именной закрепленности.

В буржуазную эпоху имя сохраняет элементы культовости. Имя – пропуск в социальный мир, в котором все действуют по определенным правилам. Человек мог утвердить свое имя так, как это делают другие представители его круга. Поэтому все они заботятся о поддержании релевантных смысловых границ, в рамках которых имя каждого занимает свое место на фоне других.

Именно эта забота есть одна из главных причин того, что люди объединяются в различные социальные общности, корпорации: купеческие гильдии, клубы, партии, школы. Каждая из них образует именной ландшафт, в котором тесно переплетаются ритуальные действия и индивидуальные заслуги. Именная иерархия создает условия для социальной идентификации.

Одновременно происходит борьба за утверждение коллективного (корпоративного) именного капитала и связанные с ним ценности. П. Бурдье определяет ее как борьбу за монополию легитимной номинации [2: 23]. Речь идет о том, что официально признанный в обществе статус имени (титул, звание, ранг, диплом и т.д.) ставит тех, кто уполномочен его носить, в привилегированное положение перед другими.

Ценности буржуазного общества неотделимы от общей заботы о них тех, кто их персонифицирует. Интеллигент идентифицирует себя с интеллигенцией, купец – с купечеством, рабочий – с рабочим классом с помощью определенных абстракций, в которых отражается идеализированное представление как о своей группе, так и группах “других”. Человек мог “держать” имя благодаря коллективно разделяемым идеализациям.

Вторая половина ХХ столетия ознаменована коренными переменами в мировом общественном сознании. Отметим лишь некоторые ключевые тенденции, имеющие отношение к нашей теме.

1. Благодаря развитию современных коммуникативных технологий происходят качественные изменения в статусе и социальных функциях знаковых систем. Они перестают быть репрезентацией внешней им реальности. Но они также не становятся символическими заместителями этой реальности. Знаки выступают лишь конструкциями, символическими полуфабрикатами, с помощью которых можно фабриковать особые гиперреальности (виртуальные реальности). Такие знаки французский социолог Ж. Бодрийар называет симулякрами.

2. Данные реальности имеют коммуникативную природу. Т.е. они создаются и воспроизводятся с помощью особых коммуникативных технологий. У них нет собственной истории, поскольку их темпоральность и символические локусы задаются коммуникативными средствами. Виртуальные реальности существуют только в настоящем времени (“здесь-и-теперь”). Прошлое и будущее имеет смысл только в качестве символического обрамления текущего момента.

3. Изменяется сам человек. На первый план в его жизненных стратегиях выступают не столько экзистенциальное настроение, ориентированное на сущностные аспекты его бытия, сколько желания и связанные с ними удовольствия, ориентированные на внешние формы его существования. Современный человек – существо, производящее впечатление с помощью особых масок – имиджей. В то же время он не только производит впечатление, но сам легко поддается манипулятивному воздействию со стороны других и самого себя.

Таким образом, особенно остро встает вопрос об имени как способе удержания индивидами собственной идентичности. Опасность именной энтропии очевидна.

Чтобы понять практические способы именной идентификации (номинации), характерные для современной ситуации, необходимо сравнить их со способами предшествующей индустриальной стадии.

Фундаментальной проблемой и одновременно предпосылкой процессов идентификации в эпоху капитализма, включая его индустриальную стадию, является отчуждение индивидов. Их именной статус противоречив. С одной сто-роны, имя – средство “погружения” в релевантную среду социальных статусов. С другой стороны, имя есть способ “удержания”, сохранения собственной идентичности в условиях господства формально-рациональных форм общественной жизни и, прежде всего, бюрократии.

Практика номинации – это всегда игра, в которой внешнее и внутреннее, статусное и интимное находятся в динамическом равновесии. Эффект присутствия (а это главная цель номинационных практик) достигается благодаря “плавающему” балансу личных и нарицательных имен, именных знаков и связанных с ними действий.

Так, например, руководитель учреждения, у которого на столе в кабинете посетители могут видеть фотографию его дочери, предстает как “живой человек”, имеющий личное имя (Иван Петрович, Сергей Васильевич и т.д.). Но это именное обозначение имеет смысл только в соотнесении с тем фактом, что данный человек является носителем нарицательного имени руководителя учреждения.

Особенность именной идентификации в новой духовной ситуации в том, что она не направлена на фиксацию присутствия в мире. Современный человек слабо озабочен проблемами распознания себя в других, через других.

Его интересует сама игра номинации. Она проявляется в виде эмоционально насыщенных, экспрессивных действий, манифестаций, демонстраций и т.д. В качестве примера можно привести различные молодежные тусовки, концерты рок-музыки и так называемой попсы. Главная их особенность – имитационная природа.

Имитационные модели поведения формируются благодаря, прежде всего, современным средствам массовой коммуникации. Смысл имитации не только в том, что она участвует в фабрикации виртуальной реальности (часто на основе реальных событий). С помощью особых манипулятивных технологий, включая PR, люди включаются в процесс соучастия в “событиях” внутри этой реальности.

Срастание имен участников данного действия с именным фоном виртуальной реальности является основным содержанием номинации в современных условиях.

Современные СМИ активно используют интерактивные методы для того, чтобы обеспечить это именное срастание. Например, существуют передачи на радио и телевидении, в которых “звезды” современной эстрады, политические деятели и другие знаменитости говорят о себе, о житейских делах как “простые люди”. Миллионы людей обсуждают персонажей мыльных опер, интимную жизнь актеров, певцов, политиков. Скандал вокруг Моники Левински, гибель принцессы Дианы, рождение дочери Мадонны – все эти события становятся предметом “заботы” многих людей.

Важным условием номинации является культивирование “звездных” имен, придание им таких символических качеств, которые делают их аттракторами, “притягивающими” имена миллионов людей.

В отличие от «простых» личных имен индивидов, имена звезд нуждаются в длении, в удержании образа. Существуют различные способы дления. Например, использование имени в качестве товарного знака, клейма. Другой способ – демонстрация определенных действий, привлекающих к себе внимание (скандалы и т.д.).

Имя выражено не только вербальными, но и невербальными способами. Имя срастается с телом. Имя объемно, наглядно, чувственно, сексуально. Оно может вызывать брезгливость или, наоборот, положительные эмоции. Имена всегда, во все времена обладали магической силой и властью. Благодаря современным манипулятивным технологиям власть имени может обладать большей онтологической мощью чем ее реальный носитель.

Существуют целые индустрии фабрикации имен: рейтинги, презентации и т.п. Имена (звезды) образуют особые “констелляции”, общности, именные ландшафты, вроде “Планеты Голливуд”. Звезды не только законодатели мод. Они персонифицируют жизненные, смысловые ориентиры.

Особенностью нынешнего цивилизационного состояния является мощный процесс, пытающийся унифицировать различные матрицы, соединить их друг с другом и если уж не создать в результате нечто универсальное, то, по крайней ме-ре, привести их к единому знаменателю, через который осуществлялось бы согласование разных «реальностей».

Рассмотрим еще один ключевой вопрос, связанный с проблемой онтологии смысла. Что есть культура как смыслопорождающий феномен? Ввиду исключительной сложности данной проблемы ограничимся рассмотрением лишь некото-рых ее аспектов.

Несмотря на то что существуют бесконечное множество дефиниций и концептов культуры, позволим себе дать собственное определение данному понятию. Оно будет достаточно простым. С нашей точки зрения, культура есть условие и процесс воспроизводства социальной реальности.

В свою очередь, как было отмечено выше, социальная реальность есть непрерывный процесс двойной включенности индивидов в общество и общества в индивидов. В этом процессе нет базиса и надстройки. Его нельзя интерпретиро-вать с помощью детерминистского подхода. Я бы применил к его описанию понятие резонанса. Суть его в следующем. Социальная реальность не предзадана. Ее необходимо постоянно поддерживать, «вдыхать» в нее жизнь. С другой стороны, люди вне социальной реальности есть тени, жизненные фантомы.

Социальная реальность образуется из событий встречи индивидов с социальной тотальностью, социальным Другим. Люди постоянно воссоздают реальность как непосредственную жизненную данность. С другой стороны, эта реальность эмансипируется, отчуждается от индивида, превращаясь во внешнюю по отношению к нему объективную силу. Эта сила и есть общество (социум, страна, государства). Эта реальность, эмансипированная от индивида как самостоятельная смысловая данность, определяет для индивидов смысловые горизонты и границы действования.

В статье рассматриваются два типа смыслопорождающих культур (хотя, безусловно, существуют и другие культуры).

Субстанциональная культура

Речь идет о таком способе воспроизводства реальности, который предполагает абсолютное трансцендентальное означаемое, установку на наличие и неизменное пребывание в сущем единого субстанционального смысла.

Реальность предзадана. Вне обращения к субстанциональным смыслам она, в лучшем случае, есть потенция, возможность. В соответствии с указанной установкой признается несовершенным, «неполным» сам окружающий нас мир. Причем, по мере освоения этого мира в нем образуются все новые и новые “черные дыры”, смысловые пустоты, заполнять которые – забота человечества. То есть, все в этом мире устроено таким образом, что именно заполнение смысловых “дыр” мира оказалось основным делом мыслителей и философов, ученых и богословов.

Фундаментальной предпосылкой такой установки является субстанция: некий абсолютный центр мироздания, миропонимания. Вышеуказанная установка воплощается в специфически философском дискурсе собирания мира из некоторого субстанционального начала. Субстанциональная культура (сознание) включает в себя два уровня: эйдетический и профанный (мир повседневной установки).

Эйдетическое сознание неизменно, прозрачно. В нем нет двойного дна. Оно отторгает любую двусмысленность, неопределенность. Эйдос не просто компонент сознания, он есть способ бытия, связывающий человека с миром, челове-чеством, историей. Эйдосы представляют собой смысловую конструкцию, констелляцию смыслов, на основе которой создается «длинный нарратив», легендарная человеческая история с сакральным Началом (Первособытием) и Завершением (Апокалипсисом). Об этом очень хорошо пишет Н. Бердяев, имея в виду христианскую историю. «История есть свершение, имеющее внутренний смысл, некая мистерия, имеющая свое начало и конец, свой центр, свое связанное одно с дру-гим действие, история идет к факту – явлению Христа и идет от факта – явления Христа» [1: 27].

В том же духе пишет Семен Франк: «Для того, чтобы жизнь имела смысл, необходимы два условия: существование Бога и наша собственная причастность Ему, достижимость для нас жизни в Боге, или божественной жизни. Необходимо, прежде всего, чтобы, несмотря на всю бессмысленность мировой жизни, существовало общее условие ее осмысленности, чтобы последней, высшей и абсолютной основой ее был не слепой случай, не мутный, все на миг выбрасывающий наружу и все опять поглощающий хаотический поток времени, не тьма неведения, а Бог, как вечная твердыня, вечная жизнь, абсолютное благо и всеобъемлющий свет разума». [4: 88–89].

Эйдосы проникают в повседневную жизнь человека, встраиваются в его тело и душу. Профанный мир существует как реальность только при наличии «единого и центрированного сознания о некоем константном предмете во всех многообразных типах отношений» [Керимов Т.Х. Современный философский словарь. С. 350]. Однако он не растворяется в священных эйдосах. Смыслы не приходят сами собой.

В вещах, предметах, поступках, оценках, представлениях эйдетический смысл воплощается в наиболее чистой и необходимой форме. Например, в гениальной интуиции (Р. Декарт). Разумеется, интенциональный предмет не может быть представлен сознанию во всей смысловой полноте. Речь идет о смысловом горизонте, благодаря которому «собирается» реальность в единое духовное тело, в единую священную историю Богочеловечества (В. Соловьев).

Пропуском в священный мир (текст) эйдосов является ношение имени Бога через священные таинства, ритуалы, обряды, инициации. Смысл актуализируется через акты трансцендирования, перехода профанного «замутненного» сознания к чистому Божественному Разуму. Эти акты осуществляются не только в божьем храме, но и в самом профанном мире. Божье имя есть код и одновременно сверхмотивация человеческой деятельности, воплощаемая в актах творений, ориентированных на Вечность. Социальная реальность приобретает отчетливую авторскую сущность и представляет собой авторское произведение.

На рубеже веков образовываются новая «матричная культура» и соответствующий ей способ воспроизводства реальности. В целом матричная культура есть то, что А. Моль и С. Кара-Мурза называют мозаичной культурой.

Она характеризуется, во-первых, наличием особых виртуальных пространств, определенным образом связанных между собой в едином гиперпространстве (интерспейс). Интерспейс может создавать целые планеты с обитаемыми городами, в которых можно работать и удовлетворять практически все жизненные потребности человека.

Во-вторых, матричные пространства характеризуются особой текстуальностью. Матричный текст не имеет биографической и авторской связности. Он как бы выхвачен из контекста истории. Его чтение основано не на отсылках к перво-источникам, базовым смыслам, сакральным текстам и нарративам. Главная особенность его чтения – инсталляция («сборка-разборка»). Текст может быть легко собран (в виде кубиков лего) и разобран. Конечно, возможны отсылки к другим матричным текстам, но между ними устанавливается не столько причинная и тем более историческая, сколько чисто ассоциативная и утилитарно практическая связь.

Основной прием работы с текстом – ассоциация. Например, ассоциация по совмещению, ассоциация по парадоксу, внезапности, ассоциация по смежности, ассоциация по звуковому, визуальному сходству, которыми пользуются авторы рекламных лозунгов и товарных знаков.

Текст надо читать очень быстро. При этом его можно читать с любого места и с любого временного момента, поскольку он событийно не связан с другими текстами. Матричный текст есть текст, воздействующий на его пользователей «здесь и теперь», он погружает человека в мир абсолютного настоящего (что «до», что «после» не имеет никакого смысла). Отсюда популярность пресловутого режима «online» и его практик (брифинги, презентации, перфомансы и т.д.).

В-третьих, существуют особые способы погружения (входа) в интерспейс и выхода из него. Они осуществляются с помощью специальных служб и устройств, навигаторов, замещающих погружение. Его суть в том, что индивид, получающий доступ в интерспейс, всецело становится гражданином матричного пространства и смотрит на мир его глазами.

В пространстве компьютерных игр, например, посредством нейрошлема, матричной ванны или иных технических средств, основные органы чувств пользователя незаметно для него самого замещаются сенсорикой виртуальной реальности. Он продолжает владеть собственным телом, однако матричная программа берет на себя управление движением органов чувств, замещая его движением и восприятием аватара (виртуального тела) – пользователя в виртуальном мире.

Однако подобное замещение происходит и вне компьютерных игр и ИНТЕРНЕТа. Перефразируя М. Маклюэна, можно сказать, что смыслы матриц есть они сами. Примером такой включенности в матричный текст является реалити-шоу («Дом-2», «Фабрика Звезд»). Если кто-то в матрице начинает действовать не как матрица – его действия лишаются всякого смысла. В статье нет возможности подробно останавливаться на технологиях матричного погружения. Это и особый пространственно-временной формат матричного текста, и изощренные техники анимации («оживления») матричного действа с помощью специальных сценариев, историй с привлечением матричных «звезд», которые такие же «парни», как и ты, и т.д. «Человек матрицы» не извлекает истины, не соприсутствует мысли. Знание всегда есть. Его надо просто взять как готовый продукт. В этом состоит феномен креативности (в отличие от творчества). Не является ли симптоматичной практика тестирования знаний в школах и университетах путем выбора готового варианта ответа из нескольких? При этом ключ к правильному ответу заранее известен. В матрице нет возможности ошибки, истина заранее известна.

В-четвертых, существуют особые виртуальные сообщества потребителей. В современном мире образуются группы, общности без идентичности (социальные «кочевники»). Они так же быстро распадаются, как и возникают. Причина их возникновения вовсе не чувство классовой или иной солидарности, а достижение выгод «здесь и сейчас» либо всевозможные «приколы», перфомансы (флеш-моб). Кроме того, чтобы стать членом такого общества, не надо никого спрашивать, нужно лишь зарегистрировать себя на электронной страничке Сети.

В чем же феномен матричной реальности, и существует ли он вообще? Конечно, матричная реальность существует. Но как она будет проявлять себя и заявлять о себе – покажет ближайшее будущее. Будем надеяться, что это всего лишь затянувшаяся «детская» игра.

Библиографический список

Бердяев, Н. Смысл истории / Н. Бердяев. – М.: Мысль, 1990.

Бурдье, П. Символический порядок и власть номинации / П. Бурдье // Вопросы социологии. – 1992. – Т. 1. – №1.

Флоренский, П. У водоразделов мысли / П. Флоренский. – Соч. – Т.2. – М.: Правда, 1990.

Франк, С. Смысл жизни / С. Франк // Вопросы философии. – 1990. – №6.

Е.В. Володина

СОЦИАЛЬНОЕ ПРОСТРАНСТВО: МЕНТАЛЬНОСТЬ И ПРОБЛЕМЫ ПОНИМАНИЯ

Социальный мир со времени Средневековья, и особенно в последнее столетие, переживает глубокие трансформации. Прежние аграрные общества стали промышленными, простые – сложными, непосредственные отношения между людьми утратили свою определяющую роль, уступив ее отношениям, опосредованным невидимыми социальными связями. Под воздействием научно-технической и информационной революции происходят глобальные трансформации социальных связей и отношений, структурирующих пространство человеческого существования. Мир, в котором территории и расстояния утрачивают былое значение, становится реальностью. Социальное пространство меняет привычную систему координат: из плоскостного оно становится сферическим, позволяющим прокладывать новые пути, быстро и легко налаживать коммуникации между различными частями земного шара. Процессы социального взаимодействия интенсифицируются, приобретая невиданную ранее динамику.

Эти процессы актуализируют осмысление социального пространства как системы координат человеческой жизнедеятельности, с одной стороны, и способов “видения мира”, отражающих различные уровни его понимания, – с другой.

Ментальность как своеобразная мировоззренческая матрица определяет картину мира в сознании человека и его вписанность в эту картину, определяя горизонты его “мировидения”. Фундаментальное понимание мира как социального пространства раздвигает эти горизонты, формируя но- вую – планетарную – ментальность, способную к осмыслению практически любой сферы социальной жизнедеятельности человеком в условиях глобализирующегося постиндустриального, информационного общества.

Понимание в контексте данной статьи рассматривается как уровень отражения человеком мира, т.е. как способность осмысливать мир в его взаимообусловленностях и взаимозависимостях. Понимание различения уровней реальности связано с необходимостью ориентации человека в пространстве и соответствующими преобразованиями системы координат для каждого типа пространства: если в физическом пространстве она задается его трехмерностью, в географическом – сеткой параллелей и меридианов, то в контексте социального пространства эта система координат задается включенностью человека в многоуровневую динамическую структуру его отношений с окружающим миром.

Не-понимание пространственных взаимосвязей и взаимообусловленностей социального мира уподобляет знание о нем географической карте, на которой вместо четких координат изображены малопонятные значки: иди туда, не знаю куда… В итоге непонимание порождает новые формы отчуждения – процесса, в котором результаты и продукты деятельности людей превращаются в независимую силу, становящуюся выше своих творцов и подавляющую их, а сущность самой деятельности сводится к экстенсивному растрачиванию человеческих и природных ресурсов, что в условиях нарастания глобальных проблем может привести к катастрофическим последствиям.

Таким образом, проблемы целостно-структурированного понимания мира выходят сегодня, с нашей точки зрения, на первый план социального познания. Цель данной статьи – обозначить ментальные препятствия, с которыми сталкивается сознание в понимании мира как социального пространства.

Ф. Бэкон еще в 17 веке выделил четыре группы так называемых “идолов”, являющихся, с его точки зрения, атрибутами самой природы человека и мешающих продвижению к истине. Для неискушенного читателя уточним, что совре-менное значение слова “идол” (“фигура божка”) сформировалось в средневековой церковной латыни, первоначально же (в греческом) “idolum” означал “призрак”, “тень умершего”, “привидение”. Ф. Бэкон, опираясь на изначальное значение термина, имеет в виду призраки, уводящие человеческое познание на ложный путь, и выделяет среди них “призраки рода”, обусловленные несовершенством устройства наших органов чувств и ума, “призраки пещеры”, связанные с узостью взглядов отдельных людей, “призраки площади”, связанные со штампами обыденного словоупотребления, и “призраки театра”, обусловленные догматической приверженностью людей к односторонним концепциям. Интересно то, отмечает П.С. Нарский, составивший примечания к “Новому Органону Наук”, что и Роджер Бэкон еще в XIII веке говорил о четырех препятствиях на пути познания: доверие недостаточному авторитету, привычка, приверженность общепринятым мнениям, боязнь признаться в собственном незнании. [2]

Эти “призраки”, как нам видится, не развеялись и поныне. Следуя за великими мыслителями-предшественниками, обозначим современных “идолов”, препятствующих пониманию социально-пространственной структуры мира.

1. “Призраки рода”

“Ум человека уподобляется неровному зеркалу, которое, примешивая к природе вещей свою природу, отражает вещи в искривленном и обезображенном виде”.

Ф. Бэкон

К “призракам рода” отнесем психологические проблемы восприятия пространства, а также трудности, связанные с принятым в современной философии разделением философской категории пространства на реальное пространство и на пространство, отражающееся в сознании: перцептуальное (воспринимаемое) и концептуальное (осмысленное).

Проблема «восприятия» пространства на рубеже XIXXX веков являлась принципиальной основой психологической проблематики. Все крупные психологи того периода уделяли ей особое внимание и, в зависимости от различных исходных позиций, делились на нативистов и генетистов. Нативисты считали, что восприятие пространства врожденно, при этом в виду имелась врожденность не «идеи» пространства, а «аппаратов» для его восприятия, т.е. по существу нати-вистами утверждался первичный, непроизводный, характер пространства. Генетисты утверждали, что восприятие пространства является «продуктом развития», личного опыта человека. Итог этой дискуссии в 1940 году подвел основатель диалектической философско-психологической концепции С.Л. Рубинштейн: в восприятии пространства “нужно различать протяженность и собственно пространство. Когда я воспринимаю «внеположность» различных предметов, расположенных один вне другого, не будучи еще, однако, в состоянии осознать, в каком направлении, на каком расстоянии один находится по отношению к другому, я воспринимаю лишь протяженность. Протяженность – это внеположность, экстенсивность, которая, так же как интенсивность ощущений, дана непосредствен-но, первично, вместе с их чувственными качествами.

Но протяженность – это лишь первая ступень в познании реального пространства. Реальные предметы в реальном пространстве, находясь один вне другого, неизбежно располагаются в том или ином направлении, на том или ином расстоянии друг от друга. Только по мере того как в моем восприятии отражаются положение, направление, расстояние, величина, форма, определяемые сложной системой пространственных отношений, а не одна лишь недифференцированная внеположность, у меня формируется подлинное восприятие пространства. Такое восприятие пространства, включающего в себя осознание более или менее сложной системы отношений, отражающих соотношения вещей в реальном пространстве, конечно, не является первичной чувственной данностью. Оно – продукт значительного развития. Таким образом, … примитивная внеположность, или экстенсивность, – элементарная чувственная основа восприятия пространства – дана, так же как интенсивность, непосредственно, первично, вместе с чувственными качествами ощущений. Но лишь в результате более или менее длительного развития формируется у человека восприятие пространства, в котором получают все более дифференцированное и адекватное отражение реальные пространственные свойства и отношения предметов. … Подлинное восприятие пространства, адекватно отражающее его объективные свойства и отношения, является очень слож-ным процессом, в котором чувственные и мыслительные компоненты даны в сложном единстве и взаимопроникновении” [13].

Для ориентации в пространстве необходимо, по мнению С.Л. Рубинштейна, подлинное осознание пространства, т.е. формирование представления о системе всех пространственных отношений: “Для того чтобы мой путь определялся для меня системой пространственных отношений, я должен с самого начала как бы расположить мое исходное положение – ту комнату, из которой я выходил, – в определеном месте города, в определенном расположении по отношению к различным его частям, в частности к тем, к которым я направляюсь. Иначе говоря, не только другие части пространства должны быть определены по отношению к моему исходному положению, но прежде всего мое исходное положение должно быть определено по отношению к ним. Пространственную характеристику это исходное положение приобретает, только включаясь в единое пространственное целое и определяясь в нем пространственными отношениями. Для того чтобы человек мог так ориентироваться в пространстве, необходимо, чтобы он мог свободно перенести свою исходную точку зрения в любое место реального пространства. Без этой возможности перехода с точки зрения одного наблюдателя на точку зрения другого и понимания соответствующего преобразования системы координат не существует понимания пространства” [13].

Анализ психологических трудностей, с которыми сталкивается сознание в процессе «осмысления» пространства, проведен В.К. Потемкиным и А.Л. Симановым в работе “Пространство в структуре мира”: “В процессе более глубокого познания реальности концептуальное пространство «не может не выходить за пределы восприятия». Перцептуальное пространство, накладываясь своеобразной “матрицей” на мышление, затрудняет понимание концептуального пространства. Этому способствует логика обыденного восприятия, которая носит однозначный характер и требует – явно или неявно – отождествления абстракций с реальностью и однозначного восприятия этой реальности” [12].

Сложность «философского» познания пространства обусловлена тем, что сознанию трудно провести четкие границы между пространством реальным и пространством отражаемым, поэтому реальному пространству зачастую приписываются свойства концептуального и перцептуального пространств, т.е. на него переносятся теоретические представления о пространстве или чувственное восприятие пространства. В мифологической картине мира три вида пространства не были разделены и отождествлялись с реальным пространством, мир как целостность представлялся в виде конкретно-чувственного образа, в котором воспринимаемое и воображаемое человеком сливалось воедино. С развитием первых философских систем и выделением геометрии происходило постепенное осознание различий между реальным, концептуальным, и перцептуальным пространствами. При этом отмечается, что если в науке чаще всего отождествлялись концептуальное и перцептуальное пространства, а для вульгарно-материалистических философских систем было характерным отождествление реального и перцептуального пространства, то для современной философии характерно отождествление преимущественно реального и концептуального пространства, что, добавим, характеризует еще и любое утопическое сознание.

Б. Рассел в работе “Человеческое познание” писал, что если философия пространства хочет избежать безнадежной путаницы, она должна тщательно проводить границу между этими различными корреляциями. При этом сам Рассел не обозначил четкого различия между реальным пространством и представлением о нем: “Перцептуальное пространство состоит из воспринимаемых отношений между частями восприятия, тогда как физическое пространство состоит из выведенных отношений между выведенными физическими вещами”. Однако, как отмечают В.К. Потемкин и А.Л. Симанов, “выведенность предполагает определенный уровень абстрагирования, что означает понятийность физического пространства”, т.е. фактически Рассел приписывает реальному пространству свойства концептуального пространства [12].

На необходимость различения реального и концептуального пространств в понимании социального пространства указывает П. Бурдье: “Научная работа имеет целью установление адекватного знания и о пространстве объективных связей между различными позициями, определяющими поле, и о необходимых связях, установленных через опосредование габитуса тех, кто занимает позиции в данном поле; так сказать, о связях между этими позициями и соответствующим видением позиции, т.е. между точками, занятыми в данном пространстве, и точками зрения на это же пространство, участвующими в действительности и в становлении этого пространства”. [1]

В статье “Время социальное и пространство социальное <http://www2.usu.ru/soc_phil/rus/texts/slovar/time_space.html>” (“Современный философский словарь” под общей редакцией В.Е. Кемерова, 1998 г.), общие положения которой мы разделяем, граница между реальным и концептуальным пространствами обозначена. Однако, по нашему мнению, и здесь не удалось избежать некоторой нечеткости в характеристике реального социального пространства: “Время социальное и пространство социальное выступают категориями социального бытия не только в смысле описания его на духовно-теоретическом уровне; они являются исходными схемами построения обыденного поведения людей и их повседневных взаимодействий, т.е. они постоянно действуют на уровне бытия социальных индивидов как условия связанности, непрерывности, организованности социального процесса” [14]. Реальное социальное пространство, связывающее и организующее социальный процесс, здесь определяется как исходная «схема» обыденного поведения и повседневных взаимодействий людей. Но поскольку схема – это тоже «представление» о реальности, а не сама реальность [11: 771], то в контексте данного определения это слово не способствует выявлению четкой границы между реальным и концептуальным пространствами.

Уточним, однако, что в понимании социального пространства обозначенные проблемы проведения границы между различными видами пространств обусловлены не только и даже не столько “несовершенством” нашего сознания, структуры языка и методологического аппарата, сколько двойственной субъект-объектной природой самого социального пространства, представления о котором не только формируются под воздействием реальности, но и сами формируют эту реальность.

2. “Призраки пещеры”

«Идолы пещеры» суть заблуждения отдельного человека. Ведь у каждого, помимо ошибок, свойственных роду человеческому, есть своя особая пещера, которая ослабляет и искажает свет природы. Происходит это или от особых прирожденных свойств каждого, или от воспитания и бесед с другими, или от чтения книг и от авторитетов, перед какими кто преклоняется, или вследствие разницы во впечатлениях, зависящей от того, получают ли их души предвзятые и предрасположенные или же души хладнокровные и спокойные, или по другим причинам. Так что дух человека, смотря по тому, как он расположен у отдельных людей, есть вещь переменчивая, неустойчивая и как бы случайная. Вот почему Гераклит пра-вильно сказал, что люди ищут знаний в малых мирах, а не в большом или общем мире.

Ф. Бэкон

Предмет дискуссии нативистов и генетистов – проблему восприятия пространства как протяженности, т.е. как “непосредственной данности” и как результата длительного развития – восприятия, в котором адекватно отражаются реальные пространственные свойства и отношения предметов, – мы отнесли бы к разряду ретроспективных, если бы не обнаружили в современном учебнике философии для студентов высших и средних специальных учебных заведений, выпущенном солидным московским издательством “Логос” тиражом 5 тыс. экземпляров, следующее определение: “Совокупность длин, площадей, объемов, соотношений типа «слева», «справа», «ниже», «выше», «под углом» называется пространством”. [7: 244]. Исходя из такого, как минимум, устаревшего определения пространства, автор приходит к довольно расплывчатому, на наш взгляд, заключению: “Пространственно-временная определенность мира имеет огромнейшее значение. Причем, по достаточно простой причине наши пространственные и временные ресурсы ограничены. Особенно неприятно, что человек – существо смертное. В этих условиях человек стремится выиграть время и пространство, сделать максимально эффективным использование каждой единицы времени и пространства. Выиграть время и пространство – значит добиться совершенства в жизни” [7: 246].

Нашу позицию сформулируем следующим образом: “Понять пространство – значит, получить шанс добиться совершенства в жизни”.

3. “Призраки площади”

“Существуют еще идолы, которые происходят как бы в силу взаимной связанности и сообщества людей. Эти идолы мы называем, имея в виду порождающее их общение и сотоварищество людей, идолами площади. Люди объединяются речью. Слова же устанавливаются сообразно разумению толпы”.

Ф. Бэкон

Что касается использования понятия “пространство” в качестве штампа обыденного словоупотребления, затрудняющего понимание сути самого пространства, то таких примеров можно привести великое множество. Г. Гусейнов, проанализировав употребление в российском дискурсе 1990-х годов слова “пространство” и в сжатом виде определив его смысл как “место, в котором носитель языка снимает различия между личным опытом переживания исторического периода и любым предметом разговора”, отмечает, что для некоторых носителей русского языка избыточное присутствие слова “пространство” в тексте может послужить сигналом уклонения автора от заявленного предмета разговора. [6]

В качестве примеров проявления такого “призрака площади” приведем две цитаты: “Интеллигентность можно определить как особое социальное пространство в социально однородных государствах, сформированное активностью образованных людей в области художественной интерпретации истории страны и роли в ней власти, народа и самой интеллигенции. Важным компонентом структуры российского интеллигентского пространства являются евреи” [8: 137]. Мы, безусловно, разделяем позицию автора относительно признания роли еврейской интеллигенции в российской культуре, однако выражаем сомнение, что в определении интеллигентности как “особого социального пространства” соблюдено требование Оккама не вводить новых сущностей сверх необходимого.

Следующая цитата: “И то, что происходит сегодня в нашей и в мировой культуре, видится как попытка заново строить здание гуманизма в пространстве хаоса” [9: 205]. Такое художественное соединение взаимоисключающих понятий рассчитано скорее на создание оценочно-негативного эмоционального фона, чем на ясное понимание пространства, в котором, по мнению М. Липовецкого, предстоит “заново строить здание гуманизма”.

В качестве средства для борьбы с подобными “призраками площади” воспользуемся настоятельной рекомендацией Т. Гоббса начинать рассуждение с дефиниций: “Очень верно Цицерон где-то сказал, что нет такого абсурда, которого нельзя было бы найти в книгах философов. … причину абсурдных заключений я приписываю отсутствию метода, тому, что философы не начинают своих рассуждений c дефиниций, т.е. c установления значения своих слов, как будто они могли бы составить счет, не зная точного значения числительных один, два и три... Свет человеческого ума – это вразумительные слова, однако предварительно очищенные от всякой двусмысленности точными дефинициями. Рассуждение есть шаг, рост знания – путь, а благоденствие человеческого рода – цель. Метафоры же и бессмысленные и двусмысленные слова, напротив, суть что-то вроде ignes fatui [блуждающих огней], и рассуждать c их помощью – значит бродить среди бесчисленных нелепостей” [5].

4.”Призраки театра”

“Существуют, наконец, идолы, которые вселились в души людей из разных догматов философии, а также из превратных законов доказательств. Их мы называем идолами театра, ибо мы считаем, что, сколько есть принятых или изобретенных философских систем, столько поставлено и сыграно комедий, представляющих вымышленные и искусственные миры”.

Ф. Бэкон

Догматическая приверженность к односторонним концепциям, присущая традиционному сознанию, т.е. сознанию, основанному на традиционных представлениях о социальной реальности, соответствующих традиционному социальному миру прошлых эпох, может быть обусловлена как психологическими, так и идеологическими причинами, недаром же отмечено, что самый крепкий плен – это плен любимой мысли. “Разрешающей способности” традиционного сознания, основанного на детерминистской картине мира, уже недостаточно для осмысления современного социального пространства, намного более сложного и разнообразного, чем прежнее.

«Традиционный мир – это хорошо детерминированный мир, и ему соответствует детерминизм, как философская концепция, как мировоззрение и как идеал,” – считает А.Г. Вишневский [4]. Отсюда, в частности, средневековая идея построения идеального общества ранних социалистов-утопистов: надо внести в мир больше порядка, и тогда все будет хорошо. Эту идею унаследовал марксизм, а через него – многие современные философы. Суть ее была сформулирована К. Марксом в его знаменитом одиннадцатом “тезисе о Фейербахе”: “Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его” [10]. Такая постановка задачи, по мнению А.Г. Вишневского, предполагает “изначальное знание цели, к которой следует стремиться». «А это логика “ньютоновского” мира, заранее детерминированного непреложными законами причинности, а не “дарвиновского” мира, в котором результат есть следствие бесконечного количества проб и ошибок. … “Конструктивистская” логика предполагает, что цель развития можно определить заранее, что есть “творец”, это, по существу, религиозная идея, даже если она облечена в совершенно нерелигиозные формы. Ей противостоит идея самоорганизации, предполагающая, что целеполагание “встроено” в сам процесс развития» [4].

Современная мировоззренческая революция, охватившая все виды познания, как социального, так и естественно-научного, привела к формированию новой картины мира, не управляемого “сверху” по какому-то замыслу – божественному или человеческому, а складывающегося в ходе самоорганизации, результаты которой не строго детерминированы, а в лучшем случае лишь предсказуемы с некоторой долей вероятности. “Почти безраздельно господствовавшая с конца XVII до конца XIX века ньютоновская физика описывала Вселенную, где все происходит точно в соответствии с законами; она описывала компактную, прочно устроенную Вселенную, где все будущее строго зависит от всего прошедшего… Теперь эта точка зрения не является больше господствующей в физике… Результатом этой революции явилось то, что теперь физика больше не претендует иметь дело с тем, что произойдет всегда, а только с тем, что произойдет с преобладающей степенью вероятности” [3].

Синкретизм традиционного сознания, его неспособность отделить познание от оценки, теорию от идеологии приводят к идеологизированности социального знания в ущерб его научной объективности. По мнению А.Г. Вишневского, которое мы разделяем, идеологию следует понимать как систему взглядов, подчиненную «аксиологическим» критериям: представлениям о добре и зле, благе и вреде и т.п., оставив научным теориям описание объективных внутренних взаимосвязей, механизмов и т.д. изучаемых объектов, исключив из науки какую бы то ни было оценивающую, аксиологическую составляющую.

Глобальная трансформация современного социального пространства предъявляет высокие требования к способности сознания воспринимать и осмысливать изменения реальности, определяя необходимость трансформации самого созна-ния. Механизм развития сознания заложен в самом сознании как рефлексия, т.е. способность сознания отражать, осмысливать самое себя, соотносить представления о пространстве с самим пространством и перестраивать их в соответствии с изменениями, происходящими в этом пространстве.

Социальное пространство и сознание, таким образом, развиваются во взаимообусловленном процессе непрерывного становления. Эта взаимообусловленность особенно проявляется в эпоху мировоззренческих революций, когда под влиянием изменений, усложнений, дифференциации, трансформации социального пространства сознание ищет новые формы его адекватного отражения.

“Особенность нашего времени, едва ли не самая главная черта интеллектуальной жизни той эпохи, в которой мы живем, – отмечает А.Г. Вишневский, – кардинальная смена картины мира… Наше время продолжает оставаться време-нем столкновения, … но в то же время и взаимодействия традиционной и современной картин мира, эпохой раскола, который проходит не только между странами и континентами, не только между различными политическими силами и партиями, но и внутри любого интеллектуального сообщества. И в каждом таком сообществе, и даже в сознании каждого отдельного человека, присутствуют – в разных сочетаниях – элементы “традиционного” и “современного” сознания” [4].

Библиографический список

1. Бурдье, П. Социология политики: Пер. с фр. Н.А. Шмат-ко / сост., общ. ред. и предисл. Н.А. Шматко. – М.: Socio-Logos, 1993.

2. Бэкон, Ф. Новый Органон, или истинные указания для истолкования природы. – 1620.

3. Винер, Н. Кибернетика и общество / Н. Винер. – М., 1958.

4. Вишневский, А.Г. Избранные демографические труды: в 2 т. / А.Г. Вешневский. – М.: Наука, 2005.

5. Гоббс, Т. Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского: избранные произведения / Т. Гоббс. – В 2 т. – М., 1964.

6. Канке, В.А. Философия: учебное пособие для студентов высших и средних специальных учебных заведений / В.А. Канке. – М.: Логос, 2001.

7. Кордонский, С. Интеллигенция в роли национальной интеллектуальной элиты. Пределы власти / С. Кордонский. – 1994. – № 1.

8. Липовецкий, М. Изживание смерти / М. Липовецкий // Знамя. – 1995. – № 8.

9. Маркс, К. Тезисы о Фейербахе // К. Маркс и Ф. Энгельс. – Соч., 2-е изд. – М., 1955.

10. Ожегов, С.И. Словарь русского языка / С.И. Ожегов. – М., 1961.

11. Потемкин, В.К. Пространство в структуре мира / В.К. Потемкин, А.Л. Симанов. – Новосибирск: Наука, 1990.

12. Рубинштейн, С.Л. Основы общей психологии / С.Л. Рубинштейн. – СПб: Питер, 2000. – Гл. VII.

13. Современный философский словарь под общей ред. доктора философских наук профессора В.Е. Кемерова. – Лондон, Франкфурт-на-Майне, Париж, Люксембург, Москва. – Минск: Панпринт, 1998.

В.И. Кудашов

ФИЛОСОФСКИЕ АСПЕКТЫ ТРАНСФОРМАЦИИ МЕНТАЛЬНОСТИ

Переживаемая нами эпоха – время кризиса традиционных связей, утраты социокультурной идентичности индивидами и общностями, когда человек вынужден заново определять свое место в мире, находить или самостоятельно формировать адекватные коммуникационные структуры. Это происходит в условиях интенсивного развития различного рода виртуальных технологий – начиная от доступного практически всем телевидения и кончая системой Интернет, превращающейся из мечты в повседневность. Основой сознания всегда была (независимо от того, осознавалось это или нет) включенность человека в более или менее устойчивые системы отношений, определяющие локализацию его ментального бытия. Изменения в данной основе, связанные с развитием новых информационных технологий, порождают ряд важных вопросов, касающихся направленности формирования современного сознания.

Ключевой вопрос для современного общества: в чем истоки его устойчивости, что выступает движущей силой социальных изменений? Современное развивающееся общество становится информационным, оставляя в истории индустриальные и постиндустриальные эпохи. Этот процесс сопровождается утверждением новой среды обитания, новых социальных и моральных ценностей, нового образа жизни и новых принципов управления. Информационное общество отличает, с одной стороны, возрастающее управленческое значение средств массовой информации, являющихся важнейшим элементом общественных связей, с другой – возрастающая информированность населения, свободный доступ к информации, беспрепятственная работа всех СМИ, наличие массовых технических средств, делающих информацию доступной для большинства граждан.

Меняется сама движущая сила социальных изменений. Ею становятся информационная среда обитания, информационные технологии, позволяющие эффективно реагировать на вызовы цивилизации – высокотехнологичной и рыночной. Определился новый характер источников развития общества: на первый план вместо источников экономических все больше стали выходить культурные и коммуникационные. Если посмотреть на развитие европейской цивилизации через призму базовых ценностей, то приходит понимание того, что сегодня качественный скачок в ней происходит не в экономической, общественно-политической сфере, а в сфере влияния на народные массы, на людей, в сфере «обработки людей людьми» (по Марксу), которая становится тотальной.

В зарубежных и отечественных работах, посвященных указанной проблематике, нечасто удается встретить четкое объяснение характера данного явления. Существуют нерешенные противоречия в понимании особенностей современного сознания, специфики информационного общества и предпосылок его возникновения, исторических перспектив виртуализации массового сознания. Широкому читателю неизвестны, а порой и недоступны новейшие разработки в данной сфере, распространяющиеся через глобальную систему Интернет.

Формирование ментальности и управление людьми посредством коммуникации, истоки которого следует искать еще в античном мире, позволяет в процессе управления государством резко уменьшать необходимость применения физического насилия. Намного выгоднее, используя возможности информационно-психологического воздействия, наставить массы на верный путь восстановления народного хозяйства после внутренних потрясений или, направленно формируя сознание противников, существенно уменьшить количество жертв и затрат на ведение военных действий.

В этой связи насущной потребностью становится выявление основных принципов технологий формирования сознания, лежащих на стыке многих наук: от исторической психологии до структурной лингвистики. Их воплощение можно было видеть, например, во время войны 1999 года в Югославии, когда очень странные представления о жизни быстро были внедрены в сознание большого количества людей. Эффективность совместного действия новейших информационных технологий обеспечивается за счет того, что национальные интересы возникают не в результате согласования различных интересов корпораций и государства, а изначально разрабатываются аналитическим сообществом с учетом указанных интересов как некое целое.

От того, насколько культурная политика государства будет эффективна, зависят решение проблемы выживания культуры, сохранение и приумножение духовного потенциала нации. Новые модели культурной политики должны быть детерминированы принципами преемственности, эволюционности социокультурного развития, равенства прав и возможностей всех граждан, социальных групп в создании и использовании материальных и духовных ценностей, которые одновременно выступают в качестве инструмента влияния на человека.

Что же является организующей силой этого влияния? Сегодня ею стала социокультурная сфера и ее ядро – общественные связи, предстающие как инструмент социального взаимодействия, регулирующий отношения и разрешающий противоречия между властью, бизнесом, культурой и человеком массы в русле влияния на него. Общественные связи стали организующей, всеобъемлющей силой, удерживающей общество на пути прогресса. Это достигается и тем, что об-щественные связи обеспечивают социальный контроль масс, то есть контроль за поведением людей в границах определенных общественных институтов, контроль за подчинением индивида социальной группе и властвующей элите общества. Социальный контроль в свою очередь неразрывно связан с образованием и воспитанием членов общества, социализацией человека.

Социальный контроль резонно рассматривать как систему влияния на человека массы, как систему регулирования отношений между «массовым» человеком и властью, «массовым» человеком и бизнесом, как систему, в основе которой «обработка людей людьми», взаимодействие мира реального и мира информационного. Попытаемся выяснить, насколько подвержено современное сознание искусственному формированию и каковы исторические условия и последствия этого процесса.

Анализ с позиций диалектической логики приводит к выводу, что в современном либерально-демократическом обществе существует реальное противоречие между информационной системой общественных связей и свободой человека. Информационные технологии сегодня выступают как инструмент закабаления личности, превращения ее в массового человека, как стадия тупика в социальном развитии. По сути, новейшие информационные технологии – это господство инструментального знания, технократического мышления. Германский философ Ю. Хабермас считает, что рост инструментального разума достиг критической отметки, переход которой приведет к созданию общества «антиуто- пии» – общественные места не становятся ареной обсуждения и свободного выбора, а общественные проблемы, подобно техническим, решаются экспертами, использующими инструментально-рациональное знание.

Этот же процесс А.А. Зиновьев называет «западнизмом». В любом случае это – путь к новому варианту тоталитарного общества, к тупику социального развития. В нашей российской действительности этот путь отмечен технологией обработки сознания избирателей во время президентских и парламентских выборов, технологиями воздействия на массовое сознание в конкурентной борьбе за передел собственности. Сегодня есть некий дефицит научных представлений о влиянии на сознание человека в современном обществе с социально-философских позиций. Поэтому рассмотрим процесс формирования современного сознания через призму общественных ценностей и информатизации культуры.

Общественное сознание (как и индивидуальное) в принципе должно адекватно отражать реальную обстановку, приспосабливаться к ее изменениям. Положение, что бытие определяет сознание, верно только отчасти. Сознание как таковое отделено от реальности и представляет самостоятельный объект, изменяющийся по своим законам. В частности, общественное сознание на каком-то этапе может носить иррациональный характер, подобно тому, как человек может жить в иллюзорном мире.

В общественном сознании можно выделить три структурных уровня: верхний, основной и глубинный. К верхнему уровню можно отнести общественное мнение, которое носит изменчивый характер, относительно неустойчиво и имеет сравнительно малое время жизни. Основной уровень является аналогом картины мира у отдельного человека. О нем говорят как о парадигме. Этот термин характеризует установившуюся систему понятий, взглядов, мировоззрения общества в целом. Парадигма обладает большой устойчивостью. Эволюцию общественного сознания можно представить как последовательный процесс скачкообразных переходов от одной парадигмы к другой. Процесс отхода от существующей парадигмы может длительное время протекать незаметно, скрыто, подобно изменению общественного сознания в СССР в начале восьмидесятых годов.

Глубинный уровень или подоснову ментальности можно грубо сравнить со слоями индивидуального сознания, формируемыми в раннем детстве и накладывающими свой отпечаток на всю жизнь. Тогда появляются символы и образы, ле-жащие в основе конкретного мышления человека. Данный уровень находит свое выражение в морали, идеалах, целях, ценностях, понятиях добра и зла, а также в духовных традициях народов. Он очень устойчив и при изменении парадигмы меняется незначительно. Более того, трансформация парадигмы происходит на базе имеющихся глубинных структур, которые, сохраняя основное содержание, приобретают новую форму.

Действия человека и общества в целом определяются двумя факторами – разумом и верой, которые неразрывно связаны между собой как части общественного сознания. Говоря о разуме человека, уместно сопоставить его с процессом поиска, присущим животным. Кроме того, у человека, благодаря второй сигнальной системе, возникло слово, которое обобщает, появилось символическое видение мира, в отличие от животных, употребляющих для общения химические и звуковые сигналы с совершенно конкретным смыслом. И человек не просто ведет поиск, а фиксирует свои знания словами. Поскольку каждое слово обобщает, то при этом как бы осуществляется акт творения нового. Совокупность фиксируемых и накапливающихся знаний – наука – стала основой рационального подхода к внешнему миру.

Вместе с тем, поскольку непосредственно каждому человеку доступна лишь крупица знания об окружающем мире, ему приходится принимать на веру, как постулат, без доказательств огромный объем фактов и положений. Вера имманентно присуща и общественному сознанию. Она прежде всего связана с ограниченностью человеческого познания, хотя и может опираться на повседневный опыт, здравый смысл, внешние традиции. Вера носит надличностный характер. Она как бы связывает человека и общество. Основную сумму своих знаний человек получает от общества, принимает на веру.

Есть и другой аспект слова «вера», связанный со структурой, отражающей личностные и общественные интересы. Он предполагает существование высших духовных ценностей, стоящих над человеком: человек живет и действует не только для себя, но и для других. Этот аспект неизменно присутствовал на всех этапах развития общества и принимал различные формы. Можно говорить о вере в Бога, в коммунистическое будущее, в обожествленную личность. Четко характеризует проблему Х. Ортега-и-Гассет: «Когда говорят, что нет религии без Бога, то на поставленный нами вопрос о главнейшем отличительном свойстве существа, называемого Богом, нам или иными словами в зависимости от убеждения отвечают так: Бог есть дополнение к человеку, а религия – именно тот образ жизни, который связывает нас с нашим дополнением, позволяя нам в нем пребывать. Без этого дополнения человек не может жить, он чувствует, что его существование жестоко и безнадежно искалечено, лишено смысла и цели...Все то, что помогает человеку ощутить свою жизнь частью целого, не думать, что она непоправимо искажена, открывает путь религии. Возможно, что то, чем довольствуются одни, покажется непонятным абсурдом другим, но если им и в самом деле этого достаточно, если они способны поддерживать этим свое существование, пребывать в этом, чувствуя под ногами твердую почву, то в этом несомненно состоит их религия» [1: 4].

Согласно Ортеге-и-Гассету, вера может иметь самые различные формы. Он отмечает связь веры со смыслом жизни – ради чего нужно жить в этом мире неправды и несправедливости. Действительно, требуется какое-то дополнение к человеку. Человек не может жить сам по себе, он входит в общество, он – его составная часть (а может быть, и чего-то более широкого). И это должно быть заложено в самих основах человеческого сознания. Другими словами, вера есть форма отражения общественной стороны человеческого бытия. И в этом смысле она заложена в глубинных слоях общественного сознания. Как познать эту субстанцию. Ортега отмечает непригодность для этой цели физического разума. Реальность человека – это его жизнь, это то, что с ним происходит. История является как бы разверткой общества, общественного сознания во времени. Здесь возникает новый вид разума – разум исторический.

Вера, религия отображают не личностную, а общественную сторону жизни людей. Здесь имеется тесная взаимосвязь с менталитетом страны, с понятиями добра и зла. Именно на их основе человек проводит внутреннюю регламентацию своих поступков. В этом смысле имеется резкое противостояние индивидуализму, согласно которому разрешено все, что не запрещено, или другими словами – можно делать все, лишь бы не нести ответственности. И не случайно христианство пришло на смену идеологии атомизированного общества Древнего Рима, погрязшего в индивидуализме, корысти, аморальности, жестокости. Именно христианство показало путь выхода из того искаженного состояния общественного сознания, которое существовало в самом мощном государстве Древнего мира. Аналогичный процесс деградации общественного сознания происходит и в самом мощном государстве конца XX века – США.

Общественное сознание не статично, оно меняется. Сознание меняется не только при переходе от одной культуры к другой (от архаической – к культуре древних царств, античной культуре, средним векам, Возрождению, Новому времени), но также в результате изобретения новых типов знаков и изменения условий жизни под влиянием городов и распространения новой техники.

Изменение окружающего мира и изменение ментальности в прошлом – это история. Прошлое неразрывно входит в настоящее. Люди и общество в целом на каждом шагу делают выбор, и этот путь остается в общественном сознании. Мож-но даже сказать, что основой общественного сознания является историческое сознание. Общий подход к проблеме исторического развития был сформулирован в работах Ортега-и-Гассета (См. 1). Свой анализ он проводил на примере истории философии, подчеркивая, что она отражает особенности всего исторического процесса.

Согласно Ортеге в истории философии, которая представляется на первый взгляд как мертвый мир заблуждений, новое философское учение начинается с того, что выявляет заблуждения предшествующего. Это уже дает существенный положительный результат за счет возникновения эффекта «ошпаренного кота», избегающего тех домов, в которых он обжегся. Но главное, отмечает Ортега, в том, что «заблуждения являются таковыми не потому, что они не есть истина, а потому, что они еще не вся истина». Они – только часть истины. Этим определяется судьба идей, которые умирают, но не исчезают без следа, будучи превзойденными, ассимилированными другими, более сложными идеями. Устаревшее учение продолжает оставаться истиной и в том смысле, что через нее неизбежно пройдет мыслительный процесс. А вереница философов прошлого выступает как единый философ, проживший как бы две с половиной тысячи лет, в течение которых он продолжал мыслить. Т.е. наша философия такова, какова она есть лишь благодаря тому, что стоит на плечах своих предшественниц.

Человек сохраняет прошлое в себе, накапливает его, заставляет то, что уже прошло, продолжать существовать. Другими словами, существует исторический разум, в котором каждое учение, каждая теория занимают свое место, являются частью истины. Так, с одной стороны, нельзя всерьез воспринимать ниспровергателей марксизма, с другой – нельзя его консервировать, канонизировать. И то и другое может дать далеко идущие негативные последствия. Марксизм должен стать частью новой, более широкой истины. И такой процесс шел и будет идти непрерывно.

Такова общая характеристика исторических перемен, но существуют и конкретные временные характеристики общественного сознания. Еще Гомер сказал: «Мельницы богов мелют так медленно». Обычно принято считать, что настоящее – это миг, грань между прошлым и будущим. Но суть вопроса в том, что наше настоящее восприятие является функцией как реальной обстановки, так и опыта прошлого. Т.е. в более широком плане оно характеризуется видением – непосредственным взаимоотношением нашего разума с конкретной вещью. Ортега-и-Гассет отмечает, что наряду с чисто «историческим» прошлым, уже отсутствующим, скрывшимся за горизонтом, существует относительное прошлое, которое в некоторой мере является и настоящим. С этим прошлым имеется визуальная связь. В качестве примера приводятся морщинки старика. В них мы видим, что оно есть настоящее. Прошлое бытие этого старика является для нас настоящим.

Для общества временной лаг, отделяющий «историческое» прошлое от относительного (которое можно определить как современный период или настоящее в расширенном смысле слова), составляет примерно 40 лет. Это период, доступный непосредственному восприятию общества в целом, за который человек, вышедший из школьного возраста, вступает в пенсионный. То, что лежит за его пределами, уходит за горизонт. Данная характеристика играет принципиальную роль при анализе изменений общественного сознания и методов воздействия на него. К ней мы еще неоднократно будем обращаться в дальнейшем.

В нормальных условиях устойчивого развития человек воспринимает себя как составную часть исторического процесса, как фрагмент истории своего народа или человечества в целом. В переходные периоды люди часто обращаются к своей истории, чтобы получить ответы на возникающие сегодня перед ними задачи из прошлого, от своих предков. Но здесь подстерегает опасность манипулирования сознанием. Для этого используются определенные методологии оценки тех или иных положений, их роли, места, пределов применимости. Правильная оценка невозможна без исторического контекста, учета менталитета эпохи (т.е. глубинного уровня коллективного и индивидуального сознания). Тем не менее, часто происходит экстраполяция настоящего в прошлое, и в работах, написанных многими авторами, в прошлых эпохах разгуливают наши современники, а отношения между людьми рассматриваются с течки зрения того привычного, которое объявляется единственно возможным.

Осовременивая прошлое (за рамками 40-летнего временного лага), мы приписываем людям того времени свое видение мира, свой менталитет. При этом можно добиться любого искажения, превращать по надобности людей в демонов или ангелов. Здесь открывается возможность ведения исторической войны, стреляя прямой наводкой по прошлому.

XX век характеризуется постепенным разрушением традиционного общества, служившего мощным ограничителем негативных форм поведения человека. Традиционное общество имело своей основой сельское население, которое в начале века намного превышало городское. Но ситуация менялась. На планете шел бурный процесс урбанизации. Сейчас огромная масса населения проживает в крупных городах – мегаполисах. В таких городах создались особые условия для проживающих там людей. Скученность, теснота, загрязнение, шум, интенсивное уличное движение, малоподвижный, но вместе с тем напряженный образ жизни, сокращение жизненного пространства порождают и обостряют различные виды заболеваний, в том числе аллергические и онкологические. В больших городах у многих людей возникают определенные психические сдвиги: неуравновешенность, агрессивность, подавленность, чувство одиночества. Неотъемлемыми чертами жизни становятся алкоголизм, наркомания, насилие, преступность, проституция. Растет маргинальная прослойка людей, которые не могут приспособиться к современному обществу. В больших городах, где люди разобщены, очень высока степень их управляемости. Средства массовой информации, особенно телевидение, формируют моды, идеалы, нормы поведения. Неадекватно воспринимая окружающий мир, многие люди живут в мире абстракций и иллюзий.

По существу же теряются традиции, преемственность, связь времен. Это, кстати, общая тенденция изменения духовной среды. Разрушение традиционного общества, атомизация людей оказали сильное негативное воздействие на веру во-обще, на готовность человека служить другим людям. И хотя в постиндустриальном обществе много говорят о религии, а на монетах США даже написано «мы верим в Бога», от религии в основном осталась обрядовая сторона. Резко возросло число и влияние различных сект, среди которых своей активностью выделяется Общество свидетелей Иеговы, обещающее спасение от приближающегося конца света и имеющее отделения во всех странах мира. В этих сектах общественная сторона религии отходит на второй план, а во главу угла ставится личное спасение и вечная жизнь, покорность пастырям.

Таким образом, из двух сторон общественного сознания – личностной и общественной – определяющей стала первая. Установился новый культ – культ потребления. Если у тебя есть доллары и ты силен, то имеешь все, что хочешь. Но если нет веры, то «все дозволено», как писал Ф.М. Достоевский в романе «Братья Карамазовы». О неблагополучии в обществе потребления свидетельствуют высокий уровень преступности, наркомания, терроризм, кровопролитные конфликты. Мы еще только начинаем осознавать масштабы изменения духовной среды человека.

Как интуитивная реакция на изменения в общественном сознании, у людей начинает проявляться стремление к объединению, к общим ценностям, а не только к прибыли. Многие религиозные деятели трактуют происходящие изменения как наступление вселенского Зла. В любом случае существующая тенденция позволяет говорить о надвигающейся глобальной неустойчивости общественного сознания.

К настоящему времени изучен ряд неустойчивостей верхнего и основного уровней общественного сознания. Для верхнего уровня (общественного мнения) аналогично циклическим экономическим кризисам наблюдается циклическая картина перепадов общественного сознания. Общественное мнение, склонившееся в пользу одной из противоборствующих сторон, при появлении серьезных трудностей начинает отклоняться в другую сторону, отрекаясь от бывших кумиров и идеализируя их противников. За периодом диктатуры, все сжавшей и подчинившей себе, создаются условия для анархии, хаоса, разгула страстей, после чего общество вновь стремится к жесткому порядку. В ряде стран стихийность этого процесса сглаживается наличием отработанной двухпартийной системы. Но в целом колебания общественного мнения не приводят, как правило, к крупным потрясениям или катастрофам в обществе.

Основной уровень или парадигма общественного сознания обладает значительной устойчивостью. Как уже отмечалось, эволюция этого уровня может быть представлена как последовательная смена парадигм со скачкообразными переходами между ними. Эти переходы или революции характеризуются на предварительной стадии крупномасштабными флуктуациями, неустойчивостями в мировоззрении отдельных групп, неожиданными корреляциями. Процесс отхода от существующей парадигмы может длительное время проходить незаметно, скрыто.

Скачкообразные переходы (революции) имеют свои закономерности. Революция возникает в силу неустойчивости предшествующего состояния. Ее результатом являются отказ от существовавшей ранее парадигмы и переход в состояние, соответствующее новым реальностям. Любая революция проходит по крайней мере четыре фазы:

1 фаза – стягивание; весь спектр мнений сводится к дилемме: да – нет, кто за революцию, кто против, и там и там разнородный конгломерат сил.

2 фаза – революционная борьба. Она может быть как короткой (переворот), так и длительной (кровопролитная гражданская война).

3 фаза – борьба после победы. Вследствие неоднородности конгломератов сражавшихся сил неизбежны «разборки» между бывшими соратниками, но главное здесь две линии: одна «революционная», направленная на углубление революции, на непримиримую борьбу с прошлым злом; вторая – линия «реалистов», направленная на приведение ситуации в стране в соответствие с существующими реалиями и даже, если это полезно, на реставрацию эффективно работавших учреждений прошлого. Первая линия исторически обречена, она может лишь продлить время нестабильности. В этом смысле правильно изречение «революция пожирает своих детей».

4 фаза – стабилизация, которая заканчивается победой реалистов. Это возвращение общества к своим корням, но на новой основе, установление при борьбе наследников революции новой равновесной структуры общества.

Для процесса революции в целом характерны отсутствие сложившейся организации общества, потеря многих ориентиров, колебания общественного сознания, иррациональность поведения. Данный процесс относительно длительный, порядка 10–20 лет, и многостадийный.

Понятие культуры влияния на сознание человека в основе своей исходит из представления о такой преобразовательной деятельности, как «обработка людей людьми». Здесь не обойтись без замечания К. Маркса и Ф. Энгельса о двух сторонах преобразовательной деятельности, одна из которых – «обработка природы людьми», другая – «обработка людей людьми». Обработка людей людьми – важнейшая сфера жизнедеятельности общества, и классики марксизма подразумевали под этим воспитание и образование членов общества, то есть социализацию человека.

Но с развитием форм общественных связей, технологий, коммуникаций (книгоиздание, средства массовой информации, компьютерные, информационные сети, глобальные системы связи), ориентированных на человека, можно говорить об обработке людей людьми, занятыми в индустрии пропаганды, рекламы, массовой культуры – индустрии производства определенных ценностей и мифов, имеющих целью влиять на человека, формировать его мировоззрение, установки, настроение. Можно охарактеризовать профессиональный средний класс, в который входят учителя, журналисты, профессора, инженеры, врачи, государственные чиновники, как некую «фабрику идеологии и ценностей», обеспечивающую «обработку людей людьми».

В конечном счете, это и есть культура влияния на человека, объединяющая культуру материальную, создающую технические средства, и духовную, создающую духовные ценности и мифы, для которой технические средства дают возможность донести эти ценности и мифы до широких масс. Причем, технические возможности определяют во многом и суть создаваемых духовных ценностей и мифов. Эти процессы неразрывно связаны с духовным производством и духовным потреблением, распространением духовных ценностей, а, по сути, с передачей информации.

Распространение информации подчиняется своим законам. Важнейшим является соотношение информации как меры упорядоченности и энтропии как меры неопределенности. Максимальная информация сложна для субъекта, она представляется ему хаосом, неопределенностью. Помочь справиться с этим хаосом представлений, совершить редукцию неопределенности в сознании и призван процесс распространения информации, который обеспечивают «специальные» люди. По сути, постоянно идет борьба между упорядоченностью и неопределенностью как в источнике информации, так и в сознании ее получателя. Переход от незнания к знанию характеризуется появлением установки в сознании, которая вызывает упорядоченность в отборе информации.

Распространение духовных ценностей как информации, их восприятие человеком подчиняются известным психологическим закономерностям коммуникации. Эти закономерности связаны с проблемами внимания, мышления личности, влияния стереотипов на восприятие информации, проблемами обратной связи, психологической структуры установок личности и динамикой их изменений под влиянием распространяемой духовной информации, проблемами применения принципов внушения и убеждения в процессе воздействия на человека.

С другой стороны, процесс духовного потребления, который тоже является частью более общего процесса обработки людей людьми, ныне стал предметом анализа в научной литературе. Духовное потребление как удовлетворение духовных потребностей человека в виде идей, взглядов, художественных образов способствует формированию мировоззрения личности, раскрытию ее творческих сил. Духовное потребление, конечно, надо рассматривать не только как удовлетворе-ние потребностей людей. Наряду с этим потреблению придается в обществе определенная заданность, направленность. Именно это позволяет управлять процессом формирования ценностных ориентации личности, ее установок на духовные ценности.

Духовное потребление непосредственно связано с процессом распространения духовных ценностей, что предполагает определенные институты, материальную базу, средства. Сюда входят все формы обучения человека, деятельность средств массовой информации, учреждений культуры, самодеятельных организаций. А духовное потребление, в свою очередь, зависит от духовного производства. Насколько будет развитым это производство, настолько будет насыщенным ду-ховное потребление. В современном обществе духовное производство – весомая и все более расширяющаяся часть общественного производства.

Духовное производство связано с деятельностью средств массовой информации, с развитием средств связи, кинематографической и полиграфической промышленности, электронно-вычислительных комплексов, с деятельностью школ и вузов, культурно-просветительных учреждений и т.д. Духовное производство сегодня требует больших материальных затрат. Развитие духовного производства, научно-технический прогресс порождают и новые формы духовного потребления. Это хорошо видно на примере развития видеотехники. Сегодняшнее духовное производство в силу своей специфики не штучное, а массовое в большей своей части, той, что связана с научно-техническими достижениями. На этих достижениях основываются телевидение, радио, кино, печать. Они – база массовой культуры, которая пользуется наибольшим спросом, у которой наибольшее потребление.

Вся система духовного производства, распространения и потребления духовных ценностей относится к той сфере жизнедеятельности общества, что именуется «обработкой людей людьми». Эта сфера качественно менялась на всем протяжении истории цивилизации, менялась и в разных типах общества. Но эта сфера – сфера «обработки людей людьми» – служит показателем социально-идеологического контроля масс, культурного прогресса общества.

Два последних столетия характеризуются двумя разными эпохами. Особенность этой классификации эпох в том, что она основана на соотнесении ценностей, на изменениях приоритетности тех или иных ценностей в разное историческое время.

1. Эпоха взлета материальных и духовных ценностей, борьбы свободы и абсолютизма отличается параллельным взлетом «прорывных» материальных и духовных ценностей. От изобретения паровоза до изобретения почти через 100 лет радио – такова сверхнасыщенность «прорывных» материальных ценностей этой эпохи. А духовные ценности в сфере науки, литературы, искусства представлены именами Канта, Фейербаха, Шеллинга, Гегеля, Фихте, Шопенгауэра, Ницше, Маркса, Энгельса, Герцена, Белинского, Чернышевского, Плеханова, Ленина, Гете, Шиллера, Гейне, Л. Толстого, Достоевского, Чехова, Гойи, Бетховена, Чайковского и других великих людей. Здесь, что ни имя, то духовный прорыв, оставляющий след в грядущих десятилетиях.

Эта эпоха стала сверхнасыщенной и в общественно-политическом производстве, ценности которого сошлись в противоречивом единстве: буржуазная авторитарная диктатура Наполеона Бонапарта и Парижская коммуна, полуабсолютистская Германская империя, объединенная железной рукой Бисмарка, и образование социал-демократических и рабочих партий в Европе. Это была эпоха личностей, идей, творчества масс – эпоха раскрепощения предпринимательской и революционной энергии, катализатором которой, несомненно, выступало культурное пространство, сверхнасыщенное материальными и духовными ценностями.

Достижения материального производства, бурные общественные процессы, нарастание общественно-политических идей, рост политических партий, институтов власти сопровождались ростом форм, методов и материальных возможностей влияния на людей, «обработкой людей людьми» – газеты, книги, школы, кружки, агитаторы, собрания, митинги, демонстрации и т.д. Эта культура влияния на массы, со всеми ее общественными связями, все больше превращалась в самостоятельную сферу, от которой все более зависел общественный прогресс.

2. Эпоха ценностей тоталитаризма и либерализма, тотального влияния на людей – современная эпоха. В ней прослеживаются как ведущая линия рождение и закат тоталитарных обществ социалистического и буржуазного типа (национал-социализм), их противоборство и последующее противоборство социалистических обществ со все более крепнущими ведущими либерально-демократическими обществами Запада, остановившими развитие тоталитарных и авторитарных социалистических общественно-политических и духовных ценностей. Эти противоборства освящены духовными ценностями марксизма, кейнсианства, центризма и ре-визионизма, теориями Хайека и Фридмана, идеями национал-социализма и классовой борьбы.

Параллельно с этими процессами в эту эпоху шел и идет процесс все более крепнущего влияния на людей в сфере общественного сознания и настроения. Этот процесс основывается на материальных информационных ценностях последних столетий и их развитии. Эти материальные ценности были взяты на вооружение как тоталитарными, так и либерально-демократическими системами, приобрели всеобщий, тотальный характер для цивилизации, стали развиваться по своим законам, в основе которых процессы циркулирования информации – политической, экономической, культурной, идеологической, а также процессы функционирования самих информационных систем, которые создают свой мир, свое ценно-стное пространство, самостоятельно влияющее на сознание, настроение и поведение людей.

Интенсивное опережающее развитие информационных ценностей затормозило, а порой и свело на нет развитие тоталитарных и авторитарных обществ, которые не могли найти адекватный ответ на информационные вызовы этой эпохи. В двадцатом столетии общественные связи, нашедшие свое выражение в форме пропаганды, образования, религии, массовой культуры, рекламы, выступали, с одной стороны, как инструмент власти политических партий, с другой, – как самостоятельная сила, определяющая общественный прогресс.

Как известно, в мировой литературе отмечены разные периоды развития цивилизации. О. Тоффлер в книге «Третья волна» выделяет три волны-эпохи в развитии цивилизации: доиндустриальную, индустриальную и постиндустриальную («информационную»). Последняя эпоха – эпоха «информационного общества» – характеризуется тем, что в процессе «демассофикации» общественного сознания человек-потребитель на собственный вкус выбирает свое «культурно-информационное поле» [2: 98–99]. При этом, чем больше социальная дифференциация, тем больше информации циркулирует между различными общественными слоями и группами. По О. Тоффлеру, основные особенности информационной эпохи проявляются в следующем: «Промышленное общество тогда превращается в информационное, когда значение коммуникации между людьми превосходит роль промышленного производства» [2: 93], что и произошло сегодня, по его мнению, в развитых странах Запада.

То, что указанная выше классификация эпох человеческой цивилизации тоже «вышла» на информационное общество, в котором общественные связи занимают доминирующее положение, подтверждает определенные закономерности цивилизационного развития. Двигаясь от критерия производства разного рода ценностей, в то время, как другие шли от развития производительных сил, мы пришли тоже к главенству информационных ценностей. Но следует отметить, что главенство предполагает распространение и использование информации не только с целью обеспечения управления общественными процессами, производительными силами, но и с целью «обработки людей людьми», обработки общественного сознания и настроения. А технические возможности распространения информации ныне таковы, что речь может идти о тотальном влиянии на людей. Классификация эпох по их ценностям позволяет констатировать ту особенность, что источником кардинальных поворотов в истории человеческой цивилизации были духовные ценности или же их параллельное развитие с материальными ценностями, то есть совместное духовно-материальное поле.

Если рассматривать развитие европейской цивилизации на основе базовых ценностей, то полученный вывод говорит о том, что сегодня качественный скачок в ней происходит не в сфере экономических, общественно-политических измене-ний, а в сфере влияния на народные массы, в сфере «обработки людей людьми», которая становится тотальной. Эта тотальность вытекает из интеграции духовных и материальных ценностей (система теле-, видео-, аудио- и печатных коммуникаций, Интернет плюс информация, произведения массовой культуры), которые прежде развивались параллельно и с разными скоростями.

Поэтому, усваивая поведенческие стандарты доминирующих социальных отношений, молодой человек может определить границы своей внешней идентификации лишь в рамках массовой культуры, унифицирующей его духовные потребности, выводя их в основном в рекреативную сферу. Подобная внешняя идентификация носит конформистский характер и формирует установку на квазипотребление духовных ценностей. Внешняя идентификация не всегда переходит во внутреннюю, то есть в самоидентификацию, когда происходит обретение личностью осознанных убеждений и ценностных ориентации, определяющих ее социальную роль.

Суть самоидентификации заключается в понимании себя как целостности в процессе определения границ собственной культурной идентичности. Чаще всего этот процесс носит характер полного или частичного отожествления себя с той или иной культурой (массовой, классической, конфессиональной и т. д.) или, наоборот, в случае возникновения субкультур (идентификация от обратного) осуществляется не по признаку общности, а по признаку отторжения от сложившихся культурных норм.

У молодежи культурная идентификация зачастую носит транзитный, переходный характер, когда идентичность уже не опирается на ближайшую среду, а ищет в меняющемся социуме новые формы. Отметим для примера некоторые особенности процесса культурной самоидентификации российской молодежи в современных условиях. В результате «перестройки» оказался нарушенным традиционный механизм социальных регуляций в виде государственных и общественных институтов, которые обеспечивали процесс социализации и духовно-идеологической преемственности поколений. Под воздействием нарастающей дезинтеграции стал распадаться монолит единой государственной культуры на множество национально-культурных образований, автономий, субкультур и т. д. Получившие свободу средства массовой информации, различные формы массовой культуры стали определяющим образом влиять на формирование ценностных установок, стиля и образа жизни населения, особенно молодежи. Например, универсальный, почти магический характер, по наблюдениям социологов, имеет у многих молодых людей сам акт купли-продажи хорошо разрекламированных товаров. Приобщение к миру престижных и красивых вещей становится самоцелью существования, смыслом бытия. Так средство становится целью, отчуждая личность от мира духовных ценностей, деформируя саму структуру их освоения.

По точному замечанию Б. Ерасова, «десакрализация отношений к миру и обществу, упадок идеальной, возвышенной, романтической стороны жизни сопровождаются ее банализацией, обуржуазиванием, подчинением законам рынка, превращением в товар. Прежняя символика и образность, выражавшие высокие и часто недостижимые идеалы, превращаются в продукт массового духовного освоения, но освоения мнимого, ограниченного аудиовизуальным знакомством. Идеалы превращаются в продукт массового духовного потребления, но не освоения» [3: 217].

Библиографический список

1. Ортега-и-Гассет. Восстание масс // Избр. труды. – М.: Весь мир, 1997. – С. 43-163.

2. Тоффлер, Э. Третья волна / Э. Тоффлер. – М.: АСТ, 1999. – 784 с.

3. Ерасов, Б.С. Социальная культурология / Б.С. Ерасов. – М.: Аспект-пресс, 2000. – 591 с.

В.Г. Александров

ЭНЕРГИИ ВСЕЕДИНСТВА РУССКОГО ДУХА

Приступая к рассмотрению вопросов, связанных с русской духовностью, хотелось бы сразу сделать художественное отступление, характеризующее некоторые особенности души народа.

У отечественного мыслителя В. Розанова есть интересные рассуждения, в которых с немалой долей иронии он описывает ситуацию, когда суетятся вокруг русского человека иностранцы, как кричат они «вставай», как нас «плюхают ногой». А «мы поворачиваем им» то правый, то левый бок, на котором написано – ЛЕНЬ. После этого: «Они плюнули и пошли дальше. Делать прогресс. Мы глазком следим, куда враг ушел. И когда совсем ушел, тут-то мужичок наш встанет, перекрестится, почешется. И, услышав, что «в ухе звенит», скажет: «Звон. Бог зовет». И, одев лапотки, направится, «куда его Бог зовет» и «где звон звенит». И пойдет в неведомое. И увидит невиданное. И сотворит чудесное. И потому – все его дела и судьба зовется: СВЯТАЯ РУСЬ» [1: 5].

Углубляясь в историю Руси – России – возникает естественное сомнение в правомерности принятия Русью звания «Святая». Во все периоды существования русского народа в его душе полыхали нешуточные страсти, отнюдь не светлые. Погруженность в состояние греха бывала и не раз, порой превосходила уровень нравственного падения соседних народов. Но судить о том, что представляет народ на самом деле, можно только поняв, какие цели он преследует, куда устремлен его дух. Чтобы получить ответы на эти вопросы, нужно понять, что послужило основой, на которой сформировался русский народ. Глубинные особенности народного духа, конечно же, складываются под воздействием того, во что он верует. Ха-рактер веры обеспечивает силу и общую устремлённость в историческом процессе, а потому и саму судьбу.

Неповторимые особенности русской души как места взаимодействия земных и небесных энергий есть следствие избрания ею Православной веры. Корни этой веры уходят гораздо глубже времен Крещения. Само Греко-Восточное православие явилось результатом преобразования, пламенеющим духом раннего христианства угасающих потенций эллинизма. «Греческий национализм исторически слился с Православием и ограждал его самим своим самосохранением, в свою очередь, находя в нем духовный базис для своей самобытности. Православие и эллинизм объединились в тесной взаимности, потому первое стало квалифицироваться вторым. И христианский эллинизм осуществлял и развивал этот союз именно в националистическом духе» [2: 382]. Критики христианства, рассуждающие о нем на основании поверхностных знаний, приписывают христианству насильственное изменение традиционных народных верований. Множество публикаций и даже объемных книг появилось и на прилавках наших магазинов, где с искренним пафосным надрывом оплакивается судьба языческой Руси. Утверждается, что насильственная смена веры подорвала духовные силы народа.

На самом деле во времена крещения на Руси произошло то же самое, что ранее с греческим и римским духом. Православная христианская вера не была навязана русскому народу, а легла на подготовленную тысячелетней культурой почву. Наша история начинается не с момента принятия христианства. С идеями «внесения» государственности извне и утверждениями о славянском варварстве боролся еще М.В. Ломоносов. Он писал так: «…славянский народ был в нынешних российских пределах еще прежде Рождества Христова, то неоспоримо доказать можно». Об этом же говорила Екатерина в «Записках касательно русской истории»: «Они (славяне) древнее Нестора письменность имели, да оные утрачены или еще не отысканы и потому до нас не дошли. Славяне задолго до Рождества Христова письма имели» [3: 80].

В течение длительного времени происходило созревание духа народа в свете ведического Православия. Отцы Церкви обоснованно утверждали, что душа человека изначально христианка. Да и как может быть иначе – Сам Христос, как Сын Божий, предвечен. Потому и христианское восприятие мира является естественным для человеческой души. Бриллианты истины, унизывающие памятники богословия, философии и литературы самых разных народов, указывают на непрекращающийся поиск души пути к Богу. Смысл многих фундаментальных положений буддизма, конфуцианства, суфизма буквально совпадает с Евангелием. Посмотрим на то, что пишут «нехристианские» мудрецы. «Если хочешь, чтобы сердце твое смягчилось, чаще постись, а если не смягчится, чаще молись, а если не смягчится, проси подаяние, а если и тогда не смягчится, оказывай ласку сиротам», «Кто ищет брата без греха, тот останется без брата», «Раскаиваться – это значит не забывать о своих грехах» [4: 21, 23, 64, 143 ]. «Умереть с голоду – событие маленькое, а утратить мораль – большое», «Будьте строги к себе и мягки к другим. Так вы ограничите себя от людской неприязни», «Есть ли одно такое слово, руководствуясь которым можно было бы прожить всю жизнь?» – спросили у Конфуция. «Да, есть. Это – снисходительность» [5: 49–52, 326]. «Тот, кто говорит правду, подобен тому, кто изливает топленое масло на зажженный жертвенный огонь. Так воспламеняется он, этот огонь. Жар его все усиливается …Тот, кто говорит неправду, подобен тому, кто изливает воду на жертвенный огонь …», «Крадущий золото, пьющий вино, убивающий брахмана, бесчестящий ложе родителя, – эти четверо падут вместе с пятым, с тем, кто водится с ними» [6: 297; 358].

Но вернемся к вопросу о русской духовности. И. Ильин писал: «Мы должны видеть наш народ не только в его мятущейся страстности, но и в его смиренной своей всемирно-исторической молитве; не только в его грехах и падениях, но и в его доброте …И особенно – в том скрытом от постороннего глаза направлении его сердца и воли, которым проникнута вся его история, весь омолитвованный быт. Мы должны научиться видеть Россию в Боге …русский народ всю свою жизнь предстоял Богу, искал, домогался и подвизался … он знал свои страсти и свои грехи, но всегда мерил себя мерилами Божьими» [7: 6]. И в период атеизма русская литература, искусство, философия, рожденные под воздействием светлых энергий Православия, спасла душу русского народа, сохранила мощь его духа, который позволил и спасти человечество от фашизма, и осуществить прорыв человечества в Космос. В новейшую историю он сохранил и само государство россий-ское, обеспечив переход по «лезвию бритвы», казалось бы, непреодолимой смуты конца ХХ века. Но это невероятно только для тех, кто не знает истории русского народа. Дух его если и попадал в заточение, то и там не только сохранял свою жизнеспособность, но и таинственным образом для непосвященных наращивал силы, возвращающие народ к полнокровной жизни; силы, устремляющие его к достижению истинных целей, к которым были устремлены и наши далекие предки. Конечно, в душе народа было и, к сожалению, сохраняется много таких качеств, которые могут послужить причиной падения в будущем. Да, русский народ продолжает проявлять свои слабости (и о них мы знаем не по наслышке). Но надо заметить и то, что грязь и греховность обыденной жизни вызывают у большинства стремление к очищению, рост напряжения духа, который изменяет ритм народного бытия от нисхождения – приземленности к восхождению за не-бесными дарами.

Все части Сущего, включая народы и государства, имеют причину своего явления к жизни, наделены силою для решения стоящих перед ними задач, связанных как с выживанием, так и с ростом, что собственно и лежит в основе устремлённости – активности. История народа, его судьба определяются и пониманием истинных целей Жизни, и его устремлённостью к ним. Божий мир посредством непрерывного призывания человека и человечества к сохранению, восстановлению единства указывает на глубинные смыслы жизни и верховные цели как личного существования, так и жизни народа. Тот, кто этот призыв слышит и действует в соответствии с ним (т.е. поступает ответственно), тот и получает необходимую жизненную силу. Христиане говорят о Божьей благодати, иные – о высших энергиях Космоса … Если народ (или человек) не отвечает на призыв к единению, то его дух непременно утратит связь с Творцом – единственным источником творческих энергий. Но даже когда это происходит, то дух народа не угасает совсем, пока хотя бы и очень немногие, но держат свою душу открытой для энергий любви Творца к Своему творению, которая не может ни иссякнуть, ни измениться.

Особая роль духа русского народа для человечества определяется вовсе не тем, что он в лице некоторых своих носителей порою весьма эмоционально утверждает свое всемирно-историческое значение. А тем, что миссия русского народа сложилась вследствие необходимости решать во времени вполне определенные задачи, связанные с конкретной практикой осуществления единения. Сама соборность русской души есть следствие того,что она в течение тысячелетий вбирала естественным образом, как река ручьи, в себя духовные потоки сотен племен и народов. И славяне постепенно, но далеко не все, становились русскими – и скифы, и печенеги, и хазары, и варяги, и греки, и… И в настоящее время душа русского народа принимает как родных всех, кто начинает ощущать себя русским, вне зависимости от национальности. Энергия пассионарных толчков, на протяжении сотен веков устремляющая народы на территорию, которая в настоящее время принадлежит России, вовсе не угасла, она послужила совокупной причиной становления русского духа. Поэтому если и говорить о русском национализме серьезно, то необходимо сказать что единственным его основанием является неприятие большинством русских идеи национальной исключительности. По большому счету душа русская испытывает недоверие только к тем, кто тайно или явно проповедует свою избранность; к тем, кто ради достижения своих планов готов принести в жертву другие народы. То есть к тем, кто исповедует самые жуткие формы язычества, не гнушаясь человеческих жертвоприношений. Война всегда связана с принесением в жертву людей.

Основу русского духа являет собою христианская вера, которая присуща была не только славянам, но и большая часть татаро-монгольских воинов была христианами несторианского вероисповедания [8: 45]. Отсюда и неудивительно смешение славянской и татарской крови, а потому и выражение «поскреби русского и найдешь татарина» не требует особых доказательств. При чем под «татарами» здесь подразумеваются все кочевники Великой степи [8: 28]. К слову сказать, «татарами» были Кутузов и основатели графских родов Апраскиных, Аракчеевых, Строгановых.

Выше уже упоминалось, что до крещения Руси народ исповедывал Православную веру, которая была пронизана энергиями стихийного христианства. Славянская ведическая традиция, или ведизм (от слова ведать, знать), сохранялась от поколения к поколению ведунами, волхвами, вещими людьми в сказках, былинах, песнях. Немало древних гимнов и мифов сберегла устная и письменная традиция русских православных мистических сект и старообрядцев. Среди почитаемых ими книг были «Голубиная книга», «Животная книга», «Золотая книга» и другие народные произведения. А. Асов опубликовал полный свод Изначальных Вед [9: 9].

Славянские веды излагают строгое монотеистическое учение. Сотворил весь мир Всевышний, и Его законы обязательны для всех. Время от времени Всевышний в облике Сына Бога нисходит к нам, чтобы дать людям законы Прави. В «Книге Велеса» сказано: «Бог – и един, и множественен» [1: 30]. Людям дана Правь именно в этом многообразии ликов Бога. Правь – это правило, закон, которому подчинен как мир явлений (Явь), так и мир посмертный, духовный (Навь). По этому закону развивается и сам Космос. Таким образом, в верованиях славян четко выделялись три лика Бога. Мир материальный – Явь; мир духовный, полевой (то есть тот, что по обе стороны Яви. Здесь обитают Боги и Души Пращуров); Правь, как закон, которому подчиняются оба мира, по нему происходит и их взаимодействие, и их смена друг другом. В космогоническом мире славян нет места ничему случайному, разрозненному: там все подчиняется закону. Пантеон русских богов является законченной системой, действующей на основе реальных законов Бытия. Имелось у славян и учение о Троице. Несколько слов об образе Великого Триглава, состоящего из Сварога, Перуна и Световида.

Сварог – источник вечной жизни, прародитель богов и людей.

Второй лик Великого Триглава – Перун, бог битв и борьбы, бог действия, сила преобразования Вселенной.

Световид – бог Света, посредством которого люди приобщаются к миру явлений. Между тем все три лика – «великая тайна, поскольку Сварог есть в то же время Перун и Световид» [10: 11-А].

Наши предки считали, что с богами их объединяет разум. И необходимо не просто верить, но и знать-понимать божественный замысел, следовать законам Прави (те есть славить Правь, отсюда происходит название древнерусской веры – Православие), что позволит обрести вечную жизнь со своими предками в Рае – Ирии, где он будет жить и трудиться, как и на земле, только без болезней и страданий – вот устремления наших прародителей. Древним славянам было свойст-венно глубокое понимание того, что в Бытии все связано друг с другом. Все – во всем, а во всем – все. Они не забывали о своем единстве с Землёй и Космосом, стремясь к исполнению законов Сварога. Суть их сводилась к соблюдению сле-дующих норм:

– познавать законы Бытия и Небытия;

– не лгать, то есть не искажать действительность, ибо только стремление к Истине обеспечивает продолжение жизни;

– блюсти чистоту тела и души;

– беречь свою землю и приумножать славу Руси;

– почитать своих богов, родителей и пращуров;

– любить мир растительный и животный;

– любить друзей своих и мирно жить между родами;

– соблюдать умеренность при удовлетворении своих потребностей;

– жене иметь одного мужа, а мужу – одну жену, заботиться о семье;

– трудиться. Славяне ничего не просили у своих Богов. Свободный труд был высшим устремлением славян [10: 257–261].

Выше представлены в предельно краткой форме только некоторые факты, свидетельствующие о том, что корни русского народа располагаются в глубинах многотысячелетней истории; что сила, породившая и питающая дух русского на-рода, та же самая, что породила и все Сущее – Космос, Вселенную. Наши Пращуры ведали – знали о всеединстве мира, в котором пребывали и в который пребудут. Бережное отношение к другим людям, роду, народу, к окружающей природе прививалось и передавалось из поколения в поколение посредством приобщения к законам Прави – Правды. Именно искренняя и непрерывная устремлённость славянского, русского народа соответствовать званию внуков – правнуков божьих – и сохраняла его душу как сферу взаимодействия земных и небесных энергий, в результате чего и рождалась сила, обеспечивающая становление и преображение человечества; сила, сохраняющая связь его со Вселенной и с Творцом.

Принятие русским народом христианства вовсе не означало отказ от изначальной веры. Напротив, сам факт Крещения позволил русскому духу преобразоваться в иную по качеству силу, ибо он вобрал в себя колоссальную энергию, накопленную другими народами в результате соединения их духовных исканий с Духом Самой Святой Троицы в лице Христа – Бога, Сына Божьего.

На основании вышеизложенного можно утверждать, что Русское Православное Христианство возникло как результат единения нескольких духовных потоков. Основными течениями при этом были ведическая вера – знание славян и эллинизм, органично соединившийся с основной духовной силой преображения – обожения человечества, сообщенной всему Творению Христом.

С тем чтобы понять характер души русского народа, своеобразие силы его духа и их значение, прежде всего необходимо понять, что через себя являет современному миру Православная вера. Тайна истинно христианского отношения к миру, к жизни, к человеку сокрыта в запредельности содержания и энергий нескольких слов Христа: «ДА ЛЮБИТЕ ДРУГ ДРУГА!» – это есть первая и последняя заповедь христианской веры. Она есть выражение не только закона ЛЮБВИ, но и закона СВОБОДЫ, как сохраняющего в любых ситуациях права человека на осуществление выбора пути смерти или пути жизни (хотя бы и через смерть). Только на взгляд не развитого духовно есть неразрешимое противоречие в призыве к человеку не нарушать принципов единства с миром и оставаться свободным. Именно этот разрыв между необходимостью единения и желанием свободы породил губительную для западной цивилизации болезнь духа. Симптомы последней проявляются в двойной морали (социальной шизофрении) «запада» при выстраивании им отношений с другими культурами и народами. Попытки навязать человечеству доктрину «глобального мира» связаны вовсе не с желанием создать систему гармоничного сосуществования разных народов и государств, но, напротив, принудить большую часть населения земли создавать материальные блага для «золотого миллиарда». Это означает только одно – переход от исповедания христианской веры к темным формам язычества. Но, как говорится: «Человек предполагает, а Господь располагает». Никому еще не удавалось построить крепкий фундамент своего счастья за счет других.

Душа русского народа не только обладает формальным знанием того, что истинная свобода достигается только энергиями любящего сердца, она в это верит. Если свобода одних требует изъятия сил у других, то это самое настоящее рабство, причем наиболее полно проявляется оно в душе того, кто по своей воле, для удовлетворения своих потребностей лишает других свободы (неважно, в какой форме).

Тайна русского духа, его космизм не есть тайна, ибо он просто стремится к сохранению соответствия с духом Христа. Душа русского народа на всех этапах своего становления, несмотря на то, что не раз доходила до самых дверей на-стоящего ада, всегда оставалась с Богом. Она точно знает о том, что, пока будет сохранять эту связь, а тем более – укреплять, дух ее не угаснет; потому не иссякнет и жизнь на самой земле. Смысл православного отношения к миру заключается в непрерывности усилий по сохранению связи с Жизнедателем. Сила любви Его ко Своему творению неиссякаема и неизменяема [2: 376]. Каждый ее получает по мере очищения собственной души от греха и зла. Благодать Божья – это то, что естественным образом нас окружает всегда. Сам Господь говорит каждой душе: «…стою и стучу…», стоит нам только обратить свое сердце к Создателю, сделать душу «домом духа божественна..», как мы и обретем необходимые силы для того, чтобы начать подъем с любой глубины своего падения. Православие – как раз об этом …

Православие придало способности душе русского народа к единению с другими народами совершенно новые импульсы, обеспечивающие неколониальный характер освоения жизненного пространства. Новые земли прирастали естественным путем. Становление российского государства происходило подобно тому, как происходит в растущей семье, где не все дети родные по крови, но по духу и по фамилии составляют единое целое. Русскими не только рождаются, но и становятся, тем более «русскость», как и фамилию, можно утратить.

Русский – это не КТО, а КАКОЙ, то есть ответ на вопрос указывает не на то, что отделяет одного человека от другого, а на то, что служит единению. Русский дух космичен, он пронизан энергиями, возвращающими Творению естественное состояние всеединства. Сохранение человечества как планетарного явления происходит через силу, излучаемую в мир душою человека, приводящего свою жизнь в соответствие с высшим идеалом – быть достойным звания: «ЧЕЛОВЕК – ОБРАЗ и ПОДОБИЕ БОЖИЕ».

Тот, кто сознательно стремится к тому, чтобы его деятельность не гасила совести, не уничижала ничьей жизни, становится сотрудником Создателя, участвует в непрекращающемся процессе сотворения мира, является источником необходимых для этого сил, ибо сам по мере наращивания усилий по преображению собственной души, собственной жизни укрепляет свою связь с Силою Сил.

Проблема нехватки жизненных сил у человечества в целом не связана с тем, что неравномерно распределены ресурсы между богатыми и бедными. Паразитирование, непрекращающиеся конфликты, войны, угасающая совесть, конкуренция и многое другое из того, что делает жизнь человеческих сообществ исполненной зла и греха, есть только следствие нарушения естественных законов бытия, на основе которых и был сотворен мир. В самом основании бытия эти законы продолжают действовать. Например, атому нет необходимости отнимать энергию у себе подобных для обеспечения возможности и сохранения своей формы и взаимодействия с другими атомами. Откуда же он ее берет? Ниоткуда! То есть отовсюду! Ибо она ему присуща изначально, как неотделяемой части ЦЕЛОГО. Так же и человек, как венец Творения, получал необходимое для бессмертного существования естественным образом; ибо он был только, хотя бы и лучшей, но частью ЦЕЛОГО. Ритмы частной жизни человека совпадали с общими вибрациями ЖИЗНИ.

Катастрофа, приведшая к угасанию частных форм жизни, связанных с жизнью человека, произошла в результате противопоставления воли человека воле Создателя, то есть вследствие нарушения естественных законов Бытия. С этого момента все формы жизни, непосредственно связанные с человеком, для своего существования во времени и пространстве должны добывать, сохранять, накапливать и передавать необходимые для жизни силы. Возможно, здесь скрывается смысл проклятия наложенного Богом на землю за отступничество Адама, которому Он сказал после грехопадения: «Со скорбью будешь питаться от нее (земли) во все дни жизни твоей … в поте лица твоего будешь есть свой хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят…» [Быт., 3: 17–19].

Тот, кто имеет что-либо не трудясь, имеет это не как награду. Вспомните, что происходит с нами после того как переедим тяжелой пищи – несварение желудка с более или менее тяжким отравлением организма. Так и блага, получаемые не за счет собственного труда, притупляют остроту духовных чувств, позволяющих трезво оценивать то, что происходит вокруг нас, а потому с легкостью и проходить свой жизненный путь, не испытывая особой нужды.

Проявляемая нами неумеренность при обретении и потреблении так называемых материальных благ, вызывающая в нашей жизни множество проблем, связана с превратным пониманием того, что есть истинная ЛЮБОВЬ. Любовь к себе не может быть проявлена, если наши действия ведут к нарушению принципа единства Сущего. Именно это происходит всякий раз, когда мы пытаемся получить желаемое за счет других. В таких случаях мы, как часть, отделяем себя от Целого. Потому даже и приобретая то, к чему стремились, утрачиваем самое ценное: время и силу.

Пока мы не поймем, что главное в нашей жизни мы можем и должны делать прямо сейчас, то есть всегда, и что для этого у нас имеются необходимые возможности, мы не определим место своего присутствия в мире, а потому не будем иметь в нем (то есть в себе) надежной опоры, не будем иметь и силы для личного совершенствования, а потому и преобразования окружающего нас мира. Для этого мы должны прекратить безуспешные попытки найти вне себя то, что дает смысл личному существованию. Самое ценное в мире – оно в нас. Это наша сокровенная основа – Образ и Подобие Божие, именно усилия, предпринимаемые нами для ее проявления, и наполняют нашу жизнь светлыми энергиями, рождают чувство радости и ощущение гармонии бытия, укрепляют волю к жизни.

Именно воля к жизни и позволяет проявлять нам силу, обеспечивающую личное совершенствование. Если мы это делаем, то передаем-пробуждаем силу преобразования и окружающим людям. Только таким образом мы можем достойно преодолевать в жизни то, что называется злом. Часто именно болезнь, слабость, немощь тех, кого мы любим, и заставляет нас проявлять силу. Если душа наша укрепляет свою связь с Богом, то и самые неблагоприятные обстоятельства, воспринимаемые как беда-горе, становятся мощными стимулами к жизни (для тех, кто выбирает жизнь). Не раз случалось в истории нашего народа, когда только очищение его души Духом Святым позволяло ему укрепить волю к жизни, волю к победе над хаосом.

Весьма наглядна для всего человечества демонстрация силы народного духа, проявленного во второй мировой войне. Но мало кто знает, что послужило источником невероятного наращивания этой мощи. Перед угрозой полного уничтоже-ния государство, официальной политикой которого было провозглашение безбожия, «вдруг» по приказу Сталина вновь открывает 20 000 Храмов, возвращает из тюрем и лагерей священников, восстанавливает Патриаршество. Во время войны вся Россия молилась! Молился даже Иосиф Сталин (об этом есть свидетельства). Б.М. Шапошников, царский генерал, не скрывавший своих религиозных убеждений, часами беседовал с главой государства и все его советы (в том числе одеть войска в старую форму с погонами) были приняты. А.В. Василевский, по рекомендации Б.М. Шапошникова назначенный на смену ему начальником Генштаба, был сыном священника, и отец его был жив. Многие командиры, да и сам маршал Жуков, говорили перед боем: «С Богом!». Церковь официально благословила Отечественную войну Русского народа. Именно во время войны были открыты духовные семинарии, академии, возобновлена Троице-Сергиева Лавра.

Немалую роль в деле возвращения русскому духу необходимой для спасения страны силы сыграл Митрополит гор Ливанских Илия – друг и молитвенник за судьбу России. Он знал, что представляет наша страна для мира и потому всегда молился о просветлении народа. Именно он передал послание, в котором было изложено то, что необходимо сделать в первую очередь для спасения страны, Сталину. По его приглашению митрополит Илия посетил Россию в 1947 году. Он был награжден Сталинской премией [11: 296–304]. Но связь духа русского народа, одержавшего Великую Победу для всего мира, поднявшего страну из руин, с Источником его сил была затруднена в хрущевское время ненависти к Церкви и нового гонения на неё. Вновь были закрыты многие тысячи Храмов, Хрущев обещал, что в его время народ посмотрит на последнего попа. Нет сомнения в том, что именно это послужило причиной катастрофы русского государства на рубеже тысячелетий. Да и развал Дома Романовых, крушение Царской России были во многом обусловлены расколом Церкви, произошедшим ещё в 17 веке, упразднением на Руси Патриаршества и прямым подчинением Церкви государству.

История свидетельствует о том, что, пока душа русского народа открывается для действия в ней Духа Святого, пока в ней пламенеет вера Православная, она остаётся способной не только остановить дезорганизацию социальной, экономической и политической жизни, но и пронизать светлыми энергиями хаос так, что он начинает обретать упорядоченность Космоса. Единство человека и Бога, человека и Творения обретается через многообразие путей (сколько людей, столько и дорог). В конце концов любой путь рождает энергии единения, даже путь падения, ибо и он рождает отрицание зла и греха. Тем более зло, в отличие от добра, имеет свой предел-границу, переход которой ведёт к прекращению существования носителя злой воли.

Подводя итог вышеизложенному, хотелось бы обратить внимание на то, что русский народ от окончательного погружения в хаос спасала только вера, но не закон. Ибо вера порождает такой тип взаимодействия между людьми, который можно выразить через формулу «1+1=3», а закон утверждает, что «1+1=2», но это неправда, ибо взаимодействие двух равных объектов порождает всегда третье состояние, общая энергия которого либо меньше, либо больше арифметической суммы сложения. И космическое значение нашего духа как раз в том заключается, что он сохранил способность к восстановлению утраченных сил, что он пробуждает в самые тёмные времена «колоссальные силы людского энтузиазма», обращающиеся «в условиях разочарования и безверия … в свою противоположность – в разрушительный танатос» [12: 133]. Дух же русского народа, восстанавливая свои силы, не только не изымал их у других, но и сообщал всему человечеству энергию единения народов, энергию единения человека с Природой, Космосом, Богом.

Библиографический список

Перевезенцев, С.В. Тайны русской веры. От язычества к империи / С.В. Перевезенцев. – М.: Вече, 2001.

Христианство. Энциклопедический словарь. – М.: БРЭ, 1995.

Мизун, Ю.В. Святая Русь от Исхода до Крещения / Ю.В. Мизун, Ю.Г. Мизун. – М.: Вече, 2002.

Суфийская мудрость. – М.: МарТ, 2007.

Кофуций, Лао-цзы. Симферополь. Реноме, 1998.

Антология мировой философии. Древний Восток. – Минск-М.: Харвест, 2001.

Ильин, И. Почему мы верим в Россию / И. Ильин. – М.: Эсмо, 2006.

Гумилёв, Л.Н. Ритмы Евразии / Л.Н. Гумилёв. – М.: Экопрос, 1993.

Асов, А. Мир славянских богов / А. Асов. – М.: Вече, 2002.

Велесова Книга. – М.: Амрита-Русь, 2006.

Россия перед вторым пришествием. Пророчества русских святых. – М.: Адрес-Пресс, 2002.

Панарин, А.С. Православная цивилизация в глобальном мире / А.С. Панарин. – М.: Алгоритм, 2002.

Кара-Мурза, С. Советская Цивилизация / С. Кара-Мурза. – М.: Алг-м, 2002.

Мир Льва Гумилёва, «арабески» Истории. – М.: Ди-Дик. 1994.

Зеньковский, С. Русское старообрядчество / С. Зеньковский. – Минск: Харвест, 2007.

Достоевский, Ф.М. Дневник писателя / Ф.М. Достоевский. – М.: Современник, 1989.

Лосе, А.Ф. БЫТИЕ ИМЯ КОСМОС / А.Ф. Лосев. – М.: Мысль, 1993.

Иловайский, Д.И. Начало Руси / Д.И. Иловайский. – М.: Астрель, 2006.

Забылин, М. Русский народ: Его обычаи, предания, обряды и суеверия / М. Забылин. – М.: Эксмо, 2002.

В.И. Иванов

ДИАЛЕКТИКА МЕНТАЛЬНЫХ ИДЕОЛОГИЙ В ГЛОБАЛЬНОМ МИРЕ

Всякое общество находится в становлении,

в том числе современное

Олдос Хаксли

1. О государстве и идеологии, об идеологической культуре

Выше уже отмечалось, что сторонники концепции разделения общества на два типа, индивидуалистический и коллективистский, выстраивают два ряда понятий, выражающих закономерности функционирования этих типов общества. Подчеркивалось также, что такой подход к изучению социальной реальности неправомерен в том смысле, что осуществляется попытка разделения противоположностей, т.е. нарушаются элементарные принципы диалектики, более того, такой анализ перестает быть философским, поскольку философия изучает всеобщие закономерности природы, общества и мышления. О неправомерности выделения таких рядов понятий, как «индивидуалистическое общество», «метафизический проект науки», «метафизическая система теоретизирования», «утилитаристский прогресс» – с одной стороны; и «коллективистское общество», «диалектический проект науки», «диалектическая система теоретизирования», «антиэнтропийный прогресс» – с другой, было сказано раньше. Теперь рассмотрим соотношение государства и идеологии, которое якобы по-разному проявляется в различных типах общества, коллективистском и индивидуалистическом, т.е. в России и на Западе. Прежде всего, необходимо отметить неудачное введение понятий «духовная власть» и «светская власть» как синонимов идеологии и государства, поскольку в таком сочетании «духовная власть» есть теократия, а «светская власть» есть государственная власть, освобожденная от непосредственного воздействия церкви. Далее ставятся нелепые вопросы: может ли государство выполнять идеологические функции, может ли государство отказываться от идеологических функций, о многообразии идеологий, о единомыслии и единоумии и т.д.

Эти вопросы решены практически на Востоке уже пять тысяч лет назад со времен египетских фараонов и позднее царя Соломона, а на Западе теоретически-практи- чески – со времен Солона (6 в. до н.э.), одного из семи мудрецов, далее филигранно теоретически Платоном и Аристотелем и совсем недавно – научно-скрупулезно Марксом и Лениным. Государство, как аппарат управления всеми делами в обществе, действующий прежде всего в интересах господствующего класса, не может не выполнять идеологических функций по определению, по самой сути дела, т.к. идеология является теоретическим выражением интересов классов и больших социальных групп. Практически проблемы могут возникать лишь в том, что государственные деятели, чиновники – люди дела и потому в теоретическом выражении своих функций и интересов могут испытывать некоторые затруднения, но эти проблемы сравнительно легко решаются путем приглашения интеллектуалов, социологов, психологов и др. специалистов. Более того, попытка отказа государства от выполнения идеологических функций равносильна вынесению смертного приговора самому себе, но такого прецедента в истории еще не было.

Далее, т.к социальная структура любого современного общества достаточно сложна и изменчива, то идеологическая борьба идет перманентно, нескончаемо; и поэтому смена идеологий, или их коррекция, совершенствование совершенно естественны. И, наконец, об единомыслии и единоумии. В обычных условиях в цивилизованном обществе единомыслие и единоумие практически невозможны, т.к., во-первых, каждый человек есть личность, индивидуальность, и поэтому строй мыслей каждого индивида отличается от всех других; во-вторых, общество многоструктурно, и поэтому каждая социальная группа имеет свои специфические взгляды на общественное устройство. Разница идеологий, разница идеологических устремлений усиливается еще тем фактом, что одни социальные слои стремятся упрочить свое положение за счет энергии других. К сожалению, таково объективное положение вещей в любом обществе, будь оно российское или западное. Единоумие и единомыслие возможно лишь в умах великих гуманистов, таких как Иешуа Мошиах (Иисус Христос), Платон, Плотин, Н.О. Лосский, В.С. Соловьев и др., убежденных в том, что на смену современной «предыстории» (Маркс) человечества придет в будущем действительная человеческая история (царство истины), где человек человеку будет другом, товарищем и братом; в современной же истории единоумие и единомыслие существуют лишь в зародыше, в потенции, что и предчувствуют, предвидят умы великих гуманистов. В действительной жизни единоумие и единомыслие возможны лишь в короткие периоды национальных подъемов, всплесков, связанных или с освобождением от внешних врагов, или с энтузиазмом восстановления мирной жизни, или с переживанием за честь страны в мировых чемпионатах и олимпийских играх и т.п. экстремальных ситуациях. Конечно, возможно еще и вынужденное, лицемерное единомыслие и единоумие в тоталитарных обществах (режимы Гитлера, Сталина), которые достигаются властями за счет беспощадного насилия и принуждения большинства населения, но в силу бесчеловечности таких сообществ, где уничтожается, извращается сама природа и сущность человека как человека разумного, они недолговечны.

Сторонники концепции выделения двух типов обществ (индивидуалистического и коллективистского) рассматривают три возможных варианта соотношения государства и идеологии. Если убрать понятия «духовная власть» и «светская власть», которые, как уже отмечалось выше, не способствуют прояснению проблемы, а только затемняют, искажают суть вопроса, то эти варианты таковы:

а) идеология и государство могут быть в гармонии;

б) идеология может иметь верховенство над государством;

в) государство может иметь верховенство над идеологией.

Конкретизируются они следующим образом. Для России (коллективистского общества) характерна гармония идеологии и государства. Российское государство квалифицируется как «соборное государство», причем на всем протяжении российской истории, кроме современного этапа (после распада СССР). «Соборное государство» характеризуется как деятельное совершенство, как следствие творческой деятельности народа, а именно, той части общества, которая обеспечивает совершенствование общественных отношений во всех сферах общественной жизни. Причем особенно ярко гармония идеологии и государства, а также «соборность» российского государства проявляются в советский период, когда государство инициирует товарищеские суды, взятие правонарушителей на поруки, народные дружины, комсомольские оперативные отряды, домовые советы, зеленые патрули и тому подобные институциональные оформления единства государства и идеологии. Сталин признается великим провидцем, борцом за сохранение российских традиций в философии, величайшей личностью. И еще один, очень интересный, заход. Подчеркивается принципиальное различие между демосом и народом. Демос определяется как элита и та часть общества, которая к своей выгоде и посредством правового государства поддерживает свое положение над обществом. Демос объединяет тех людей, которые определяют при помощи элиты потреби-ельский курс общественной политики и практики, реализуют тот или иной проект общества потребления. В современной России демос составляют олигархи и их подручные, компрадоры, вероломные антинациональные кланы, политические клики, криминалитет, которые добиваются для себя роста, возвышения и удовлетворения потребностей. Что же касается народа, то это та часть коллективистского общества, которая обеспечивает процесс совершенствования общественных от-ношений. Следует заметить, что такого определения демоса нет ни в одном из философских словарей ни советского, ни современного периодов.

При втором варианте отношения между государством и идеологией сторонники выделения двух типов общества (индивидуалистического и коллективистского, а именно, когда идеология может иметь верховенство над государством) считают, что именно конкретизируется в теократических обществах и государствах. Это, по-видимому, государства средневековой Европы и современные исламские государства.

При третьем варианте отношений между государством и идеологией, а именно, когда государство имеет верховенство над идеологией, сторонники концепции выделения двух типов общества считают, что реализуется в современных государствах Запада. Это правовые государства, они являются продуктом творческой деятельности демоса. Здесь игнорируются все социальные нормы, кроме норм права. Все остальные социальные нормы демос объявляет частным делом каждого. Так возникают частная мораль, свобода совести, свобода слова и т.д. В таком же положении оказываются и нормы идеологии, и получают место свобода в выборе морали, свобода в выборе идеологии и т.д. Здесь идеология имеет частный характер (в то время как в российском коллективистском обществе идеология имеет общественный характер). Частные идеологии предполагают идеологическую непримиримую борьбу, единоумие же и единомыслие предполагают совершенствование общественной идеологии.

Попробуем разобраться в вышеизложенном. Начнем с первого варианта, где идеология и государство находятся в гармонии. Такое соотношение государства и идеологии характерно для России, как коллективистского общества (по утверждению сторонников концепции выделения двух типов общества). Как уже отмечалось выше, без определенной гармонии между идеологией и государством последнее не может существовать в принципе, т.к. государство управляет всеми делами в обществе, прежде всего, в интересах господствующего класса, а господствующей идеологией в обществе является идеология господствующего класса. Это азбука социологии. Но такая гармония характерна не только для России, но также и для Запада, и для любого цивилизованного общества. А вот квалифицировать российское государство всех времен, кроме последнего (после распада СССР), как «соборное», которое является деятельным совершенством, исполненным творческой деятельностью народа, никак нельзя. «Соборность», как известно, обозначает добровольное единение человеческих устремлений, их душ, сердец, умов в чем бы то ни было. Само словосочетание «соборное государство» нелепо, т.к. государство есть аппарат насилия, угнетения одного класса другим (Маркс, Ленин). Если бы российское государство было соборным, разве были бы восстания Пугачева, Разина, декабристов, революции 1905–1907 гг., 1917 г.? Разве критиковали бы царизм Радищев, Пушкин, Лермонтов, Белинский, Добролюбов, Герцен, западники и славянофилы, Гоголь, Толстой, Достоевский и мн. Другие?

И уж совсем кощунственно называть соборным российское государство советского периода. Все этапы его существования – от установления диктатуры пролетариата через военный коммунизм, гражданскую войну, репрессии 1937 г., насильственную коллективизацию, построение социализма в основном, репрессии послевоенного периода, построение развитого социализма – сопровождались насилием над личностью, уничтожением и гноением в концлагерях инакомыслящих. Похоже, что у авторов концепции двух типов общества стерта частично память и умы устроены особым образом, они видят все недостатки Запада, а позорное прошлое своей страны они не видят. Да, российский народ и велик и терпелив, он совсем недавно совершил величайший подвиг, взяв в основном на себя груз уничтожения фашизма на Земле. Велика роль наших ученых, писателей, поэтов, деятелей искусства, способствующих построению истинно человеческих отношений в Рос-сии и во всем мире. Но нельзя же не замечать подлости, откровенной безнравственности вождей советского периода, особенно Ленина, Сталина, Троцкого, Свердлова, превративших частично весь народ великой страны в марионеток.

Еще один идеологический пассаж – разграничение понятий демос и народ. Во всех словарях и энциклопедиях демос определяется как народ, широкие слои свободных граждан в древнегреческих городах-государствах. Сверху – аристокра-тия (эвпатриды), снизу – неполноправные граждане (метеки, вольноотпущенники и др.). В демос не входили рабы. Сегодня понятие «демос» не употребляется самостоятельно, зато живет термин «демократия». Зачем в демос-народ произвольно включать элиту и ту часть общества, которая «к своей выгоде и посредством правового государства поддерживает свое положение над обществом»? Зачем искажать веками сложившееся понимание того, что русское слово «народ» по-древнегречески звучит как демос? Зачем делать такой неуклюжий трюк и в демос современной России включать олигархов и их подручных, «компрадоров, вероломные антинациональные кланы, политические клики, криминалитет»? Не проще ли сказать, что политическая и экономическая элита современной России в какой-то степени коррумпирована и криминализирована?

Оказывается, все просто. Все эти сложные построения, а именно признание гармонии между идеологией и государством только в России (коллективистском обществе) и отказ в такой гармонии обществом на Западе, квалификация всех российских государств (кроме современного) как соборных, причем образцом государственной соборности признается СССР, различение понятий демос и народ, делаются только для того, чтобы «отказать» России в демократии. Демократия, оказывается, соответствует только Западу, а России соответствует аристократия (правление лучших). Нет сомнения, что «правление лучших» предпочтительнее «правления всяких». Общеизвестно также, что «правление лучших» бывает очень редко во всем мире, и в России в том числе. Не зря Спиноза писал, что «все прекрасное, лучшее так же трудно, как и редко». Об этом свидетельствует и вся история России. О правлении лучших мечтали Платон и Аристотель, Сенека и Марк Аврелий, западники и славянофилы, и многие-многие великие гуманисты всех времен и народов. Об этом пишут авторы концепции двух типов общества, только почему-то они считают, что «правление лучших» необходимо только России, а Запад обойдется и так, «правлением всяких». Странно также, что к «правлению лучших» сторонники концепции двух типов общества относят и правление мерзкого тирана Сталина с его орденом меченосцев – «партией нового типа», и поднадзорные, послушные КПСС и КГБ, советы.

Да, сегодня, как никогда, России необходимо «правление лучших». Но лучшие не могут сами прийти во власть, подобно тому как пришли в свое время Ленин и Сталин со своей гвардией, уничтожив огромное количество невинных людей. Лучших надо взрастить и выбрать во власть. Лучшие в обществе были, есть и будут всегда, но во власть они попадают крайне редко. Соломон, царь Израиля и Иудеи, Солон и Перикл, правители Афин; Марк Аврелий, римский император; Ф.Д. Рузвельт, четырехкратный президент США – вот, пожалуй и все. Дело в том, что восхождение во власть сопровождается сумасшедшей конкуренцией, где все средства хороши. Поэтому во власти оказываются не самые лучшие, а самые честолюбивые, самые хитрые. Сегодня во всех цивилизованных странах власть выбирается демократически. Так что дело не в велеречивости Маркса, а в его гениальности, когда он писал: «Демократия есть разрешенная загадка всех форм государственного строя». Потому что чем более развито, культурно общество, тем более развит, культурен каждый его гражданин. Он – личность, он – полноправный член общества. Делая сознательно свой выбор, гражданин берет ответственность на себя за судьбу всего народа, всего государства. Да, демократия в России плоха, несовершенна, много есть лазеек, которыми пользуются люди хитрые, нечестные, корыстолюбивые. Но все же прав был Черчилль, когда говорил, что демократия, конечно, плоха, но, к сожалению, ничего лучшего люди не придумали. Да, аристократический строй хорош по определению. Да, лучшие, добродетельные правители желаннее, чем те хитрецы и корыстолюбцы, которые зачастую попадают во власть демократическим путем. Но кто нам даст, предоставит лучших, честных и добродетельных правителей? Господь Бог? Он, к сожалению, делает это очень редко, а дельфийского оракула у нас нет. Поэтому только сами. Чем честнее, смелее, умнее будем сами, тем лучше будут наши правители. Умные, честные, трудолюбивые, политически и экономически грамотные люди найдут пути совершенствования демократических процедур, найдут способы формирования достойного правительства. Демократия становится тождественной аристократии.

Обращает на себя внимание и такая идеологическая подстановка. Соборному российскому государству, якобы, соответствует общественная идеология, в то время как западным, правовым государствам соответствуют частные идеологии. Мало того, соборная общественная идеология будто бы, являясь единоумием и единомыслием, обречена на всегдашнее совершенствование, что совершенно недоступно частным идеологиям Запада, находящимся в непримиримой борьбе. Опять-таки налицо явное отступление, игнорирование классических диалектических принципов, а именно – развитие есть атрибут, оно присуще всем системам мира, а в обществе развитие имманентно включает в себя совершенствование. Более того, о механизме совершенствования соборной, коллективистской идеологии, об этапах совершенствования ее авторы концепции двух типов общества ничего не пишут, кроме многократного повторения термина «совершенствование». Но еще Ходжа Насреддин говорил: «От того, что ты сто раз скажешь слово “халва”, во рту слаще не станет».

Во втором варианте отношения между государством и идеологией авторы концепции двух типов общества рассматривают средневековые теократические государства. Здесь, по их мнению, существует верховенство идеологии над госу-дарством. Идеология, в принципе, по существу не может иметь верховенства над государством, поскольку государство есть военная, политическая, экономическая, реальная сила, а идеология есть только лишь система идей. Идеология становится материальной силой только в том случае, если она становится убеждением людей, убеждением, внутренней сущностью государства, но это означает, что устанавливается гармония между государством и идеологией. Таким образом, и в западном средневековом обществе идеология и государство находятся в гармонии, ничуть не отличаясь от гармонии идеологии и государства в российском, коллективистском обществе. О верховенстве христианской идеологии можно говорить лишь в том смысле, что сменялись столетия и государства, а духовной удавкой для большинства населения, которой пользовались все государства этого периода, остава-лось христианство. О таком же верховенстве идеологии над государством можно говорить, имея в виду советский период российской истории. За 70 лет сменились ряд правительств, а идеология оставалась прежней – марксистско-ленинской. Опять-таки нет разницы между коллективистским и индивидуалистическим обществами.

Согласно третьему варианту взаимодействия государства и идеологии существуют, по мнению авторов концепции двух типов общества, современные правовые государства Запада. В этом случае, якобы, государство имеет верховенство над идеологией. Как уже отмечалось выше, по сути дела государство везде и всегда существует в гармонии с идеологией, не являются в этом отношении исключением и правовые государства Запада. Просто идеологией правовых государств Запада является либерализм, они не руководствуются какой-либо догматической, долговременной идеологией типа христианства или «научного коммунизма». Их идеологией являются благополучие общества, охрана прав и свобод личности, человека. Поэтому их идеология носит такой же общественный характер, как и идеология России, имеется в виду государственная идеология. А то, что отдельные граждане или социальные группы могут проповедовать или придерживаться идеологических концепций, отличных от государственной идеологии, так это характерно для любого цивилизованного общества, обладающего сложной социальной структурой. В этой борьбе, в этом взаимопроникновении частных идеологий и происходит реальное, действительное обогащение, совершенствование государственной идеологии. Авторы же и сторонники концепции двух типов общества «отказывают» в развитии идеологиям Запада на том основании, что между частными идеологиями Запада идет, якобы, непримиримая борьба. Однако это явное преувеличение, поскольку непримиримость привела бы общество к самоуничтожению. Реальная же, действительная борьба с взаимными уступками и является источником развития, совершенствования единой государственной идеологии. Это не означает, конечно, что с идеологиями Запада все в порядке, что там «тишь да благодать». Философы-гуманисты Запада отмечают такие недостатки идеологий Запада, как потребительство, безыдейность, бездуховность, что снижает пассионарность общества, уменьшает оптимизм, отрицательно сказывается на решимости в пре-одолении глобальных проблем современности.

Теперь об идеологической культуре. Авторы и сторонники концепции двух типов общества совершенно несправедливо отделяют «диалектическую идеологическую культуру» России от «метафизической идеологической культуры» Запада, потому что «метафизической идеологической культуры», как и «метафизической системы теоретизирования», не может быть в принципе, по существу, даже если бы кто-нибудь их захотел создать. Это нонсенс, воляпюк, сапоги всмятку. Общество со времен XVIIXVIII вв. развивается очень быстрыми темпами, а XXXXI вв. демонстрируют просто бешеные темпы развития, поэтому метафизический метод познания невозможно применить, а «метафизическую идеологическую культуру» и «метафизическую систему теоретизирования» невозможно создать и иметь. Кроме того, авторы концепции двух типов общества совершенно произвольно причисляют великих мыслителей и великих государственных деятелей к тем или иным системам теоретизирования и идеологическим культурам. Так, Аристотель, славянофилы, Ленин и Сталин приписываются к «диалектической системе теоретизирования» и, соответственно, к «диалектической идеологической культуре»; а Маркс, Гегель (тогда уже и Гераклита, как их учителя, надо присоединить) причисляются к «метафизической системе теоретизирования» и, соответственно, к «метафизической идеологической культуре». Как говорится, не ведают, что творят.

И еще, для большей убедительности, для придания своим изысканиям философской глубины и теоретической значимости авторы концепции двух типов общества привлекают уже устаревшую, или специально созданную, или не применяющуюся в социальных исследованиях терминологию (эссенциальное, диалектический компендиум, дискретные и континуальные теории, теории отражения и теории репрезентации, реализм и номинализм и др.), причем, введение этих понятий не только не способствует решению проблемы, а, наоборот, затемняет суть вопроса.

Совершенно нелепая постановка вопроса о разграничении понимания социальной структуры на Западе и в России предпринимается авторами концепции двух типов общества. На Западе признается существование различных социальных групп и идеологических разногласий между ними. В России, видите ли, необходим иной тип исследования социальной структуры (согласно «диалектике структуры и функции»), когда общество предстает как целостность, исключая возможность многообразия идеологий. А куда делись декабристы, а куда делся Ленский расстрел, хрущевский расстрел рабочих в Новочеркасске, а куда делись партии кадетов, монархистов, анархистов и т.д. Зачем эта искусственная лакировка российской действительности? Зачем все эти словесные выверты? Скажите прямо, как Ленин, что в России должна быть одна научная, коллективистская, воинствующая идеология. И тогда секса в России не будет, проституции не будет, наркомании не будет, идеологических разногласий между различными социальными группами тоже не будет.

Итак, попытка отделить «диалектическую идеологическую культуру» России от «метафизической идеологической культуры» Запада совершенно неверна и бесперспективна теоретически, вредна и реакционна по сути дела, она антигуманна и безнравственна. Фактически это обличенная в причудливую, усложненную философскую терминологию тоска по железному занавесу. Это также безнравственно, как признавать Сталина великим провидцем, хранителем традиций русской философии, величайшей личностью. Идеологическая культура России, как одно из проявлений общей российской культуры, всегда и везде активно взаимодействовала с культурой Запада, при этом обогащались и та, и другая, не теряя своей самобытности. И когда авторы концепции двух типов общества пишут о том, что Маркс и Энгельс не различали двух основных принципиально различных систем теоретизирования (метафизической и диалектической), то демонстрируют свою абсолютную методологическую беспомощность. Маркс и Энгельс, при всех своих ошибках, о которых говорилось выше, были классическими философами и, конечно, до такого маразма, чтобы не различать диалектики и метафизики, дойти не могли.

В заключение.

1. Практическая идеология России, как и практические идеологии всех ци-вилизованных государств, всегда находится в гармонии с государством, иначе государство не могло бы существовать. Практическая идеология отражает соотно-шение классовых сил в стране и потому является идеологией господствующего класса, или господствующих классов.

2. Так как российское общество находится в развитии, как и все другие цивилизованные общества, то внутри общества зарождаются идеологии будущего, которые могут реализоваться с изменением соотношения классовых и социальных сил, с приходом нового господствующего класса, желательного среднего.

3. Идеологическая культура России очень богата и разнообразна. Она вобрала в себя богатейшие идейные наработки российских гуманистов с античных времен и до нашего времени, осмыслила лучшее из опыта общественного и государственного устройства своей страны, а также усвоила и переварила лучшее из идейного богатства Запада, поэтому отделять, изолировать идеологическую культуру России от идеологической культуры Запада методологически неверно, а практически вредно и реакционно.

4. В связи с тем что XX век для России был, в основном, тоталитарным, то демократический опыт как у государства, так и у населения очень невелик. Но другого пути, кроме настойчивого, кропотливого совершенствования демократических институтов, у России нет. Только через культурное развитие населения страны, через совершенствование, прежде всего, человеческих, нравственных качеств людей возможно построение эффективной экономики, справедливого распределения общественного богатства, эффективного, честного государства, богатой, разнообразной, красивой высоконравственной общественной жизни. Только в этом случае Россию перестанут бояться другие народы и государства, станут ей доверять, а, может быть, даже учиться у ней честности и открытости в строительстве единого человечества.

2. Элита и социальный авангард России.

О великих личностях России и крупнейших исторических деятелях

Элита – это лучшие. В обществе элита – это самые авторитетные, уважаемые, заботящиеся о благе народа люди. Это могут быть ученые, писатели, поэты, государственные деятели, артисты, спортсмены, военачальники и др. В связи с тем что в классовом обществе большим авторитетом пользуется богатство как таковое, то в элиту зачастую входят и просто очень богатые люди, своей деятельностью мало устремленные к процветанию общества, а то и вовсе паразитирующие за счет общественного богатства, сосущие энергию у трудового народа. Чтобы отделить мнимую элиту от настоящей, действительной, вводится понятие – социальный авангард общества. О социальном авангарде России очень хорошо пишет Н.В. Фомина, одна из представителей концепции двух типов общества – коллективистского и индивидуалистического. В статье показано, как социальный авангард России изменялся исторически, однако всегда раскрывал и показывал народу суть подлинной человечности и красоты нравственного совершенства человека, подавая пример служения Отечеству, демонстрируя устремленность к установлению более совершенных общественных отношений.

Так, в период Киевской Руси социальным авангардом предстает светская аристократия. Во-первых, потому что этим формальным авангардом народа изначально руководит идея блага всего общества, ответственность перед народом; во-вторых, аристократия света в состоянии освоить социально-теоретическое богатство общества и взять на себя функции реализации этого богатства; в-третьих, светская аристократия является тем социальным институтом, который представля-ет собой власть и, следовательно, способен воспроизводить и совершенствовать гармонию общественных отношений. Князья (по Кириллу Белозерскому) призваны как лично быть безусловно нравственными, так и блюсти исполнение религиозно-нравственных требований в общественном и частном обиходе своей княжеской паствы. Их положение высокое, опасное и ответственное. Они – помазанники Божии, воплотители на земле божественной правды, кормчие жизни, долженствующие направлять свою деятельность ко благу крестьян, а не их кровопролитию. Им надлежит свято хранить закон высшей правды – справедливости (праведности), труда, чтобы «люди Господни» достигали своей конечной цели, а не губить их души своей нравственной шаткостью и нерадением, за что с их, князей, взыщется от Бога. Отвечали ли реальные князья своему призванию, о котором писал Кирилл Белозерский? Наверняка не всегда. Тем не менее в сказаниях и в сердцах людей долгое время сохранялась слава таких князей, как Александр Невский, Всеволод Гавриил, Довмонт Псковский, Мстислав Храбрый и др.

В социальный авангард древнерусского общества, кроме князей, входили также их дружины. Понятие «дружина» является общеславянским, образовано от слова «друг», которое первоначально означало товарища на войне. Дружина являлась таким же необходимым элементом древнерусского общества, как и князь. Она имела громадное значение в эпоху постоянной напряженной борьбы с иноплеменниками. Основным мотивом ратного подвига и возможной смерти в бою князя и его дружинников была самоотверженная любовь к народу, защита своего города, русской земли. Одним из значимых постулатов самодержавной власти стала концепция служения самодержца общему благу, «славе и чести народа российского». В этом нельзя не видеть древнерусской традиции, согласно которой власть рассматривалась как политическая добродетель. Конечно, далеко не все великие князья, а позднее цари были высокодобродетельными личностями, многие из них тратили огромную часть своей энергии на политические интриги, на борьбу с соперниками, при этом жестоко притесняя свой народ. С ростом государства российского, с ростом богатства царей, князей, бояр и дворян растет эксплуатация народа, вступает в силу крепостное право. В связи с этим светская власть России утрачивает свое значение социального авангарда российского общества.

Для великих государственных мужей России, во все времена иногда отступавших от выполнения своего божественного предназначения служения народу, наставниками и соратниками были те лучшие представители Церкви, у которых христианское и народное не существовало отдельно, но было слито в идею, обретшую со временем свое имя – Святая Русь. Новым элементом социального авангарда России явилась аристократия духа. Древнерусские философы аргументированно полагали, что именно православное духовенство и православные монахи являются передовой частью общества, так как это наиболее совершенные люди, способные своей деятельностью совершенствовать общественные отношения. Иоанн Грешный пишет, что целью монастырской жизни является не умерщвление плоти или уединение для спасения души. Иночество рассматривается как путь, ведущий к постижению мудрости. Это путь отречения от индивидуализма, путь служения людям, с которыми монах призван делиться обретенной в монастыре мудростью и для которых должен являться образцом для подражания, нести им свет разума и любви. И на деле, в повседневной жизни лучшее духовенство, монашество проповедовало не столько словами, сколько собственным примером жизни, собственными делами, для них характерен путь «живого примера». Священники, монахи были учителями народа. Необходимо отметить, что слово «учитель» является одним из значимых слов русского языка. Учитель наставит в тайнах смысла жизни, раскроет такие его глубины, которые ни в каком устном или письменном слове выразить невозможно. Учитель вовремя заметит смятение ученика и направит его на верный путь. Учитель не подавит инициативу своего ученика, а, наоборот, поощрит, отправив на трудное задание. Учитель никогда не унизит, но скажет в глаза суровую правду и первым возрадуется успехам подо-печного; он воспитывает сердцем, лично являя образец сердечной вместимости и мудрости. Священники и монахи, подвизаясь каждый на своем поприще, делали одно общее дело, которое простиралось далеко за пределы церковной жизни и широко захватывало личную и общественную жизнь своего народа. Среди современных представителей православного духовенства и монашества есть много людей, достойно несущих православное пастырское служение и лично воплощающих лучшие черты передовой части общества. Тем не менее духовенство и монашество в качестве социального авангарда России ярче всего себя проявило именно в средневековой России.

В новое время, в XVIII веке, во многом благодаря деятельности Петра I, российское общество пошло по пути цивилизованного развития. В связи с этим все большую общественную значимость приобретают «люди разных чинов». С этого времени власть государя укреплялась не столько силами элиты, сколько силами авангарда общества, образуемого из всех слоев социальной структуры России. Мыслилось, что государство укрепляется людьми разных чинов, что именно эта часть общества имеет чувство социальной ответственности, способно поступиться собственным благополучием ради общественного, принести наибольшую пользу для общества и в силу этого занимает передовые позиции в обществе, спо-собствуя своей деятельностью установлению более совершенных общественных отношений. Именно поэтому государство представляет им права, из которых большая часть соответствует тем услугам, какие они оказывают государству. По-нятие «разночинцы» исторически изменялось. Если в XVIII веке разночинцами именовали тех, кто не платил подушную подать и одновременно не принадлежал к дворянству или духовенству, то в середине XIX века этим словом обозначали получивших образование детей купцов, мещан, священников и отчасти крестьян. Итак, «разночинцы» – это представители различных социальных слоев, обладающие высокими нравственными качествами, «высшим социальным сознанием». Они обладали характерными чертами своих сословий, различным образованием, занимались различной деятельностью, но их объединяла одна задача – задача совершенствования общественных отношений. Н.К. Михайловский выделяет следующие характерные черты разночинцев: это скромность, горячее стремление к знаниям, особенно к знанию правды, а также непосредственный опыт и знание народной жизни. Разночинцы понимали, что общество развивается благодаря народу, благодаря его лучшим представителям, и защищали «подчинение общих категорий цивилизации идее народа и его блага». «Эхом русского народа» называл себя Пушкин. Из недр народа вышел всеобъемлющий ум Ломоносова. Блистательная плеяда писателей, художников, композиторов дала миру множество культурных шедевров высочайшего класса, которые были бесспорным свидетельством могучего духовного потенциала народа. Духовная энергия и творческая концен-трация И.С. Тургенева, Л.Н. Толстого, Ф.М. Достоевского, К. Брюллова, И.М. Крамского, И.Е. Репина, Борисова-Мусатова; А.П. Бородина, М.П. Мусоргского, П.И. Чайковского и многих, многих других вдохновляли и вдохновляют сердца русских людей.

Если разночинцы активно способствовали совершенствованию всей совокупности общественных отношений в России, то сформировавшаяся в середине XIX века русская интеллигенция была исключительно озабочена социальной несправедливостью, царящей в российском обществе. Действительное раскрепощение крестьян проходило очень медленно, капиталистические отношения были не развиты, особенно это бросалось в глаза на фоне более развитых социально-классовых отношений в Европе. Большая часть интеллигенции стремилась к тому, чтобы в России осуществлялись самые широкие и многообразные социальные преобразования в экономической, политической и культурной жизни. В начале XX века Россия прощается с самодержавием, Государственная Дума начинает «привыкать» к управлению страной, однако поражение России в первой мировой войне дестабилизировало всю политическую, экономическую и хозяйственную жизнь государства. Большевики во главе с Лениным осуществляют государственный переворот. К власти приходит «партия нового типа» (Ленин), она же – «орден меченосцев» (Сталин). Большевики действительно были очень решительны, настойчивы и крайне жестоки. Им удалось силой и хитростью (пообещали землю отдать крестьянам, фабри- ки – рабочим, власть – советам рабочих, крестьянских и солдатских депутатов) мобилизовать огромное количество людей и победить в гражданской войне. После окончания гражданской войны они строят тоталитарное государство, ссылая в концлагеря или уничтожая всех инакомыслящих. В это время социальному авангарду России было особенно тяжело. Одним из первых пришлось покинуть Россию Питериму Сорокину, который позднее в Америке становится одним из виднейших социологов мира. Под конец жизни П. Сорокин попросил разрешения приехать в СССР, но правительство Л.И. Брежнева ему отказало. В двух «философских пароходах» вывозятся все философы и обществоведы во главе с Н.А. Бердяевым, которые не могли быть «воинствующими» материалистами и атеистами. В концлагерях погибают П.А. Флоренский, Г.Г. Шпет, Л.П. Карсавин, философы с мировыми именами; уничтожаются поэты, писатели, режиссеры (С. Есенин, О. Мандельштам, В. Мейерхольд), кончает жизнь самоубий-ством, затравленный чиновниками КПСС А.А. Фадеев. Преследуются по вздорным политическим мотивам ученые всех специальностей, особенно генетики и кибернетики. Уничтожается один из братьев Вавиловых, Николай Иванович, а другой брат, Сергей Иванович, цинично назначается президентом АН СССР. Вынужденно покидают Россию И. Бродский, А.И. Солженицын; звезды советского балета Р. Нуреев, А. Барышников, А. Годунов, один из величайших дирижеров – Кирилл Кондрашин. Великий «Главный конструктор», обеспечивший первенство СССР в освоении космоса, С.П. Королев шесть лет просидел в концлагере на Дальнем Востоке по сфабрикованному обвинению в государственной измене. Под воздействием тоталитарного прессинга вынужденно покидает страну М. Растропович, один из величайших виолончелистов мира, и Г. Вишневская, многолетняя оперная прима Большого театра. Лишается всех правительственных наград трижды Герой Советского Союза, «отец» водородной бомбы, академик А.Д. Сахаров и высылается наряду с бомжами и проститутками из Москвы. Если перечислять всех представителей социального авангарда России советского периода, высланных, униженных, замученных в концлагерях и пытками в тюрьмах, расстрелянных, то не хватит и сотни страниц.

Поэтому совершенно противоестественно повествуют авторы и сторонники концепции двух типов общества, коллективистского и индивидуалистического, когда они, с одной стороны, провозглашают российское государство соборным, развивающимся по законам добродетели, подлинной человечности и красоты нравственного совершенства человека, а, с другой стороны, восхваляют Сталина, «мастера перченых блюд», организатора и вдохновителя всех мерзейших репрессий против социального авангарда России советского периода; провозглашают его величайшей личностью, великим провидцем, охранителем исторических традиций русской философии. Воистину правая рука не знает, что делает левая. Можно было бы сказать: «Не ведают, что творят». Но ведь это не люди с улицы, это маститые ученые, философы, увенчанные докторскими степенями и профессорскими званиями. Видимо, не зря в народе говорят: «На всякого мудреца довольно простоты». Приходится напомнить, что личность, или сущность личности, есть совокупность всех общественных отношений, причем нравственная составляющая личности является необходимой и решающей. Нет нравственной составляющей, и нет личности. Вот почему Н.А. Бердяев определял таких исторических деятелей, как Ленин и Сталин, людьми судьбы, роковыми людьми. Исключительная одержимость одной идеей привела их к страшному сужению сознания и к нравственному перерождению, к допущению совершенно безнравственных средств в борьбе. У них выработалось цинично-равнодушное отношение к людям. Они соединяли в себе социальную революционность с духовной реакционностью. Все их мышление было империалистическим, деспотическим. Великий гуманист, лауреат Нобелевской премии по литературе Иван Бунин выражался более эмоционально. О Ленине он говорил, что это выродок, нравственный идиот от рождения. По своему мировоззрению и делам полностью под это определение подходит и Сталин. Лучшие представители человечества с древности понимали, что истинно человеческими качествами являются доброта, смирение, терпение, доброжелательность. Так мыслили Будда, Платон, Иисус Христос, так мыслили великие гуманисты всех времен и народов. «Не золото надо завещать детям, а наибольшую совестливость», – читаем мы у Платона. Кант учит нас: чтобы стать человеком, личностью, надо овладеть навыками труда, стать мастером своего дела; стать дисциплинированным, т.к. мы действуем в обществе; научиться мыслить самостоятельно; и, самое главное, самое трудное – стать нравственным. Поэтому когда приходится оценивать таких людей, как Нерон, Ленин, Сталин, Гитлер, то надо не забывать, что патологическое отсутствие у них нравственных качеств выводит их за пределы личностного, истинно человеческого. Таких персон можно лишь квалифицировать в качестве крупных фигур предыстории (Маркс) человечества. К сожалению, вся история человечества густо насыщена несправедливыми войнами, угнетением и уничтожением лучших представителей человеческого рода. Потому и приходилось Диогену днем с огнем искать человека. Потому и называл Маркс всю действительную историю предысторией человечества. Истинная история начнется тогда, когда человечество дорастет до обобществившегося человечества, когда люди перестанут использовать друг друга в качестве средства для достижения своих целей, когда нравственность станет атрибутом всех людей.

Сегодняшний этап в истории России очень труден для большинства населения. К сожалению, правят бал коррумпированные чиновники и новоявленные богатеи. Социальный авангард или еще не сформировался, или его трудно отличить от хитрецов и демагогов. Но эти трудности преодолимы. По мере роста демократизации в стране, по мере улучшения прозрачности в экономических отношениях, по мере прихода во власть все большего количества честных людей российское сообщество будет обретать свое человеческое достоинство. Уже сегодня государство обратило внимание на ключевые проблемы страны: это здравоохранение, образование, жизненный уровень большинства населения. Пока сделано очень мало. Но если будет политическая воля, если проснется нравственное чувство озабоченности за судьбы своего народа, за судьбу России, проявится истинная любовь к своему отечеству, то дело пойдет на лад, и «на обломках самовластья» вместо вечно обиженного, но терпеливого российского народа расцветет человеческое сообщество сильных, добрых и свободных людей. Причем, это совсем не фантастическая перспектива. Это очень даже возможно сделать. Если сегодня богатые и чиновные люди наслаждаются своим богатством, но это сопровождается осуждающими взглядами большинства бедного населения, то, если дальнейшие прибыли они употребят на приобретение достоинства и богатства своего отечества, при всем том благополучии, которое у них никто не отнимет, они обретут уважение граждан страны; их имена могут быть вписаны в почетные списки великих сынов России, которые своей активной деятельностью, своим служением государству российскому создавали благополучие, авторитет и славу России.

В заключение необходимо отметить.

1. Социальный авангард России исторически изменялся. Во все периоды истории российского народа были люди-маяки, люди, олицетворявшие собой истинно человеческие качества – ум, силу, доброту, любовь к людям, нравственную чистоту и красоту. Своим существованием, своими делами они показывали истинные образцы человеческой жизни и намечали перспективы дальнейшего развития российского народа. Эстафета великой мощи, красоты человеческих отношений переходила от лучших князей с их дружинами Древней Руси к самоотверженным, прославленным чистотой помыслов священникам и монахам средневековья России. В Новое время социальным авангардом явились «разночинцы», обогащая российские культурные традиции прогрессивными новинками Запада. Эстафету у разночинцев приняла российская интеллигенция.

2. От социального авангарда России, несущего в себе и для людей, прежде всего, нравственную чистоту и устремленность к истинной красоте и справедливости человеческих отношений, необходимо отличать крупных исторических деятелей типа Ивана Грозного, Ленина и Сталина, которые хоть и возглавляли государство российское на важных этапах развития, но принесли одновременно много жестокости, коварства, изуверства в общественную жизнь российского сообщества. Такие исторические фигуры не могут служить примером, образцом для лидеров сегодняшней и будущей России. Тоталитаризм, олицетворяемый ими, должен с неизбежностью остаться в прошлом, ибо и теоретически (Ф. Хайек и др.), и практически (история Третьего Рейха и СССР) показал свою несостоятельность, нежизненность, реакционность.

3. Каким видится социальный авангард сегодняшней и будущей России?

Во-первых, это должны быть люди умные, культурные, честные и высоконравственные, истинные наследники Александра Невского, Сергея Радонежского, Пушкина, Толстого, Соловьева, Бердяева. Во-вторых, это могут быть люди деловые, богатые, умеющие грамотно вести хозяйство, но главным их интересом должно быть не запредельное набивание своей мошны, а видение того, что обретение достойного образа жизни большинством населения страны есть великая ценность, есть великий патриотический долг каждого уважающего себя человека, если он способен что-либо сделать на этом поприще. В-третьих, сюда должны войти культурные и честные политические деятели, опровергающие своей деятельностью Макиавелли и Талейрана, достойно представляющие Россию на международной арене в качестве сильного, миролюбивого и честного соседа и партнера. И самое главное для всех – никогда, ни при каких обстоятельствах не брать чужого ни в виде завышенных налогов, ни в виде прибавочного продукта, не говоря уже о взятках.

3. Об «осуществлении» русской идеи

в советский период жизни российского общества

Концепция русской идеи, как известно, формировалась великими гуманистами России. И сегодня ее разработка возможна лишь потому, что в России нет тоталитаризма. В марксистско-ленинской, большевистской идеологии о русской идее ничего не говорилось. Во-первых, потому, что русская идея разрабатывалась в основном религиозными философами, а во-вторых, потому, что русская идея включает в себя высший гуманизм, несовместимый с идеологией и практикой грубости, насилия, «бесовства» большевиков. Однако, хотя большевики (Ленин и Сталин) есть «бесы», но они наши, российские, «бесы». Программой их деятельности было построение коммунизма в России и позднее во всем мире. Поэтому, наряду со своим изуверством, они вовлекли огромное количество простых людей – рабочих, крестьян, служащих, интеллигентов – в социалистические преобразования общества. Они формировали производственные коллективы в городе и на селе, профсоюзные, спортивные, культурные организации. Инфраструктура социалистической России была достаточно развита и многообразна. Можно было бы даже сказать, что в социалистической России формировалось гражданское обще-ство, если бы оно не было под неусыпным контролем КПСС и КГБ. Большевики и КПСС считали, что они «несут» благо российскому обществу и всему мировому сообществу. Другими словами, и русская идея и российский коммунизм имели одну и ту же цель – построить в России самое справедливое, самое совершенное общество, которое стало бы завидным примером для всех народов мира. Однако грубость, диктат, насилие, принуждение, догматизм, слежка за инакомыслящими перечеркнули все благие намерения коммунистов. Они постепенно утратили поддержку населения своей страны, а для западного мира стали создателями «империи зла».

И вот сегодня наиболее упрямые остатки тех коммунистов, которые из-за своей несостоятельности вынуждены были передать власть демократам, пытаются консолидировать идеологию Народно-патриотического союза России. Само по себе это действие вполне нормальное: почему бы не способствовать улучшению жизни российского народа, укреплению государства российского. Но что настораживает? Во-первых, они грубо критикуют российских либерал-демократов за то, что те в определенной степени пытаются учиться демократии на Западе. Это застарелая привычка коммунистов, которые за все советские годы привыкли считать себя партией нового типа, единственной руководящей и направляющей силой, обладающей истиной в последней инстанции. Во-вторых, совершенно необоснованно обвиняют либерал-демократов в русофобии. В-третьих, абсолютно бессовестно пытаются выдать себя за сторонников русской идеи, в то время как их прародители, большевики во главе с Лениным и Сталиным, самым жестким образом преследовали русскую нематериалистическую философию, где прежде всего и разрабатывалась русская идея, считая ее представителей «дипломированными лакеями поповщины». Более того, Сталина, компрачикоса человеческих душ, насаждавшего в стране атмосферу нетерпимости к инакомыслящим, атмосферу подозрительности и доносов, убившего миллионы невинных людей, провозглашают активным проводником, деятельным сторонником русской идеи. Что объединяет сегодняшних коммунистов и авторов и сторонников концепции двух типов общества – коллективистского (российского) и индивидуалистического (западного)? Это тоска по тоталитаризму и стремление его возродить в России. Как они пытаются это делать? Они пытаются закамуфлировать свои пристрастия и пропаганду тоталитаризма в гуманистические понятия русской религиозной философии, такие, как русская идея, соборность, устремленность к совершенству, единоумие, единомыслие, вселенское братство и др., хотя, как говорится, «ослиные уши» тоталитаризма им полностью спрятать не удается.

Вот несколько примеров. Пытаясь «привлечь» на свою сторону философию В.С. Соловьева, они, якобы, разделяют его идеи о всеединстве, о всемирном значении устремленности российского народа к построению истинно человеческого общества, но здесь же называют В.С. Соловьева «абстрактным, христианским» гуманистом. Что это значит? Это значит, что долговременный, тяжкий путь совершенствования российского общества через экономическое, политическое, культурное, нравственное развитие для них неприемлем. Конкретным, реальным, действительным гуманизмом они считают социалистический интернационализм и тот социализм и коммунизм, который строился в СССР под руководством КПСС. Тот факт, что страна была опутана сетью концлагерей, что подавлялось всякое свободомыслие, что были уничтожены государством миллионы российских граждан, их нисколько не смущает. Построение «совершенного» общества руками политических заключенных, осужденных по сфабрикованным обвинениям, по доносам, по показаниям свидетелей, выбитых пытками, – вот что для них является конкретным гуманизмом. Путать святое с грешным – любимое занятие авторов и сторонников концепции двух типов общества, российского и западного. Так, соборность, софийность, всеединство, как идеи и проявления высшего гуманизма, они без зазрения совести перемножают на энтузиазм социалистических преобразований советской России, осуществляемых в ежовых рукавицах КПСС и КГБ. Пишут, с одной стороны, что русская идея есть идея сердца; сердца, созерцающего свободно и предметно, что русская идея является главным источником русской веры и русской культуры, и тут же пишут о том, что Октябрьская революция 1917 г., в ходе которой совершались массовые мерзейшие преступления против личности, обусловила наполнение духовно-христианской формулы этой идеи реальным социально-экономическим содержанием.

Оказывается, русские большевики, сторонники В.И. Ленина, сознавали международное значение своей миссии, но были озабочены преимущественно практической стороной дела, социально-политической реализацией «русской идеи» в евразийском масштабе и добились первых успехов ее реализации в Советской России и затем в СССР. Поистине безграничным цинизмом надо обладать, чтобы писать о том, что палачи русской религиозной философии были озабочены практическим внедрением идей этой самой философии и даже добились определенных успехов на этом поприще. Если «русская идея» была такой важной для большевиков, если они занимались практическим ее осуществлением, то зачем надо было преследовать ее авторов, зачем их во главе с Н.А. Бердяевым вывозить на двух «философских» пароходах из России, зачем оставшихся в России гноить в концлагерях? Ответ прост. Большевиками осуществлялась не истинная, гуманистическая русская идея, где свободное развитие каждого должно быть условием свободного развития всех, а ее тоталитарный, искаженный насилием над личностью вариант. Авторы же и сторонники концепции двух типов общества, российского и западного, чтобы как-то прикрыть свои тоталитарные пристрастия, записываются в продолжателей дела русской религиозной философии, приглашая ее в свою «стряпню» в качестве свадебного генерала.

Далее посмотрим, как спекулируют авторы и сторонники концепции двух типов общества, российского и западного, на творчестве Н.А. Бердяева. Вот один из перлов: «Несмотря на свой субъективизм в понимании как христианства, так и социального смысла коммунизма, Бердяев уже за рубежом Отчизны пытается объективно оценить смысл русской коммунистической революции». Что характерно: те высказывания Н.А. Бердяева, которые расходятся, противоречат взглядам авторов и сторонников концепции двух типов общества, они признают субъективными (неистинными), а те мысли Бердяева, которые не противоречат концепции авторов, они признают объективными, т.е. истинными. Ну конечно, разве может «абстрактно-гуманистическая» философия Н.А. Бердяева претендовать на тот уровень объективности, которого достигли конкретные гуманисты – авторы и сторонники концепции двух типов общества. Однако на ум приходит выражение: «Карлик, стоящий на плечах великана, видит дальше, но нет в нем биения гигантского сердца».

Именно Н.А. Бердяев, по мнению авторов и сторонников концепции двух типов общества, показал глубокую духовную связь особенностей «русского коммунизма» с концепцией «русской идеи», анализируя бытие этой связи уже в ХХ в. Да, действительно показал. Но каков характер этой связи? Что об этом говорит Бердяев? Так, например, Н.А. Бердяев пишет, что вначале марксисты производили впечатление менее крайних и свирепых революционеров, чем старые социалисты-народники или социалисты-революционеры, как их стали позднее называть, марксисты были против террора. Но, как оказалось, это была обманчивая внешность, вводившая в заблуждение даже жандармов. Возникновение русского марксизма, по Бердяеву, было кризисом русской интеллигенции, потрясением основ их миросозерцания. Дело в том, что традиционно русская интеллигенция разрабатывала идеологию русской идеи, т.е. теорию гуманистического, истинно человеческого преобразования общества; большевики же Маркса соединили со Стенькой Разиным, ибо они были революционерами. Революционеры, как известно, имеют интегральное мировоззрение, в котором теория и практика органически слиты; тоталитарность во всем – основной признак революционного отношения к жизни. Поэтому Н.А. Бердяев и отмечает, что марксизм был крушением русской интеллигенции, сознанием ее слабости. Хотя искание царства социальной правды и справедливости остается, но на первый план выходят жертвоспособность, аскетическое отношение к культуре, целостное, тоталитарное отношение к жизни, определяемое главной целью – осуществлением социализма. Большевикам была чужда русская философия, их не интересовали вопросы духа, культурный уровень не только средних революционеров, но и вожаков революции был невысок, мысль их упрощена. Им оставались чужды темы Достоевского, Л. Толстого, Вл. Соловьева, Ницше. Самый большой парадокс в судьбе России, пишет Бердяев, заключается в том, что либеральные идеи, идеи права, как и идеи социального реформизма, оказались в России утопическими. Тоталитарный коммунизм оказался неотвратимой судьбой России, внутренним моментом в судьбе русского народа.

Далее Н.А. Бердяев дает характеристику В.И. Ленину. Ленин соединял в себе черты Чернышевского, Нечаева, Ткачева, Желябова с чертами великих князей московских, Петра Великого и русских государственных деятелей деспотического типа. Ленин был революционером-максималистом и государственным человеком. Он соединял в себе предельный максимализм революционной идеи, тоталитарного революционного мировоззрения с гибкостью и оппортунизмом в средствах борьбы, в практической политике. Только такие люди успевают и побеждают. Он соединял в себе простоту, прямоту и нигилистический аскетизм с хитростью, почти с коварством. В философии, в искусстве, в духовной культуре Ленин был очень отсталый и элементарный человек, он соединял социальную революционность с духовной реакционностью. Все мышление его было империалистическим, деспотическим. Тип культуры Ленина был невысокий, многое ему было недоступно и неизвестно. Всякая рафинированность мысли и духовной жизни его отталкивала. В нем не было способности к созерцанию. Он всю жизнь боролся за целостное, тоталитарное мировоззрение, которое необходимо было для борьбы, которое должно сосредоточивать революционную энергию. Он допускал все средства для борьбы, для достижения целей революции. Добро было для него все, что служит революции, зло – все, что ей мешает. Революционность Ленина имела моральный источник, он не мог вынести несправедливости, угнетения, эксплуатации. Но став одержимым революционной идеей, он в конце концов потерял непосредственное различие между добром и злом, потерял непосредственное отношение к живым людям, допускал обман, ложь, насилие, жестокость. Для Ленина марксизм есть прежде всего учение о диктатуре пролетариата. Он утверждал диктатуру даже в философии, требуя диктатуры диалектического материализма над мыслью. Как это парадоксально ни звучит, но большевизм есть третье явление русской великодержавности, русского империализма, – первым явлением было московское царство, вторым явлением – петровская империя.

Вот как характеризует Бердяев государство, созданное большевиками во главе с Лениным. Большевизм – за сильное, централизованное государство. Произошло соединение воли к социальной правде с волей к государственному могуществу, и вторая воля оказалась сильнее. Большевизм вошел в русскую жизнь как в высшей степени милитаризированная сила. Большевики создали полицейское государство, по способам управления очень похожее на старое русское государство. Новые люди, пришедшие снизу, были чужды традициям русской культуры, их отцы и деды были безграмотны, лишены всякой культуры и жили исключительно верой. Коммунисты с презрением называли старую революционную и радикальную интеллигенцию буржуазной. В новом коммунистическом типе мотивы силы и власти вытеснили старые мотивы правдолюбия и сострадательности, в этом типе выработалась жесткость, переходящая в жестокость. Этот новый душевный тип оказался очень благоприятным плану Ленина, он стал материалом организации коммунистической партии, он стал властвовать над огромной страной. Коммунисты во главе с Лениным – это антигуманисты и антидемократы. В этом они – люди новой эпохи, эпохи не только коммунистических, но и фашистских переворотов. Ленинизм есть вождизм нового типа, он выдвигает вождя масс, наделенного диктаторской властью. Этому будут подражать Муссолини и Гитлер. Сталин будет законченным типом вождя-диктатора. Ленинизм не есть, конечно, фашизм, но сталинизм уже очень походит на фашизм. По Ленину, демократия совсем не нужна для пролетариата и для осуществления коммунизма, демократические свободы лишь мешают осуществлению царства коммунизма.

Как и почему прекратится то насилие и принуждение, то отсутствие всякой свободы, которые характеризуют переходный к коммунизму период, период пролетарской диктатуры? Ответ Ленина очень прост. Сначала нужно пройти через муштровку, через принуждение, через железную диктатуру сверху. Тут, по мнению Бердяева, мы встречаемся с очень интересным явлением. Ленин не верил в человека, не признавал в нем никакого внутреннего начала, не верил в дух и свободу духа. Но он бесконечно верил в общественную муштровку человека, верил, что принудительная общественная организация может создать какого угодно нового человека, социально совершенного человека, не нуждающегося больше в насилии. Так и Маркс верил, что новый человек фабрикуется на фабриках. В этом был утопизм Ленина, но утопизм реализуемый и реализованный. Одного, однако, он не предвидел, того, что классовое угнетение может принять совершенно новые формы, не похожие на капиталистические. Диктатура пролетариата, усилив государственную власть, развивает колоссальную бюрократию, охватывающую, как паутина, всю страну и все себе подчиняющую. Эта новая советская бюрократия, более сильная, чем бюрократия царская, есть новый привилегированный класс, который может жестоко эксплуатировать народные массы. Это и происходило. Простой рабочий сплошь и рядом получал 75 рублей в месяц, советский же чиновник, специалист – 1500 рублей в месяц. И это чудовищное неравенство существовало в коммунистическом государстве. Советская Россия стала страной государственного капитализма, который эксплуатировал более жестоко по сравнению с частным капитализмом.

Переходный период, по мнению Бердяева, мог затянуться до бесконечности, что и произошло в действительности. Те, которые в нем властвовали, вошли во вкус властвования и не захотели изменений, которые неизбежны для окончательного осуществления коммунизма. Воля к власти стала самодовлеющей и за нее боролись, как за цель, а не как за средство. Все это было вне кругозора Ленина. Тут он особенно утопичен, особенно наивен. Советское государство стало таким же, как всякое деспотическое государство, оно действовало теми же средствами – ложью и насилием. Это было прежде всего государство военно-полицейское. Его международная политика как две капли воды напоминала дипломатию буржуазных государств. Коммунистическая революция была оригинально русской, но чу-да рождения новой жизни не произошло. Марксизм-ленинизм впитал в себя все необходимые элементы народного социализма, но отбросил его большую человечность, его моральную щепетильность как помеху для завоевания власти. Он оказался ближе к морали старой деспотической власти, причем, деспотизм его оказался еще более жестким и жестоким. Этим определяются ужас революции, ее жуткость, ее смертоносный и кровавый образ. Революция есть грех и свидетельство о грехе, по мнению Бердяева, как и война есть грех и свидетельство о грехе. Но революция есть рок истории, неотвратимая судьба исторического существования. В революции происходит суд над злыми силами, творящими неправду, но судящие силы сами творят зло; в революции и добро осуществляется силами зла, так как добрые силы были бессильны реализовать свое добро в истории.

Революции, по мнению Бердяева, в христианской истории всегда были судом над историческим христианством, над их изменой христианским заветам, над их искажением христианства. Именно христианам необходимо постигнуть смысл революции, она есть вызов и напоминание христианам о неосуществленной ими правде. Революция ужасна и жутка, она уродлива и насильственна, как уродливо и насильственно рождение ребенка, уродливы и насильственны муки рожающей матери, уродлив и подвержен насилию рождающийся ребенок. Таково проклятие греховного мира. Озлобленность деятелей революции не может не отталкивать, но судить о ней нельзя исключительно с точки зрения индивидуальной морали. Атмосфера войны, как пишет Бердяев, создала в России тип победоносного большевизма, выдвинула новый тип большевика – победителя и завоевателя. Именно война с ее навыками и методами переродила тип русской интеллигенции. Методы войны перенесены были внутрь страны. Большевизм воспользовался не только свойствами русской души, во всем противоположной секуляризированному буржуазному обществу, ее религиозностью, ее догматизмом и максимализмом, ее исканием социальной правды и царства божьего на земле, ее способностью к жертвам и терпеливому несению страданий, но также и проявлением грубости и жестокости, воспользовался русским мессионазмом, всегда остающимся, хотя бы в бессознательной форме, русской верой в особые пути России. Большевизм провозгласил обязательность целостного, тоталитарного мировоззрения, господствующего вероучения, что соответствовало навыкам и потребностям русского народа в вере и символах, управляющих жизнью. Русская душа, пишет Бердяев, не склонна к скептицизму и ей менее всего соответствует скептический либерализм. Народная душа легче всего могла перейти от целостной веры к другой целостной вере, к другой ортодоксии, охватывающей всю жизнь.

Пало старое священное русское царство и образовалось новое, тоже священное царство, обратная теократия. Произошло удивительное превращение. Марксизм, столь не русского происхождения и не русского характера, приобретает русский стиль, стиль восточный, почти приближающийся к славянофильству. Даже старая славянофильская мечта о перенесении столицы из Петербурга в Москву, в Кремль, осуществлена красным коммунизмом. Русский коммунизм, по мнению Н.А. Бердяева, есть явление вполне объяснимое, но объяснение не есть оправдание. Неслыханная тирания, которую представлял собой советский строй, подлежит нравственному суду, сколько бы мы ее ни объясняли. Постыдно и позорно, что наиболее совершенно организованное учреждение, созданное первым опытом революции коммунизма был ГПУ (сначала ЧК), т.е. орган государственной полиции, несравненно более тиранический, чем институт жандармов старого режима, налагающий свою лапу даже на церковные дела.

Анализируя работу Н.А. Бердяева «Истоки и смысл русского коммунизма», мы отчетливо видим, что автор советскую действительность ни в коем случае не считает примером или вариантом реализаций русской идеи; наоборот, он ярко показывает, что в тоталитарном советском коммунизме были уничтожены гуманность, честность, сострадание, уважение к личности, любовь к прекрасному и возвышенному, то есть то реальное содержание, которое включает в себя русская идея. Поэтому попытки авторов и сторонников концепции двух типов общества, российского и западного, представить действительность советской России в качестве практического воплощения русской идеи, при этом «приглашая» себе в союзники Н.А. Бердяева, совершенно безосновательны и бессовестны. Для них, конечно, это не аргумент, поскольку само понятие «совесть» для них носит виртуальный характер, в их философских изысканиях не имеющий решающего значения. Об этом свидетельствует следующее высказывание: «Русские коммунисты… имеют возможность опереться в своей борьбе за народовластие и социализм не только на великие идеи В.И. Ленина и И.В. Сталина, но и на идеологию государственного патриотизма, завещанную нашими великими предками». Спрашивается, за какое народовластие могут бороться опозорившиеся перед своими соотечественниками и перед всем миром своей глупостью, догматизмом, бесчеловечностью, жестокостью, тоталитаризмом русские коммунисты? При этом они хотят опереться «на великие идеи В.И. Ленина и И.В. Сталина», превративших Россию в единый концлагерь, где преследовались все честные, мыслящие самостоятельно люди, где сохранялись жизнь и свобода только послушным и доносчикам.

И, наконец, шедевр лицемерия: «Российские коммунисты органически соединяют в своей политике социалистический интернационализм с соборностью, характерной для концепции русской идеи». Как, каким образом можно соединить тоталитарный, диктаторский империалистический, осуществленный силой оружия и обмана, социалистический интернационализм с соборностью, характерной для русской идеи, где предполагается добровольное единение людей на основе общего для всех стремления к правде, к истине, к справедливости, объединенных сердечной устремленностью к прекрасному и возвышенному. Как говорится, нет слов.

В заключение.

1. Октябрьская революция и советский период в жизни российского народа имеют огромное значение в истории России. Подавляющее большинство населения России было вовлечено в социальные преобразования, было окончательно уничтожено феодальное сословное неравенство. Однако диктатура и принуждение со стороны нового господствующего класса, большевистской номенклатуры, недоверие к отдельному человеку, пренебрежение интересами личности, почти полное искоренение устремленности к возвышенному и прекрасному привели к засилью формализма и банальности в жизни российского общества.

2. Совершенно бессмысленно говорить и писать о том, что в советский период осуществлялась хоть в какой-то степени русская идея, потому что большевики и их преемники коммунисты руководили обществом с позиции силы и хитрости, с позиции неуважения и недоверия к личности; соответственно, в обществе в основном формировалась атмосфера лицемерия, ханжества, карьеризма. Все лучшее, творческое, человеческое, возвышенное и прекрасное существовало за счет личной инициативы отдельных людей – подвижников и многих, многих безымянных российских граждан, сохранявших в своих сердцах и душах истинно человеческие черты. Причем, государство таким людям не доверяло и зачастую чинило всякие препятствия их деятельности.

3. Признание сторонниками концепции двух типов общества – российского и западного – того факта, что русская идея практически воплощалась в советский период существования российского общества, фактически неверно, а с точки зрения нравственности – бессовестно. Это только лишний раз показывает, что преемники «великих идей» Ленина и Сталина унаследовали наряду с тоталитаризмом, приемами насилия над обществом и личностью их хитрость, коварство, беспринципность.

4. Для становления и развития русской идеи в современной России как раз необходимо отмежеваться не только от насилия и принуждения, но, прежде всего, от лицемерия, ханжества, обмана, то есть воплотить те принципы жизни человека и общества, которые пропагандировали и по которым сами старались жить лучшие представители социального авангарда дореволюционной и советской России. Становление в России высоконравственного общества может стать весомым вкладом в современный глобализационный процесс.

4. О ценности и универсальности демократии

при всех ее недостатках

В XXI веке, в условиях глобализации, необходимость демократического устройства общества признается большинством мыслителей и рядовых граждан планеты. Однако и сегодня есть противники этого, к ним относятся авторы и сторонники концепции двух типов общества во главе с Н.М. Чуриновым.

Абсурдность концепции двух типов общества, коллективистского и индивидуалистического, заключена, прежде всего, в ее основной аксиоме, а именно в признании несуществующего факта наличия двух типов общества существующим. Еще раз необходимо напомнить, что любое общество, будь то западное или российское, живет и развивается путем совершенствования как личности, индивидуальности, так и коллективных форм ее существования, поскольку человек есть общественное существо по природе, по содержанию, по существованию и по сущности. Мыслить одно общество индивидуалистическим, а другое коллективистским так же неверно, как признавать одно общество мужским, а другое женским. При этом предпринимается попытка неверных обобщений, а именно, осуществляется попытка разделения противоположностей и исследования их развития отдельно друг от друга.

Чтобы показать неприглядность демократического общества как такового и, главное, «инородность» демократии для России, авторы и сторонники концепции двух типов общества обращаются к Аристотелю. Аристотель, по их мнению, «различает три основных типа государственного устройства: демократический, формирующийся в соответствии со стандартом свободы, аристократический, формирующийся согласно стандарту добродетели, и олигархический, формирующийся согласно стандарту богатства». Кроме того, Аристотель «к числу отрицательно себя зарекомендовавших» относит, в частности, демократический строй. Он многократно высмеивает его и иронизирует по его поводу. Он пишет буквально следующее: «Где бы ни вводили демократический строй, дело заканчивалось хаосом или тиранией». Да, конечно, Аристотель прав, в классовом обществе, где все время изменяется соотношение классовых сил, и в Древней Греции и даже в наше время демократическое устройство общества не застраховано от появления тирании, авторитаризма и тоталитаризма. Но надо помнить о том, что только в демократическом обществе существуют наибольшие возможности для свободного индивидуального и социального творчества большинства граждан страны. Да, народ зачастую малокультурен по сравнению с элитой, представители его зачастую так же безнравственны, как и элита, и поэтому демократическое общество может выглядеть непривлекательно, но только в демократических условиях социальный авангард имеет возможности действовать не только теоретически, но и практически. В демократических Афинах Сократа казнили в 70 лет, причем ему полностью дали высказаться на суде, выслушали всю его критику в адрес граждан Афин. В то время как в тоталитарной Спарте Сократ вряд ли дожил бы и до 40, а говорить он мог бы только с царем Спарты Павсанием, который лично ему симпатизировал. Авторы и сторонники концепции двух типов общества сегодня свободно могут поехать в любую другую страну мира, развивать идеи любого философа российского или зарубежного, они свободно критикуют современное государственное устройство России, действия правительства и президента, не замечая преимуществ этой демократии, хотя, конечно, пока еще неуклюжей, слабой, неразвитой. А попробовали бы они сделать что-нибудь подобное во времена их любимого и уважаемого Сталина, или попробовали бы они до 1985 г. критиковать Маркса и Ленина, назвать Маркса метафизиком и эклектиком. Конечно, могли бы, но сегодня философская общественность Красноярска таких философов не знала бы.

Авторы и сторонники концепции двух типов общества считают, что России (коллективистскому обществу) имманентно присуще аристократическое устройство, а никак не демократическое, которое является атрибутом западного (индивидуалистического) общества. Если обратиться к истории России, то опять же очевидно, что, начиная с Московского царства и по сей день, в России не было аристократического государственного устройства, то есть социальный авангард России всегда был вне власти или в оппозиции к власти. Тот факт, что большинству российского населения и социальному авангарду России хотелось бы, чтобы в России была аристократия, очевиден. Но в этом Россия не оригинальна: любой народ, любое человеческое сообщество, если оно достаточно здорово, желало бы для себя аристократии. Совсем другое дело от желаний перейти к реальному установлению, созданию аристократии. Ведь лучших во власть надо выбрать, поддержать, защитить от хищников, лжецов, эксплуататоров, то есть совершить большинству населения длительную, тяжелую и опасную работу. А эта «работа» большинства населения страны и называется демократическими преобразованиями, в ходе которых совершенствуется каждый отдельный человек и общество в целом. Таким образом, демократия и аристократия – это не отделенные друг от друга государственные устройства, одно из которых навсегда «прописано» на Западе, а другое – в России (а именно, в философских фантастических построениях авторов и сторонников концепции двух типов общества); это две тесно связанные между собой формы государственного правления и устройства таким способом, что аристократия с необходимостью вырастает из развивающейся и совершенствующейся демократии. Конечно, в отдельных, редких случаях аристократия появлялась и раньше (правление Солона и Перикла в Афинах, Марка Аврелия в Древнем Риме), но это было счастливым совпадением обстоятельств. Следовательно, если авторы и сторонники концепции двух типов общества искренне желают, чтобы в России восторжествовала аристократия, им надо отказаться от своей концепции, во всяком случае в таком ее содержании. Время действительной, устойчивой аристократии в мире еще не наступило, но демократия как этап развития общества, в дальнейшем с необходимостью порождающий аристократию, обязателен для любого общества, будь то Россия или Запад.

Совершенно теоретически и практически необоснованными, а с точки зрения морали безнравственными являются те страшилки, которыми пользуются авторы и сторонники двух типов общества, стараясь опорочить современную демократию. В качестве примеров они указывают на ряд фашистских режимов, сформировавшихся в ХХ в. в Европе на демократической основе. Выше уже было отмечено, что любая демократия полностью не застрахована от появления тирании, авторитаризма, тоталитаризма. Но парадокс заключается в том, что фашистские режимы в Европе в ХХ в. возникли не на основе либерализма и индивидуализма, которые так настойчиво критикуют и не приемлют для России сторонники концепции двух типов общества, а как раз на основе увлечения коллективистскими идеями и коллективистской экономикой, экономикой жестко контролируемой государством, с чем почти всю сознательную жизнь боролся лауреат Нобелевской премии австрийский философ-экономист Фридрих Хайек.

Далее, сторонники концепции двух типов общества, критикуя и не любя демократию вслед за Аристотелем, все же вынуждены согласиться с тем, что как бы плоха ни была демократия, она есть атрибут, норма жизни западного общества, но только не для России. В связи с этим они задаются таким вопросом: «Существует ли для России альтернатива демократическому строю?». И отвечают на этот вопрос положительно. Альтернативой демократии для России, по их мнению, является аристократия, формирующаяся на принципах добродетели, в то время как западная демократия формируется на принципах свободы. Но они, видимо, забывают, что от желаемого до действительного – дистанция огромного размера. Чтобы в России сформировать аристократию, необходимо, чтобы активная добродетель доминировала в российском обществе. Этого, к сожалению, в России не было и нет со времен Московского царства и до наших дней. Как в свое время Ленину и большевикам приходилось работать с тем «человеческим материалом», какой был в действительности (малокультурным и далеко не добродетельным), так и сегодня социальному авангарду России приходится работать с тем населением России, которое есть, почти наполовину бедным, обиженным властями, раздраженным; или же жестким, устремленным к благополучию любыми средствами, то есть тоже далеко не добродетельным. Снова мы убеждаемся в простой истине: чтобы достичь желанной аристократии, необходимо пройти путь реальной, неприглядной, противоречивой и опасной демократии. Другого пути просто нет у любого общества, будь оно западное или российское, поскольку развитие общества есть естественно-исторический процесс, процесс саморазвития от простого к сложному, от низшего к высшему. Если Диоген днем с огнем искал человека 2500 лет назад, то и сегодня его поиски были бы не особенно удачными, но есть надежда, что в будущем его «работа» в этом направлении увенчается успехом. Великие русские гуманисты, создавая русскую идею, надеялись на то, что российское сообщество в будущем обрадовало бы Диогена в первую очередь.

И еще об одной виртуозной подтасовке сторонников концепции двух типов общества, где пишется о том, что Ленин «выступил… как теоретик аристотелевской идеи состязания в добродетели – социалистического соревнования, в котором рождается авангард общества, способный вести общество по пути совершенствования общественных отношений. Он же разработал и теорию партии нового типа, т.е. политической партии авангардного типа». Поставить в один ряд Аристотеля и Ленина?! Аристотеля, который вслед за Сократом и Платоном всеми силами души и тела способствовал установлению справедливости, гармонии, человечности в обществе. И Ленина, хитрого, коварного, целеустремленного диктатора, который принуждением, насилием вплоть до расстрелов «вырабатывал» коммунистическое сообщество из «человеческого материала» бывшей российской империи. Социалистическое соревнование в концлагерях и «шабашках» под неусыпным надзором «вертухаев» и чекистов, социалистическое соревнование в поднадзорных коллективах города и деревни послушных людей, которым нельзя было сказать слова против тоталитарно господствующей идеологии, не рискуя быть расстреленным или посаженным в концлагерь, сторонники концепции двух типов общества называют состязанием в добродетели, в котором рождался авангард общества, способ-ный вести народ по пути совершенствования общественных отношений. Вот уж поистине или глупости или лицемерию нет предела. Ведь если бы было в СССР так, как они пишут, то сегодня страна бы процветала, а коммунистов, Ленина и Сталина, все россияне и лучшие люди всей планеты почитали бы как величайших гуманистов всех времен и народов.

Ленинскую партию нового типа сторонники концепции двух типов общества, коллективистского и индивидуалистического, оценивают очень высоко, как партию авангардного типа. Опять же встает вопрос, как пропагандисты соборно-сти, добродетели, аристократии могут восхищаться ленинской партией нового типа, которая с помощью коварства, лицемерия и насилия уничтожила все другие партии? Ведь она (КПСС) завоевала свою авангардную роль в обществе не в честном состязании программ и действий с другими политическими партиями, а путем обмана народа и насилия над народом. Каким-то странным образом у сторонников концепции двух типов общества соборность и добродетель становятся тождественными диктатуре и лицемерию.

Или вот еще пример, когда общечеловеческую ценность честности и открытости в споре «отправляют» на Запад. Знаменитое выражение Вольтера: «Ваше мнение мне глубоко враждебно, но за ваше право высказать его я готов пожертвовать жизнью». Вольтер, несомненно рисуясь, в гротескной форме защищает право любого человека высказать то, что он думает, что всегда пресекалось в тоталитарных обществах средневековой инквизицией или советским КГБ. За право свободного выражения человеком своих мыслей боролись Пушкин и Лермонтов, все великие гуманисты России, так же, как Вольтер и французские энциклопедисты, так же, как гуманисты любой страны мира. Сторонник же концепции двух типов общества Н.М. Чуринов, не принимая во внимание содержания высказывания Вольтера, не приемлет его в качестве аргумента только за то, что оно, якобы, высказано в чужой для России теоретической традиции. В чем жестоко ошибается. Теоретическая традиция во всей Европе одна и та же, идущая от древних греков, атрибутами которой являются добродетель и бескомпромиссный поиск истины. По интеллектуальному и нравственному содержанию культуры Россия без всякого сомнения европейская страна.

Нельзя оставить без внимания следующее высказывание: «… плюрализм – это один из стандартов рациональности метафизики. Согласно данному стандарту провозглашается идеология мультиметафизики, и этот стандарт непосредственным образом вытекает из теории познания как теории репрезентации». На какие только ухищрения не пускаются сторонники концепции двух типов общества, чтобы только убедить читателей в том, что Россия и демократия – «вещи несовместные». Плюрализм обозначает множество чего бы то ни было: множество субстанций, множество партий, множество социальных групп, множество мнений, множество идей и т.д. Само общество есть множество всего, в том числе, конечно, российское общество. Как опровергнуть очевидное, реально существующее, изо дня в день проявляющееся на практике? Это сделать можно. Читателя можно запутать нагромождением сложных, редко употребляемых понятий. Желают избавиться от признания в жизни России множества мнений и идей граждан, от признания существования многоцветья социальных групп и разнообразных отношений между ними, а «ругают» плюрализм, и как витиевато. И один-то он «из стандартов рациональности метафизики» – выражение совершенно бессмысленное, не несущее никакой положительной информации, не несущее никакой идеи. И провозглашает-то он «идеологию мультиметафизики», и «вытекает»-то он «из теории познания как теории репрезентации». Ну что можно сказать? И вся эта терминологическая шелуха нагромождается лишь только для того, что хоть как-то задержать развитие демократических процессов в России, имманентно включающих в себя плюрализм мнений, плюрализм идей, плюрализм экономических, культурных, религиозных и антирелигиозных действий, плюрализм партий.

Ну и наконец, о «теоретически безрассудном содержании» демократических идей Маркса. Аристотель «показал, что сущностью демократического строя является свобода (не случайно Маркс пишет, что демократический строй есть свободный продукт человека); сущностью олигархического строя является богатство; а сущностью аристократического строя – добродетель. Как видим, Маркс грубо попирает все указанные стандарты, кроме одного, присущего демократическому строю (то же самое делают, к сожалению, и все современные демократы). Маркс доказывает, что все формы государственного устройства являются, якобы, существованиями сущности демократического строя, имея в виду, что сущностью демократического строя является свобода», – так пишет Н.М. Чуринов. В чем его основные ошибки? Н.М. Чуринов неправильно интерпретирует и Аристотеля и Маркса. Когда Аристотель пишет о том, что в Древней Греции существуют различные формы государственного правления и устройства, такие, как демократия, олигархия, аристократия и др., то он имеет в виду, что в результате классовой борьбы и исторических (родовых) традиций соответствующих обществ в то или иное время побеждают различные тенденции. Олигархия складывается тогда, когда к власти приходит в основном экономическая элита, государственная машина в этом случае действует в основном в интересах олигархов, богатейших людей или семей общества. По мере изменения соотношения классовых сил, в результате того, что экономическое правление олигархов может вызвать недовольство и гнев большинства свободных граждан, олигархическое правление может быть заменено демократическим, когда большинство свободных граждан приходят к реальной власти. Демократия чем «плоха», почему ее критиковали и Сократ и Аристотель? Потому что большинство по сути вещей является средним, а не лучшим. В демократическом правительстве всегда много демагогов и попросту неумных людей, поэтому демократическое правительство зачастую неэффективно, противоречиво и неустойчиво. Оно может породить или аристократию, или тиранию. Аристократия возникает на базе демократии в том случае, если здравый смысл в демократическом правительстве возобладает. В период аристократического правления общество обретает наибольший динамизм, торжествует какое-то время социальная справедливость. Если же в демократическом правительстве возобладают склоки и распри, наступает стагнация общества, и тогда на смену демократии, как правило, приходит тирания.

Аристотель, как истинный диалектик, рассматривает общество в развитии и показывает смену форм государственного правления и устройства в одном и том же обществе в зависимости от конкретно-исторического изменения соотношения классовых сил. Особенно отчетливо это просматривается и Аристотелем, и современными исследователями на примере Афинского государства. Н.М. Чуринов, называя себя диалектиком и представителем «диалектической системы теоретизирования», на самом деле метафизически отрывает друг от друга демократию, олигархию и аристократию и «прописывает» их на вечную принадлежность к определенным, им же надуманным, типам общества. Демократию – западному (индивидуалистическому) типу общества, аристократию – России (коллективистскому обществу). Неизвестно только, к какому обществу он отнесет олигархию. При этом вводит совершенно инородный в философских исследованиях термин – «стандарт». И обвиняет Маркса в том, что, якобы, Маркс «грубо попирает все указанные стандарты». Да Маркс в диалектике настолько велик, что все сторонники надуманной концепции двух типов общества, вместе взятые, ничего не стоят. Без-условно, Маркс прав (кстати, Н.М. Чуринов здесь невольно оказывается на стороне Маркса, когда пишет, что Маркс «доказывает»), доказывая, что все формы государственного устройства являются существованиями сущности демократиче-ского строя, имея в виду, что сущностью демократического строя является свобода. Ведь развитие отдельного человека, личности и развитие общества есть развитие, совершенствование разума, а разум и свобода тождественны; если разум «скован», несвободен, то это ущемленный разум. А те «стандарты», о которых пишут сторонники концепции двух типов общества – богатство и добродетель, это не что иное, как иерархические ступени выявления свободного разума. Низшая ступень выявления свободного разума – богатство, особенно если оно добыто нечестным путем. Высшая ступень выявления свободного разума – добродетель, которая «богаче» чистого богатства, так как здесь и вещное богатство и духовно-душевное богатство «принадлежит» большинству населения. Не зря Сократ считал, что отсутствие добродетели есть результат незнания, по-другому – отсутствие добродетели есть результат неразвитости разума, неразвитости человека.

Таким образом, сторонники концепции двух типов общества попадают в парадоксальную ситуацию. Провозглашая Маркса эклектиком и метафизиком, а себя диалектиками и сторонниками «диалектической системы теоретизирования», на деле выявляют себя настолько наивными в диалектике, что не могут понять и оценить диалектического мышления Маркса даже через 120 с лишним лет после его смерти. Вот уж поистине, охота пуще неволи. Если так сильно ненавидишь демократию и так сильно истосковался по тоталитаризму, то белого от черного не отличишь и голого короля увидишь в роскошных одеждах. Как известно, все концепции, все теории отражают реальность не полно, не точно, приблизительно, относительно. Тем не менее, некоторым мыслителям удается более адекватно отразить объективное положение вещей, другие же оказываются менее успешными в этом деле. Оценивая свою концепцию двух типов общества как теорию отражения, т.е. как наиболее объективное знание о современных обществах России и Запада, а теорию Маркса и теорию современных обществоведов, считающих демократию необходимым этапом развития для любого общества, теориями-репрезентациями, т.е. знанием надуманным, не адекватным действительности, сторонники этой концепции опять попадают впросак. Бумеранг возвращается и бьет его запустившего. Именно их концепция двух типов общества оказывается теорией-репрезентацией, так как она ни в коей мере не подтверждается практикой исторического процесса России, а в методологическом отношении нарушает диалектические традиции, наработанные лучшими философами мира за последние 2,5 тысяч лет.

В заключение необходимо отметить.

1. В развитии современного общества, в том числе российского, устремленного к действительному раскрытию человеческих сущностных сил, нет альтернативы демократической форме государственного правления и устройства. Как бы ни была «плоха» демократия, а качество ее в конечном счете определяется качеством большинства населения страны, только в условиях демократии появляются наибольшие возможности для развития каждого человека в отдельности и общест-ва в целом.

2. Противопоставление демократии и аристократии некорректно, так как аристократия есть высшая форма демократии. Пропагандировать аристократию в России, отвергая демократию, все равно, что убеждать человека получить высшее образование, не приобретая среднего. Пропаганда аристократии в России с одновременным отрицанием демократии по сути дела является скрытой формой тоски по тоталитаризму.

3. Развитие демократических процессов в российском обществе ни в коем случае не должно быть копированием западных образцов. Учиться можно и нужно, но всегда с умом, то есть учитывая специфику развития России. Более того, России сегодня есть что предложить в процессе глобализации Западу, а именно – строить общественные отношения всех уровней, включая глобальный, на базе высокой нравственности, исключить из международных связей практику двойных стандартов.

Выводы:

Идеологическая культура России очень богата и разнообразна. Она вобрала в себя богатейшие идейные наработки российских гуманистов с античных времен и до нашего времени, осмыслила лучшее из опыта общественного и государственного устройства своей страны, а также усвоила лучшее из идейного богатства Запада, поэтому отделять, изолировать идеологическую культуру России от идеологической культуры Запада методологически неверно, а практически вредно и реакционно.

От социального авангарда России, несущего в себе и для людей нравственную чистоту и устремленность к истинной красоте и справедливости человеческих отношений, необходимо отличать крупных исторических деятелей типа Ивана Грозного, Ленина и Сталина, которые хоть и возглавляли государство российское на важных этапах развития, но принесли одновременно много подлости, жестокости, коварства, изуверства в общественную жизнь российского общества. Такие исторические фигуры не могут служить примером, образцом для лидеров сегодняшней и будущей России. Тоталитаризм, олицетворяемый или должен с неизбежностью остаться в прошлом, ибо и теоретически (Ф. Хайек и др.), и практиче-ски (история третьего Рейха и СССР) показал свою несостоятельность, нежизненность, реакционность.

Для становления и развития русской идеи в современной России необходимо отмежеваться не только от насилия и принуждения, но, прежде всего, от лицемерия, ханжества, обмана, нечестности, то есть воплотить те принципы жизни че-ловека и общества, которые пропагандировали и по которым сами старались жить лучшие представители социального авангарда дореволюционной и советской России. Становление в России высоконравственного общества может стать весомым вкладом в современный глобальный процесс формирования мирового сообщества.

В развитии современного общества, в том числе российского, устремлении к действительному раскрытию человеческих сущностных сил нет альтернативы демократической форме государственного правления и устройства. Как бы ни была «плоха» демократия, а качество ее в конечном счете определяется качеством большинства населения страны, только в условиях демократии появляются наибольшие возможности для развития каждого человека в отдельности и общества в целом. Россия сегодня предлагает миру внести в демократические процессы правдивость, совестливость, искренность.

Библиографический список

Аникевич, А.Г. Типы гражданского общества: дискуссионные проблемы / А.Г. Аникевич // Теория и история. – 2003. – № 2.

Бердяев, Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма / Н.А. Бердяев. – М.: Правда, 1989.

Комаров, В.Д. Модернизация исторической концепции: русская идея / В.Д. Комаров // Теория и история. – 2004. – № 1.

Фомина, Н.В. Социальный авангард России / Н.В. Фомина // Теория и история. – 2005. – № 1.

Чуринов, Н.М. Об идеологической культуре / Н.М. Чуринов // Теория и история. – 2003. – № 2.

Хайек, Ф.А. Дорога к рабству / Ф.А. Хайек // Вопросы философии. – 1990. – № 10–12.

М.В. Пугацкий

ПРАВОВАЯ МЕНТАЛЬНОСТЬ УКАЗОВ ПРЕЗИДЕНТА РФ

Вопрос о ментальности нормативных указов Президента РФ – это выявление культуросмысловой роли главы Российского государства в векторах раскрытия и укрепления правосознания и правовой культуры, правотворчества и правоприменения, политического сознания и политической культуры. Президент России является идентификационным и консолидирующим актором, сохраняющим целостность российского общества, в том числе и за счет нормативного регулирования. Являясь главой государства, гарантом Конституции Российской Федерации, прав и свобод человека и гражданина, Президент РФ выполняет функцию сохранения приобретенных в прошлом ценностей в их самобытности. Правовая ментальность указов Президента РФ, таким образом, заключается в том, что в них закладываются интеллектуальные ресурсы правосознания всего российского народа, его культурно-правовая «самость», «этноправовое» разнообразие. Ментальность нормативных указов Президента России предстает как особое многогранное правовое состояние, обусловленное качественными характеристиками менталитета российского общества, степенью развития имманентных ему традиционно-исторических и духовных структур. Именно такое ментальное состояние обеспечивает гармоничное регулирование всех сфер жизнедеятельности российского общества.

Нормативные указы Президента Российской Федерации, отнесенные теорией права к подзаконным нормативно-правовым актам, имеют большое значение в устранении пробелов в праве. В этом случае, теоретически оставаясь подзаконными, нормативные указы фактически замещают законодательное регулирование некоторых видов общественных отношений. И здесь можно было бы возразить, апеллируя к статье 10 Конституции Российской Федерации о самостоятельности органов законодательной и исполнительной власти, но анализ других конституционных положений позволяет обосновать особый правовой статус нормативных указов главы нашего государства.

Так, часть 3 статьи 90 Конституции РФ предъявляет к указам Президента РФ лишь одно требование – не должны противоречить Конституции РФ и федеральным законам. Несколько другие требования предъявляются частью 1 статьи 115 Конституции РФ к актам Правительства РФ, которые теорией права так же, как и нормативные указы, относятся к подзаконным актам, – они должны издаваться на основании и во исполнение Конституции РФ, федеральных законов и норматив-ных указов Президента РФ.

Очевидно, что требования: «не противоречить» и «на основании и во исполнение» предполагают различные условия издания нормативно-правовых актов, которых они касаются. Если нормативный указ Президента РФ не противоречит федеральному закону, в том числе Основному, он может приниматься по любым вопросам, отнесенным к ведению Российской Федерации или совместному ведению Российской Федерации и ее субъектов. А вот если Правительство РФ приступает к правотворчеству, ему необходимо отыскать среди федеральных законов и нормативных указов Президента РФ ту норму, на основе и во исполнение которой издание постановления или распоряжения было бы возможно.

Так, 02.03.1996 Президент РФ издал указ № 315 в развитие Указа № 951, который касается вопросов обеспечения демократических периодических выборов при формировании представительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации. Эти вопросы непосредственно связаны с основами конституционного строя, а именно с правом граждан участвовать в управлении делами государства, избирать и быть избранными в органы государственной власти; с разграничением предметов ведения между Российской Федерацией и ее субъектами, а также со статусом субъектов Российской Федерации. В данной части они относятся к общим принципам организации системы органов государственной власти, установление которых находится в совместном ведении Российской Федерации и ее субъектов (статья 72, пункт “н” части 1 Конституции Российской Федерации). Данный указ Президента РФ устранил существовавшие во многих субъектах Федерации пробелы в избирательном законодательстве.

В апреле 1997 года Конституционный Суд РФ рассмотрел дело по запросу Государственной Думы РФ, которая, оспаривая Указ Президента РФ № 315, утверждала, что субъекты Российской Федерации должны устанавливать систему органов государственной власти в соответствии с Конституцией Российской Федерации и общими принципами организации представительных и исполнительных органов государственной власти, которые предусмотрены федеральным законом, а не указами Президента Российской Федерации. По мнению Государственной Думы, оспариваемые ею положения Указа № 315 выходят за пределы полномочий Президента Российской Федерации, так как субъекты Российской Федерации вправе самостоятельно определять порядок формирования своих законодательных (представительных) органов государственной власти, решать вопросы о проведении, переносе срока и назначении даты выборов.

Напротив, издание Президентом Российской Федерации Указов № 951 и № 315, текстуально мотивированное “незавершенностью процесса формирования в ряде субъектов Российской Федерации законодательной базы, необходимой для проведения выборов и функционирования органов государственной власти субъектов Российской Федерации”, должно было служить ускорению и завершению процесса регионального законотворчества в этой области, поскольку для всех мероприятий по организации выборов в субъектах Российской Федерации был установлен срок, ориентирующий на их завершение в декабре 1997 года. С изданием Указов № 951 и № 315 практика затягивания процесса создания правовой базы выборов, неприведение избирательных законов субъектов Российской Федерации в соответствие с Конституцией Российской Федерации, федеральными законами, а также конституциями и уставами субъектов Российской Федерации должна расцениваться и как невыполнение этих Указов. Таким образом, Конституционный Суд РФ встал на сторону Президента РФ [2].

В 1991–1994 годах на территории Чеченской Республики, являющейся субъектом Российской Федерации, сложилась экстраординарная ситуация: отрицалось действие Конституции Российской Федерации и федеральных законов, была разрушена система законных органов власти, созданы регулярные незаконные вооруженные формирования, оснащенные новейшей военной техникой, имели место массовые нарушения прав и свобод граждан.

Осенью 1991 года был разогнан законно избранный Верховный Совет республики. Проведенные 27 октября 1991 года новые выборы в высший орган государственной власти и выборы Президента республики были признаны 2 ноября 1991 года пятым Съездом народных депутатов РСФСР незаконными, а принятые ими акты – не подлежащими исполнению. Оценка этих событий как антиконституционных и имеющих тяжелые последствия была дана в Обращении седьмого Съезда народных депутатов Российской Федерации от 10 декабря 1992 года к народу, органам власти и управления Чеченской Республики, в других документах федеральных властей. Решения Съезда подтверждены Государственной Думой Федерального Собрания Российской Федерации 23 декабря 1994 года в Заявлении в связи с резолюцией о положении в Чеченской Республике, принятой Европейским парламентом. В Заявлении указывалось, что в Чеченской Республике сво-бодные выборы или референдум не проводились, законные органы власти сформированы не были.

В дальнейшем внутриполитическая обстановка в Чеченской Республике продолжала обостряться. Осенью 1994 года на ее территории имели место вооруженные конфликты между враждующими группировками, грозившие перерасти в гражданскую войну.

Эта экстраординарная ситуация исторически связана с тем, что в период сталинских репрессий чеченский народ подвергся массовой депортации, исправление последствий которой оказалось недостаточно эффективным. Государствен-ная власть сначала СССР, а затем России не сумела правильно оценить справедливую обиду чеченцев, назревавшие в республике события и их движущие силы. Федеральные органы власти Российской Федерации ослабили правозащитную деятельность в Чеченской Республике, не обеспечили охрану государственных складов оружия на ее территории, в течение нескольких лет проявляли пассивность в решении проблем взаимоотношений с этой республикой как субъектом Российской Федерации. Кроме того, на территории Чечни олигархическая элита совершала экономические преступления, которые причинили огромный ущерб чеченскому и федеральному бюджетам. Все эти обстоятельства Президент России не мог не учитывать.

Оспариваемые в Конституционном Суде Российской Федерации Советом Федерации Указы Президента Российской Федерации от 30 ноября 1994 г. № 2137, от 9 декабря 1994 г. № 2166, Постановление Правительства Российской Фе-дерации от 9 декабря 1994 г. № 1360 предписывали применение мер государственного принуждения для обеспечения государственной безопасности и территориальной целостности Российской Федерации, разоружения незаконных вооруженных формирований на территории Чеченской Республики.

В ходе рассмотрения дела стороны неоднократно указывали на пробелы, противоречия и устаревшие положения, имеющиеся в законодательстве об обеспечении обороны и безопасности. В Постановлении Государственной Думы от 13 января 1995 года “Об укреплении российской государственности и о мерах по выходу из кризиса, возникшего в связи с ситуацией в Чеченской Республике” также подтверждено, что “правовая основа использования Вооруженных Сил Российской Федерации и других войск при обеспечении гарантий конституционного строя несовершенна”. Исправить это надлежало законодателю, что своевременно сделано не было. Такое состояние законодательства существенно увеличивает значимость прямого применения конституционных норм непосредственно гарантом прав и свобод человека и гражданина – Президентом Российской Федерации. Конституционный Суд РФ встал на сторону Президента РФ [3].

Ментальность нормативных указов Президента России непосредственно связана с патерналистскими началами, соборностью и коллективностью, исторически присущими нашему народу. Ментальность главы государства на сегодняшний день разворачивается в тенденциях единения целей и задач всех ветвей государственной власти, а также государства и гражданского общества. В России складывается система органов государственной власти, корреспондирующая мен-тальности населения и ее репрезентанта в лице главы государства. Так, Президент России назначает с согласия Госдумы РФ премьер-министра, а последний является главой как исполнительной системы власти в Российской Федерации, так и самой многочисленной и авторитетной политической партии «Единая Россия» (В. Путин), которая рекрутирует в депутатский корпус Госдумы РФ политическую элиту, представляющую интересы большей части гражданского общества. Таким образом, ментальность правотворчества в целом обеспечивается единством и целостностью системы: глава государства – премьер-министр – политические партии – гражданское общество – парламент – правительство.

Складывающаяся система органов государственной власти в России – результат правотворческой деятельности главы государства, своевременно нивелировавшего негативные тенденции в деятельности российского парламента предыдущих созывов (1990-х годов, особенно в связи с событиями октября 1993 года), укрепившего экономическую, социальную и политическую стороны деятельности нашего государства, определившего четкие направления его внешней и внутренней политики.

В своих основаниях всякое право, даже самое индивидуалистическое, имеет коллективную ментальность, содержит некоторую ее интеллектуализацию. Глава демократического государства, являясь главой коллективной общности, представляет собой ту меру, которая отражает коллективную ментальность. Акты главы государства – это интеллектуализация коллективной ментальности на уровне гармоничного сочетания морали и логики, культуры и закона, целесообразности и необходимости.

В иерархии нормативно-правовых актов и других источников права нормативные указы Президента Российской Федерации не превалируют над федеральными законами и законодательством государства вообще, поскольку не претендуют на статус ни квазизакона, ни просто закона. В этой иерархии нормативные указы транслируют «единство права», т.е. зависят только от народного (многонационального) суверенитета, от воли многонационального народа, а уже затем – от воли государства. Ментальность нормативных указов Президента России определяет их имманентность плюрализму независимых социокультурных и правовых порядков.

Библиографический список

Конституция Российской Федерации.

Постановление Конституционного Суда РФ от 30.04.1997 № 7-П // Вестник Конституционного Суда РФ, 1997, № 4.

Постановление Конституционного Суда РФ от 31.07.1995 № 10-П // Вестник Конституционного Суда РФ, 1995, № 5.

А.Н. Попов

МЕНТАЛЬНОСТЬ В СИСТЕМЕ СЛЕДСТВЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ

В статье рассматриваются проблемы производства следственных действий с участием несовершеннолетнего обвиняемого, подозреваемого. Так, в частности, статья 425 УПК РФ посвящена особенностям допроса несовершеннолетнего подозреваемого, обвиняемого. Требования, изложенные в данной статье, регламентируют особенности допроса несовершеннолетнего подозреваемого или обвиняемого в совершении преступления (см. ст.ст. 110 и 111, ст. 476 УПК РФ).

Особые процессуальные правила допроса несовершеннолетнего подозреваемого (обвиняемого) призваны: а) обеспечить охрану прав и законных интересов недееспособных лиц; б) обеспечить получение достоверных показаний об обстотельствах, подлежащих доказыванию; в) сохранить юридическую силу доказательств, полученных при допросе, и избежать возможности признания их недопустимыми; г) создать комфортные условия для всех лиц, участвующих в производстве допроса; д) оградить несовершеннолетнего от неправомерных действий должностных лиц, производящих допрос.

При допросе несовершеннолетнего подозреваемого (обвиняемого) применяются в полном объеме общие правила производства следственных действий, содержащиеся в ст. 46, 47, 76, 77, 164, 173, 174, 187–190 УПК РФ.

Подозреваемый должен быть допрошен не позднее 24 часов с момента вынесения постановления о возбуждении уголовного дела, за исключением случаев, когда место его нахождения не установлено, а также с момента фактического задержания. При допросе подозреваемый вправе дать показания по поводу имеющегося в отношении него подозрения либо отказаться от дачи показаний (п. 2 ч. 4 ст. 46 УПК РФ).

Обвиняемый, в отношении которого вынесено постановление о привлечении его в качестве обвиняемого, должен быть допрошен незамедлительно после предъявления обвинения (см. ст. 172 УПК РФ) с соблюдением правил, установ-ленных в ст. ст. 173, 174 и 425 УПК РФ. При этом обвиняемый вправе возражать против обвинения, давать показания по предъявленному обвинению либо отказаться от дачи показаний (п. 3 ч. 4 ст. 47 УПК РФ).

В статье 425 УПК РФ установлена максимальная продолжительность одного допроса несовершеннолетнего подозреваемого (обвиняемого) – в общей сложности не более четырех часов в день. Допрос не может продолжаться без перерыва более двух часов. С учетом конкретного возраста несовершеннолетнего и по ходатайству несовершеннолетнего подозреваемого (обвиняемого) или его защитника общая продолжительность допроса и продолжительность допроса без перерыва по решению следователя или суда может быть сокращена до разумных пределов.

Однако это не является обязательным для органов и лиц, ведущих процесс. Представляется, что вопрос о продолжительности допроса должен в обязательном порядке обсуждаться с психологом, участие которого обязательно. Иначе необоснованно долгий допрос может приводить к психологическим травмам несовершеннолетнего.

Допрос несовершеннолетнего подозреваемого (обвиняемого) должен быть прерван в любой час, если его продолжение может угрожать его жизни или здоровью. Обстоятельства, послужившие основанием для прекращения допроса, долж-ны быть удостоверены в протоколе допроса по правилам, установленным в ст. 167 УПК РФ. При наличии медицинских показаний продолжительность допроса подозреваемого (обвиняемого) устанавливается на основании заключения врача (см. ст. 187 УПК РФ).

Повторный допрос несовершеннолетнего подозреваемого (обвиняемого) по тому же обвинению в случае его отказа от дачи показаний на первом допросе может производиться только по его просьбе (см. ст. 173 УПК РФ).

В ходе допроса любого лица, в том числе несовершеннолетнего подозреваемого (обвиняемого), запрещается задавать наводящие вопросы. В остальном следователь свободен в выборе тактики допроса (см. ст. 189 УПК РФ).

Участие защитника в допросе несовершеннолетнего подозреваемого (обвиняемого) является обязательным (см. ст. 51 УПК РФ). Следователь обязан обеспечить участие защитника по своей инициативе, независимо от волеизъявления не-совершеннолетнего подозреваемого (обвиняемого).

Несоблюдение этих гарантий права несовершеннолетнего подозреваемого (обвиняемого) на защиту расценивается как нарушение уголовно-процессуального закона. Показания несовершеннолетнего подозреваемого (обвиняемого), данные при допросе на стадии предварительного расследования в отсутствие защитника и не подтвержденные им в суде, относятся к недопустимым доказательствам: они не имеют юридической силы и не могут быть положены в основу обвинения, а также использоваться для доказывания любого обстоятельства, подлежащего доказыванию по уголовному делу (см. ст. 73 и ст. 75 УПК РФ).

Особенностью допроса несовершеннолетнего обвиняемого является предусмотренная законом возможность участия в допросе педагога и психолога. В соответствии со ст. 397 УПК РСФСР в допросе несовершеннолетнего обвиняемого, не достигшего шестнадцатилетнего возраста, мог участвовать педагог. Это зависело от усмотрения следователя или прокурора или ходатайства защитника. Участие педагога возможно было и при допросе обвиняемого старше шестнадцати лет, ес-ли он был признан умственно отсталым.

Педагог был вправе, с разрешения следователя, задавать вопросы обвиняемому. По окончании допроса педагог имел право ознакомиться с протоколом допроса и сделать письменные замечания о правильности и полноте сделанных в нем записей. До начала допроса несовершеннолетнего следователь был обязан разъяснить педагогу его права, о чем должна быть сделана отметка в протоколе допроса (ч. 2 ст. 397 УПК РСФСР).

Новый УПК РФ правомерно указал, что педагог – это не единственный специалист, который должен участвовать в допросе несовершеннолетнего обвиняемого, подозреваемого. В качестве альтернативы в ст. 425 УПК РФ назван еще и психолог. Участие психолога представляется более обоснованным, так как это как раз только он специализируется на установлении психологического контакта следователя с подозреваемым, обвиняемым. Главная задача педагога – это обучение, а не содействие установлению психологических контактов. Поэтому необходимо изменить ст. 425 УПК РФ – исключить педагога из числа специалистов, участие которых обязательно. В настоящее время в России достаточно специалистов с психологическим образованием. В любом случае, если участие педагога будет признано необходимым, у следователя всегда есть право привлечь последнего в качестве специалиста по общему правилу.

В допросе несовершеннолетнего обвиняемого, подозреваемого, признанного умственно отсталым, необходимо предусмотреть в УПК РФ обязательное участие врача-психиатра, так как именно врач является специалистом по патологиям в умственном развитии, а не педагог или психолог.

В плане совершенствования законодательства в части регламентации участия педагога и врача в допросе несовершеннолетнего обвиняемого можно отметить следующее. Представляется, что правила допроса несовершеннолетних обвиняемых с участием психолога были обоснованно распространены УПК РФ и на несовершеннолетних подозреваемых.

Оправданным, с учетом присущих несовершеннолетним особенностей психического развития, представляется ограничение в ч.1 ст.425 УПК РФ продолжительности допроса несовершеннолетнего подозреваемого, обвиняемого не более двух часов без перерыва. Но совершенно необоснованным является ограничение общей продолжительности в день до четырех часов, так как следственные ситуации у следователя подчас бывают весьма разными, количество уголовных дел велико, а сроки расследования для большого количества дел невелики. Для психологической разрядки вполне достаточно перерывов между допросами.

В ходе моего исследования по проблемам производства по делам о преступлениях несовершеннолетних был собран эмпирический материал за 1997–2007 гг. по специально разработанной методике в подразделениях органов внутренних дел, прокуратуры, судах, учебных заведениях Томской области, Красноярского края, Республики Хакасии. В результате было изучено 3458 уголовных дел о преступлениях несовершеннолетних, обобщены и проанализированы статистические данные о предварительном расследовании по делам несовершеннолетних за указанный период. Кроме того, проведено анкетирование и интервьюирование 2400 практических работников следствия, дознания и дежурных частей органов внутренних дел, судей, работников прокуратуры, адвокатов, научных сотрудников, педагогов, родителей и самих несовершеннолетних.

Не случайно, видимо, 21 % опрошенных следователей до вступления в силу нового УПК РФ на вопрос: “Как вы думаете, необходимо ли в УПК ограничить продолжительность допроса несовершеннолетнего обвиняемого, подозреваемого в течение дня?”, – ответили: “Надо выяснять все обстоятельства, а не заботиться об ограничении времени”. Хотя по результатам исследования материалов уголовных дел столь длительная продолжительность допроса встречалась крайне редко – в 3,0 % всех изученных уголовных дел.

Следует отметить, что на очную ставку с участием несовершеннолетнего обвиняемого, подозреваемого следует распространить такие же особенности, что и для допроса несовершеннолетнего подозреваемого, обвиняемого, поскольку эти два следственных действия весьма похожи и их результатом также является получения показаний допрашиваемых. Кроме того, для вышеуказанных целей следует закрепить обязательное участие психолога в других следственных действиях с участием несовершеннолетнего подозреваемого, обвиняемого. Пробелом УПК РФ является неполнота обеспечения нормального контакта между лицами, ведущими процесс, и подследственными несовершеннолетними. При одних действиях – допросах – участие психолога обязательно, а при других – нет.

Заслуживает внимания в части создания гарантий прав обвиняемых, подозреваемых практика в других государствах по фиксации досудебного и судебного уголовного процесса с помощью звукозаписывающих технических средств. Так, ч. 4 ст. 87 УПК Украины («Протокол судебного заседания») гласит: «По требованию хотя бы одного участника судебного рассмотрения дела или по инициативе суда первой инстанции или апелляционной инстанции осуществляется полное фиксирование судебного процесса с помощью звукозаписывающего технического средства».

У нас подобная фиксация процесса производится по усмотрению лиц и органов, ведущих процесс. Как показало исследование, данная фиксация с приложением аудиозаписей к протоколам следственных и судебных действий имела место менее чем в 5 % дел. Интервью участников со стороны защиты показали, что в ходе судебного разбирательства в 30 % дел протоколы судебных заседаний содержали недостоверные сведения – о показаниях участников, о заявленных ходатай-ствах и др. действиях. Недостоверные сведения, несмотря на замечания по протоколам, в 20 % случаях не были устранены судьями и легли в основу обвинительных приговоров в отношении несовершеннолетних. Имеет место практика дописывания в протоколах целых предложений – «признаний» несовершеннолетних в совершении преступлений, которые фактически не совершались. В итоге данная порочная практика приводит к нарушению прав несовершеннолетних, к вынесению неправосудных приговоров и т.д. Представляется, что для устранения данных нарушений следует ввести в производство по уголовным делам в отношении несовершеннолетних правило, обязывающее органы и лица, ведущие процесс, вне зависимости от ходатайств и своего усмотрения осуществлять полное фиксирование уголовного процесса (в действиях с участием несовершеннолетнего подозреваемого, обвиняемого) с помощью звукозаписывающего технического средства. Данное правило полностью соответствует Концепции федеральной целевой программы «Развитие судебной системы России» на 2007–2011 годы, утвержденной распоряжением Правительства РФ от 4 августа 2006 года № 1082-р. При пересмотре судебных решений, при проверке других процессуальных действий надзирающие и судебные инстанции будут иметь возможность проверить достоверность данных, изложенных в оспариваемых протоколах, и среагировать законным образом. Кроме того, следует ввести обязательную процедуру удостоверения подписями несовершеннолетним подсудимым и его защитником показаний подсудимого (данных в суде) в протоколе судебного заседания. На практике судьи иногда просят подсудимых подписать их показания в указанном протоколе (в 15 % случаях), это следует оценить позитивно. Иначе вероятность злоупотреблений и искажений указанных протоколов со стороны судей и секретарей судебных заседаний будет по-прежнему высока.

С учетом вышеизложенных положений предлагается изложить ст. 425 УПК РФ в следующей редакции:

«Статья 425. Допрос несовершеннолетнего обвиняемого, подозреваемого, очная ставка и другие следственные действия с его участием.

В допросе несовершеннолетнего обвиняемого, подозреваемого, не достигшего шестнадцатилетнего возраста, а также в очной ставке с его участием должен присутствовать психолог.

Участие психолога обязательно и при допросе несовершеннолетнего старше шестнадцати лет, а также при очной ставке с его участием, если он признан умственно отсталым или страдает психическим расстройством.

В случае, указанном в части 2 настоящей статьи, наряду с психологом в допросе и в очной ставке должен участвовать врач-психиатр.

Участвующие в допросе или очной ставке психолог и врач-психиатр вправе, с разрешения следователя, задавать вопросы обвиняемому, подозреваемому. Следователь вправе отвести заданный вопрос, однако отведенный вопрос должен быть занесен в протокол.

По окончании допроса и очной ставки участвовавшие в них психолог и врач-психиатр имеют право ознакомиться с протоколом допроса и очной ставки и делать письменные замечания о правильности и полноте имеющихся в нем запи-сей. До начала допроса и очной ставки несовершеннолетнего следователь обязан разъяснить психологу и врачу-психиатру их права, о чем делается отметка в протоколе допроса и очной ставки.

Допрос несовершеннолетнего подозреваемого, обвиняемого, очная ставка с его участием могут продолжаться не более двух часов без перерыва.

Порядок, установленный настоящей статьей, распространяется и на проведение допроса несовершеннолетнего подсудимого.

Порядок, установленный настоящей статьей в части обязательного участия психолога, распространяется и на другие следственные действия с участием несовершеннолетнего подозреваемого, обвиняемого».

С учетом вышеизложенных положений предлагается дополнить Главу 50 УПК РФ статьей в следующей редакции:

«Статья… Фиксирование уголовного процесса в отношении несовершеннолетних с помощью звукозаписывающего технического средства.

В досудебном производстве по уголовным делам в отношении несовершеннолетних в ходе следственных и других процессуальных действий с участием несовершеннолетних подозреваемых, обвиняемых осуществляется полное фикси-рование указанных действий с помощью звукозаписывающего технического средства.

В судебном производстве по уголовным делам в отношении несовершеннолетних осуществляется полное фиксирование судебного процесса с помощью звукозаписывающего технического средства.

Указанные выше аудиозаписи прилагаются к протоколам соответствующих действий».

С.М. Трашкова

МЕНТАЛЬНОСТЬ ЛИЧНОСТИ НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНЕГО ПРЕСТУПНИКА

В статье рассматривается социально-криминологические аспекты личности несовершеннолетнего преступника в аспекте ментальной специфики. Такие проблемы, связанные с понятием личности, являются весьма актуальными для России ввиду официально декларируемого построения в нашем государстве правового государства, в котором права и свободы личности выдвигаются на первое место. В связи с этим важным становится вопрос о личности вообще и правовом ее статусе в частности. Учитывая многообразие проявления данных понятий в различных сферах общества и государства, остановимся на одном из них – личности несовершеннолетнего преступника. Актуальность данного вопроса обусловливается масштабом и темпами роста преступности несовершеннолетних.

В Уголовно-процессуальном кодексе Российской Федерации (далее – УПК РФ) термин «личность» встречается нечасто, для данного нормативно-правового акта характерно использование иных понятий: «подозреваемый», «обвиняемый», «подсудимый», «потерпевший» и т.д. Во многом это объясняется тем, что главное в понятии «личность» – это ее свойства, к которым относятся, в частности, «эмоции, мотивация, волевые качества, социальные установки и ценностные ориентации, способности, потребности и интересы». При этом уже давно было высказано мнение, что не каждый человек является личностью. Этот подход действует и в настоящее время. Кроме того, высказана точка зрения, что в обществе не все его члены являются «личностями», например, не может быть «личностью» ребенок, так как он только становится ею на протяжении всего процесса своего взросления.

Однако с этим нельзя согласиться, т.к. процесс формирования личности у некоторых людей может затянуться и на всю жизнь. Да и нет четкой общепринятой исчерпывающей градации качеств личности и их количественных выражений, чтобы утверждать, что данная личность уже сформировалась полностью, а другая – наполовину. Поэтому, как справедливо отметил И.Л. Петрухин: «Неприкосновенна личность не только взрослого и дееспособного человека, но также ребенка.… В частности, оскорбление любого человека, взрослого или ребенка, здорового или душевнобольного, – это преступление».

Понимание необходимости учитывать особенности личности несовершеннолетних преступников для формирования особого подхода относительно привлечения их к уголовной ответственности стало общепринятым к середине 50-х гг. ХХ в. для большинства государств, включая Россию. При этом анализ отдельных личностных качеств несовершеннолетних преступников позволяет выделять в качестве самостоятельного объекта изучения личность несовершеннолетнего преступника как отдельную категорию. Так, одним из основных составляющих предмета науки криминологии является учение о личности преступника вообще и личности несовершеннолетнего преступника в том числе. Без него невозможно до конца выяснить все другие криминологические проблемы, будь-то детерминанты преступности или организация борьбы с ней. С одной стороны, детерминанты преступности связаны с объективными социальными явлениями, которые негативно влияют на моральное формирование людей и проявляются в индивидуалистических, антиобщественных взглядах, привычках, позициях, лежащих в основе преступного поведения, а с другой – с обстоятельствами, которые способствуют реализации проявления подобных взглядов, привычек и позиций в конкретном преступлении.

Поскольку понятие «личность преступника» имеет социально-правовой характер и объединяет общесоциальное понятие «личность» и юридическое понятие «преступник», то изучение преступления выявляет в себе только его антиобщественную направленность, но не раскрывает полностью его социальной сущности. Правильное суждения о человеке в целом возможно только на основании всех его признаков как личности. Только поэтому совокупность и соотношение социально-позитивных и социально-негативных свойств, а также определенная система морально-психологических убеждений, особенностей, установок, интеллектуальных, эмоциональных и волевых качеств дают полное представление о лицах, которые совершили преступление.

Будучи разновидностью личности вообще, личность преступника имеет общие признаки (пол, возраст, специальность, образование, социальное положение, роль в обществе), а также свойственные только личности преступника специфические признаки, которые определяют и выражают характер и степень её общественной опасности. Выделяются разные группы таких признаков, например:

а) социально-демографические. Они включают в себя пол, возраст, образование, место рождения и проживания, гражданство и другие сведения демографического характера. Эти признаки присущи любой личности вообще, но относительно личности преступника они тем не менее дают важную информацию, без которой невозможна ее полная характеристика;

б) уголовно-правовые. Это данные не только о составе совершенного преступления, но и о направленности и мотивации преступного поведения, форме соучастия, если оно было и пр. Такая характеристика даёт представление о лично-сти преступника с криминально-правовых позиций. Эта группа признаков выражает качества, присущие именно личности преступника, а не какой-либо другой личности, например, просто нарушителя трудовой дисциплины;

в) социальные роли и статус. С помощью их раскрываются функции индивида, обусловленные его положением в системе существующих общественных отношений, принадлежность к определенной социальной группе, взаимодействие с другими людьми и организациями в разных сферах общественной жизни;

г) морально-психологические характеристики. Это мировоззрение, убеждения, установки и ценностные ориентиры личности. Преступники зачастую отличаются негативным или безразличным отношением к соблюдению общепринятых правил поведения, эгоизмом, игнорированием общественных интересов и т.д. Также это особенности интеллектуальных, эмоциональных и волевых качеств личности преступника.

Все общие характеристики личности преступника применимы и к личности несовершеннолетнего преступника, т.к. они соотносятся между собой как целое и частное. Тем не менее, есть необходимость выделения для самостоятельного изучения личность несовершеннолетнего преступника, что объясняется многими причинами.

Во-первых, важностью для государств и общества формирования полноценного и здорового во всех смыслах подрастающего поколения.

Во-вторых, особенностями в физическом и психическом развитии детей по сравнению со взрослыми, а также спецификой мотивации совершаемых несовершеннолетними преступлений, обусловленных многими причинами.

В-третьих, следующие из вышеназванного особенности уровня и структуры преступности, ее причин и динамики.

В-четвертых, высокая преступная активность подростков, которая за последние десятилетия очень сильно изменилась и количественно и качественно.

В-пятых, действующая позиция законодателя, закрепляющая особые, более мягкие правила привлечения несовершеннолетних лиц к уголовной ответственности и наказанию по сравнению с совершеннолетними лицами. Об этом свидетельствуют, в частности, нормы Уголовного кодекса РФ и Уголовно-процессуального кодекса РФ. Так, по общему правилу, возраст привлечения лица к уголовной ответственности за совершенное им деяние, запрещенное Уголовным кодексом РФ, составляет 16 лет, а по некоторым составам преступлений, закрытый перечень которых дан в Уголовном кодексе, с 14 лет. А в соответствии с международным законодательством, семейным кодексом РФ и рядом иных нормативно-правовых актов несовершеннолетним в России считается лицо, не достигшее 18 лет, т.е. устанавливается лишь верхняя возрастная граница. При этом до достижения возраста уголовной ответственности несовершеннолетние в 4–5 раз больше совершают общественно опасных, аналогичных уголовно наказуемым действий.

Все это вместе обусловливает необходимость всестороннего анализа преступности несовершеннолетних как относительно самостоятельного феномена, проработки мер по ее предупреждению и тщательному изучению личности несовершеннолетних преступников. Так, лица, совершающие противоправные действия в раннем возрасте, позже, как правило, значительно труднее поддаются исправлению и в итоге составляют основной резерв для взрослой и рецидивной пре-ступности. И наоборот, наиболее раннее выявление и своевременное принятие необходимых профилактических мер к подросткам, совершающим первые, не представляющие большой общественной опасности правонарушения, в значительной степени позволяют не допустить формирования у этих лиц стойкой направленности на совершение в дальнейшем каких-либо противоправных действий.

Обращение к характеристике личности несовершеннолетних, совершивших преступления, имеет своей задачей определение качеств и свойств, отличающих совершивших преступление от сверстников законопослушного поведения. В связи с этим принципиальное значение имеет вопрос о роли возрастных особенностей в правонарушающем поведении несовершеннолетних. Для подростков характерны неполнота сформированности собственных нравственных установок, недостаток жизненного опыта, повышенная эмоциональность, внушаемость, зависимость поведения от оценок ближайшего окружения. Определяющую роль здесь играет формирующаяся система ценностей личности, собственная социальная практика, образцы поведения, усвоенные в семье и ближайшем окружении. Свойственные же возрасту особенности лишь усиливают значение средовых влияний, поскольку внутренняя сфера личности еще не сформирована окончательно.

Имеют значение социально-демографические особенности личности несовершеннолетнего преступника. Среди совершивших преступления несовершеннолетних, привлекаемых к уголовной ответственности, преобладают лица старшей возрастной группы. Несмотря на отмеченное омоложение преступности несовершеннолетних, доля 16–17-летних составляет около 2/3 от числа подростков, осужденных за совершение преступлений. Невысока и доля лиц женского пола среди совершивших преступления несовершеннолетних: по данным МВД РФ, она составляет около 8%, хотя в последние годы отмечается увеличение числа девушек-подростков, совершивших преступления, в ряде регионов она достигает 15–20%. Причем несовершеннолетние женского пола ныне совершают не только такие «традиционные» для них преступления, как кражи, мошенничество, но и все чаще становятся участницами хулиганства, тяжких преступлений против личности, грабежей и разбоев, убийств, в том числе и в группах, состоящих исключительно из лиц женского пола.

Есть явные различия в распространенности совершения преступлений несовершеннолетними, имеющими разные роды занятий: среди учащихся школ она ниже примерно в 3,5–4 раза, чем среди обучающихся в ПТУ; примерно в 10 раз, чем среди работающих несовершеннолетних.

Также следует отметить, что в последние годы доля воспитывающихся в неполных семьях среди совершивших преступления сокращается, приближаясь к общестатистическим показателям. Типичной становится не структурная неполнота, а так называемое «семейное неблагополучие» – недостатки воспитания, обусловленные личностными характеристиками и отношением к воспитательным обязанностям со стороны родителей или заменяющих их лиц. Это обусловливает важность особенностей семейной ситуации. Так, условия жизни и воспитания несовершеннолетних, находящихся в детских домах, интернатах, у родственников-опекунов, весьма специфичны. Профилактические меры в отношении этих групп не находят должного распространения и не отличаются качеством, тогда как распространенность преступности намного превышает общую среди несовершеннолетних. Так, по данным Прокуратуры РФ, в течение первого года после выхода из детского дома преступления совершают около 20% их воспитанников.

Важными также являются особенности нравственно-психологической характеристики личности несовершеннолетних преступников, знание которых позволяет определить типовые направления коррекции личности, содержание мер профилактики правонарушающего поведения несовершеннолетних. Так, несовершеннолетние, совершившие преступления, как правило, характеризуются низкой успеваемостью, отсутствием интереса к учебе или работе, недобросовестным отношением к ним. Для значительной части учащихся-правонарушителей характерны прогулы.

И здесь важным фактором выступает правильная организация досуга несовершеннолетнего. Например, для подростков, совершивших впоследствии преступления, характерны предпочтение праздности, неразвитость интересов, реали- зуемых в сфере досуга. Чтению, например, уделяют часть свободного времени около 2/3 законопослушных и менее 10% правонарушителей; техническому творчеству, музыке, спорту – соответственно, около 70% и 15–20%. Типична и неустойчивость интересов: даже занятие спортом, наиболее популярная из социально одобряемых форм досуговой деятельности среди несовершеннолетних правонарушителей, имеет для них лишь кратковременную привлекательность. Бесцельное времяпрепровождение в кругу сверстников часто связано с потреблением спиртных напитков и наркотических средств, чему зачастую отдается почти все свободное время.

Также у несовершеннолетних правонарушителей отмечается развитость таких негативных свойств, как грубость, озлобленность, агрессивность, лживость, безответственность, отсутствие сострадания к другим. При этом характерным яв-ляется не проявление одного из них, а наличие комплекса, свидетельствующего о нравственной деформации личности в целом.

При этом для несовершеннолетних преступников характерно такое, на первый взгляд, положительное качество, как утрированное представление о дружбе и сотоварищеской солидарности. Взять вину на себя, отомстить за товарища, не соразмеряя причиненный тому вред с вредом, причиняемым его обидчику, и пр. Все это зачастую бьет по самому такому другу, включая его вовлечение в сферу деятельности правоохранительных органов.

Для несовершеннолетних преступников характерными являются отклонения от нормы в психическом развитии – это отмечается среди таких правонарушителей в несколько раз чаще, чем у взрослых лиц. Значительная часть заболеваний связана с неблагоприятными условиями жизни и воспитания либо существенно усугублена ими. При этом отклонение от нормы в психическом развитии в пределах вменяемости у несовершеннолетних правонарушителей часто остается латентным и устанавливается лишь экспертной оценкой после привлечения к уголовной ответственности. Соответственно, до этого к подросткам применяются обычные меры воспитания и предупреждения, которые в связи с заболеванием в принципе не могут быть достаточно эффективными без соответствующего медико-психологического дополнения.

Как следствие специфики условий формирования личности и собственной социальной практики, для несовершеннолетних преступников характерны дефекты правового сознания. Так, большинство совершивших преступления подростков полагают допустимым нарушение норм уголовного закона, оправдывая его объективными обстоятельствами, распространенностью правонарушающего поведения в обществе, а также низкой вероятностью наказания.

Знание этих и иных характеристик личности несовершеннолетних правонарушителей позволяет выделять типы таких нарушителей. В науке существует много классификаций типов личностей несовершеннолетних преступников. На-пример, по глубине деформации их выделяются несовершеннолетние:

– совершившие преступления в результате случайного стечения обстоятельств, легкомыслия, вопреки общей положительной направленности личности;

– совершившие преступление в результате попадания в соответствующую ситуацию, что обусловлено неустойчивостью общей направленности личности;

– совершившие преступление в результате преобладающей отрицательной личностной направленности, не достигшей уровня устойчивой общей антисоциальной направленности личности (ранее совершавшие проступки, правонарушения);

– совершившие преступления в результате относительно устойчивой антиобщественной направленности личности (ранее совершавшие преступления).

Знание особенностей личности несовершеннолетних нарушителей уголовного законодательства будет способствовать как правильной организации системы мер борьбы с преступностью несовершеннолетних, но и построению системы ее профилактики и минимизации, что представляется особенно важным ввиду значимости для государства и общества подрастающего поколения. Соответственно, эти направления деятельности должны исходить и от органов власти, и от представителей общества, и от каждой конкретной семьи и быть направлены на несовершеннолетних. Система мер борьбы с преступностью несовершеннолетних базируется на мероприятиях общесоциального характера, призванных обеспечить надлежащий уровень жизни, благосостояния, культуры, воспитания и образования граждан, она создана и действует в соответствии с государственной семейной, молодежной и уголовной политикой, реализуемой через комплексные мероприятия, среди которых особая роль отводится законодательному регулированию данных проблем.

Библиографический список

Асмолов, А.Г. Психология личности / А.Г. Асмолов. – М., 1990.

Детская беспризорность и безнадзорность: проблемы, пути решения // Аналитический вестник Совета Федерации ФС РФ. – 2002. – № 20 (176). – С. 114.

Зелинский, А.Ф. Криминология: курс лекций / А.Ф. Зелинский. – Харьков, 1996.

Криминология: учебник / по общ. ред. А.И. Долговой. – М., 2003.

Криминология: учебник / под общ. ред. Ю.Ф. Кваши. – Ростов-на-Дону: Феникс, 2002.

Лелеков, В.А. Влияние семьи на преступность несовершеннолетних / В.А. Лелеков, Е.В. Кошелева // Социологические исследования. – 2006. – №1. – С.103–113.

Петрухин, И.Л. Свобода личности и уголовно-процессуальное принуждение / И.Л. Петрухин. – М., 1985.

Ю.Н. Москвич

ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЙ ТВОРЧЕСКИЙ КЛАСС – НОВАЯ СИЛА РАЗВИТИЯ РОССИИ

Ключевым последствием перехода современного мира от индустриального этапа развития к постиндустриальному является появление исторически нового, четвертого сектора экономики – «новой экономики», совершающей в последние два десятилетия ускоренное развитие с темпами, невиданными в прежние времена. Этот сектор экономики по его базовой составляющей «наукоемкости» принято называть «экономикой, основанной на знании», а общество с доминирующей ролью данного сектора экономики – «обществом знания».

Основным фактором роста производительности труда в ней является «синергетическая производительность»: коллективное творческое взаимодействие участников деятельности, нацеленное на создание и продвижения на рынок полезных конкурентоспособных продуктов (товаров) с высоким уровнем затрат «человеческого капитала». Появление и массовое использование нового вида производительности труда, прежде всего, обусловлено резко уплотнившейся глобальной конкуренцией, ее фундаментальными основами являются постоянный поиск новых знаний и творчество в создании полезных нововведений – инноваций. В основе новой производительности труда лежит эффект так называемого коллективного интеллекта, обнаруженного в середине 1980-х годов и состоящего в том, что у группы специалистов есть важная способность находить решения задач более эффективные, чем лучшее индивидуальное решение в этой группе [1].

Этот эффект возрастания эффективности деятельности в результате интеграции, обмена идеями и приводит к синергетическому эффекту (от греч. συνεργός – вместе действующий) повышения производительности труда. Причиной увеличения общей производительности труда организованной группы специалистов является возрастающее разделение труда. Практически все достижения эволюции, научно-технического прогресса можно объяснить непрерывным процессом создания и внедрения в человеческую практику всеобщего двигателя роста производительности труда – его разделения. Именно разделение труда привело в современном мире к наличию огромного множества всевозможных видов деятельности, профессий и отраслей экономики. Именно оно с большой скоростью внедряется ныне в «святая святых» человеческой природы – творчество.

ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ НА МАРШЕ

Глобальные перемены последних десятилетий приводят к радикальному изменению традиционной социальной структуры общества. На смену ведущей фигуры «эпохи фабричных труб» – «оператора» – выходят главные действующие лица «общества знаний» – «творцы и организаторы» с иным отношением к труду и к сотрудничеству для достижения взаимного успеха и поставленных целей. По образному выражению известного футуролога Э. Тоффлера, на место самого массового класса ХХ века – пролетариата уверенно и быстро идет новый класс «людей знания» – «когнитариат» [2]. Появление этого класса естественно, поскольку ключевым ресурсом «общества знаний» является человеческий, а не характерный для индустриального общества физический капитал и природные ресурсы [3].

Впервые в истории человечества коренным образом изменяется сам предмет труда: основные акценты человеческой деятельности смещаются с преобразования природы к преобразованию сознания, изменению ментальности больших групп населения, целых народов. На первый план выходят приоритетные для нового времени личностные качества «Человека знания» – творчество в разнообразных видах его деятельности и его основа – интеллект. Физический труд для заметной части человечества становится историей.

Начался отсчет времени радикальной интеллектуальной революции.

На смену отраслям, ориентированным на рост физических объемов продукции, пришли направления, ориентированные на удовлетворение возрастающих объективных потребностей людей, направления, благодаря которым люди смогут разнообразить свой досуг. Новые виды деятельности, порождающие в значительных объемах добавочную стоимость, совсем недавно не существовали: финансовые технологии, информатика, дизайн, производство программного обеспечения, реклама, развлечения и туризм, медицина, знания и опыт. Интеллектуальная революция порождает «общество интеллектуальных ценностей», характеризуемое новыми парадигмами, кардинально отличное от современного уходящего индустриального общества [4].

Интеллект реально в развитых странах становится основным конкурентным преимуществом человека, страны. По мнению М. Холодной, «в настоящее время можно говорить о глобальном интеллектуальном переделе мира, означающем жесткую конкурентную борьбу отдельных государств за преимущественное обладание интеллектуально одаренными людьми – потенциальными носителями нового знания» [5]. Цель этой борьбы, как и прежде, – выживание в быстро меняющемся мире. Прежние этапы эволюции общества, науки и техники создали своеобразное «беличье колесо» экономического развития: чем больше сделано, тем больше возникает новых острых проблем, тем быстрее нужно бежать, чтобы успеть вовремя их разрешить, тем больше творческих людей должно быть вовлечено в глобальную гонку за желанным социальным, экологическим и экономическим чудом.

Лозунг дня – творчество. Человек дня – творец. Ресурс дня – человеческий капитал личности, готовой к решению. Новая цель – приумножение человеческого капитала страны, региона, мира. Новый социальный заказ – массовое производство личностей.

НОВЫЕ ТВОРЦЫ ИСТОРИИ

В самом определении творчества как «деятельности, порождающей нечто качественно новое, никогда ранее не бывшее» [6] отчетливо видна связь с широко употребляемым ныне понятием инновации – нововведения, имеющего успех у потребителей на рынке. Можно определенно сказать, что любая успешная инновация – непременно результат творчества. Однако творческая деятельность значительно разнообразнее инновационной: не всякое творчество может быть принято или реализовано по разным причинам (от нравственных до экономических) людьми и поэтому зачастую не реализуется как инновация.

Создатель и признанный гуру современного менеджмента Питер Друкер определил ключевую роль в грядущем «обществе знаний» новому типу работника – «работнику знаний» (knowledge worker) или в более привычной для нас форме – «работнику умственного труда» [7; 8]. С его точки зрения, успех нового общества зависит, прежде всего, от того, как сложатся взаимоотношения двух ключевых групп «работников знания»: «творцов» и «организаторов». Именно представители этих групп будут определять судьбу мира в XX I веке.

Наибольшая добавленная стоимость в новом веке будет достигаться за счет высвобождения творческих сил, креативность станет более важной, чем умение следовать установленным правилам. Совместная деятельность творцов и организаторов сложного, сопряженного с множеством рисков процесса создания инновационных продуктов становится определяющим фактором развития. Путь новых творцов истории к своему предназначению был не прост Для многих мыслителей он даже неожиданен [9]. И тем не менее, он состоялся и уже признан во многих странах как неизбежность, которую нужно признавать и использовать. Самое радикальное изменение – появление нового образа будущего: инновационного, реализуемого в новом типе обществ глобального мира – инновационных обществах XXI века , с особым видом про-инновационного образования [10].

Важной отличительной особенностью новых творцов истории является их способность к творческой, интеллектуальной деятельности в условиях кризиса, приводящей к инновации, разрешающей этот кризис. Их оружие – не физическая сила и не эксплуатация природы, а бесценный дар, полученный от эволюции человеком, – его интеллект.

На наш взгляд, именно эта главная особенность человека наиболее образно представлена в определении интеллекта Жана Пиаже, известного основателя теории когнитивного развития: интеллект – это совокупность умственных способностей, помогающих человеку адаптироваться к изменчивой среде. В более общем виде интеллект может быть определен как «весьма общая умственная способность, которая включает возможность делать заключения, планировать, решать проблемы, абстрактно мыслить, понимать сложные идеи, быстро обучаться и учиться на основе опыта» [11].

К огорчению многих людей образования и науки, интеллект это не только чтение и штудирование книг, умение сдавать экзамены и проходить тесты, те или иные академические знания.

Интеллект – совсем иное.

Интеллект, прежде всего, – это глубокая способность человека познавать окружающий мир, понимать суть вещей и соображать, придумывать, творить, что делать в той или иной принципиально важной для него ситуации. Именно эта способность приводила и приводит человека к необходимости творить и продвигать инновации. Ведь инновация, как бы загадочно ни звучало это древнее латинское слово, не более чем полезное нововведение, способствующее росту производительности труда и эффективности любого вида деятельности. Иногда кажется, что многие «сведущие» в инновациях люди этого и не слышали и в нарушении известного правила Оккамы умножают сущности и занимаются производством новшеств, а не полезных нововведений.

Инновации были всегда.

Они всегда с нами.

Они – «любимые дети» нашего разума, «желанные подарки» человеческого интеллекта.

Об этом удивительно точно сказано в простом и чуть-чуть ироничном определении этого важного понятия: «Инновация – это достижение одобряемых целей непризнанными (т.е. творческими! – замечание наше) средствами» [12]. В нем сказано практически то же, что и в строгом определении автора инновационной теории развитии Йозефа Шумпетера: «Инновация – это коммерциализированное знание», но восприятие для многих людей в России совсем иное. В первом случае для многих из нас звучит знакомая нотка нашей обыденной практики с ее смекалкой, изобретательностью. Во втором случае присутствует пока еще не ставшее многим ментально родным понятие и сам процесс коммерциализации. Ниже будет показано, к каким серьезным последствиям для нашей страны приводит это, казалось бы, ничтожное различие в ментальном восприятии конечной цели создания и продвижения инновации и ее продуктов.

Глобализация существенно изменили как масштаб, так и технологии инновационного творчества. По мнению Питера Друкера [7; 8], переход от общего знания к комплексу специализированных знаний превращает знание в силу, способную создать новое общество. Но следует иметь в виду, что такое общество должно быть основано на знании, организованном в виде специализированных дисциплин, и что членами его должны быть люди, обладающие специальными знаниями в различных областях. Именно в этом их сила и эффективность.

Накопление и использование знаний для инноваций старого и нового типа – новая главная задача человечества, чтобы выжить и жить процветая. На смену прямой иннова- ции – «от нового знания к полезному инновационному продукту» – пришла так называемая обратная, более эффективная инновация: «осознание потребности – поиск необходимых специальных знаний – создание путем «синенергетического эффекта» инновационного продукта – выход на рынок к потребителям – удовлетворение потребности».

Данный тип инноваций имеет, однако, слабое место, своеобразное «узкое горлышко» массового производства инноваций: постоянный хронический дефицит творческих людей и их заинтересованных партнеров – организаторов, производителей полезных нужных знаний к нужному сроку. Нет страстных новаторов и инноваторов, нет постоянного притока нужных знаний – нет инноваций, нет «общества знаний», человечество не изобретет мир, не откроет новые виды энергии, не защитит среду обитания, не создаст новое качество жизни для всех на Земле и т.д.

Мир будет, как и прежде, продолжать мечтать о достойном будущем…

Знания после экологической катастрофы, «ядерной зимы» и глобальной войны нового типа – сетевой будут не так уж и нужны людям.

Оставшимся в живых вновь придется осваивать обыденные инновации выживания...

Массовый спрос на очень большое число людей (по некоторым оценкам не меньше одной трети работающих!), способных творить инновации, обусловлен острой необходимостью успеть изменить мир задолго до критического часа Х человеческой цивилизации.

«ЧЕЛОВЕК ТВОРЧЕСКИЙ» И

«ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАЯ ЗИМА»

Образ, приведенный выше, очень распространен, предельно эмоционален и логичен для всех приверженцев экономического и технократического развития. Это их своеобразное кредо, решающий аргумент. У этого аргумента много союзников: сторонников устойчивого развития, приверженцев нового и сторонников быстрых социальных реформ. Усиливают этот образ экономические и политические реалии современного глобализирующегося мира, во многом напоминающие о приходе не зависящего от воли людей нового климата, в котором предстоит жить и к которому всем нужно приспосабливаться. Основной вопрос, возникающий при этом: а какое время года наступает: приходит ли долгожданная «интеллектуальная весна» или впереди нас ждет ужасная «интеллектуальная зима» человечества – обычно не обсуждается. А ведь вся история человечества переполнена примерами использования любого нововведения как для добра, так и для зла [13; 14]. У каждой инновации всегда две стороны медали: ДЛЯ ЧЕЛОВЕКА И ПРОТИВ ЧЕЛОВЕКА. «Ядерная зима» с большим трудом отодвинута совсем недавно на неопределенное время буквально у критической черты. Удастся ли человечеству избежать возможно не менее тяжелых последствий надвигающейся «интеллектуальной зимы», использования новых инноваций не для блага человеку и человечеству. Удастся ли человечеству научить себя противостоять злому року и гениям зла? Как пройти между Сциллой и Харибдой – зла и страха – и научиться использовать новшество во благо?

Единственным способом овладения и установления контроля над этим ускоряющимся процессом инновирования является сам человек, его превосходство над любым техно- кратическим явлением, будь то использование атомной энергии, компьютерных сетей или знания о природе человека. У человека всегда есть превосходство перед неживым: его этический выбор. Только он может определять и смысл, и цели, и ценности жизни. Этический выбор – это тоже результат интеллектуальной деятельности человека и его сильнейшее оружие в условиях неопределенности.

Известный психолог А.И. Юрьев, оценивая складывающуюся ситуацию, считает, что «человек сегодня философски и этически слабее, чем его формальный интеллект» [13].

Именно по этой причине процесс глобализации, опирающийся на человеческий капитал и творчество миллионов людей, может рассматриваться как реальная, действующая угроза для всего исторического опыта человечества.

Именно по этой причине основная проблема современности находится в человеке, а не в глобализации и не в интеллектуальной революции.

Необходим проект созидания нового человека, в котором возникший конфликт «Человека рационального» с «Человеком Гуманным» был бы преодолен через формирование неведомого ранее «Человека творческого», который являлся бы синтезом позитивных черт как человека рационального, так и человека гуманного. Именно он сможет противостоять всем вызовам времени, перед которыми человек бессилен. Очевидно, что новый человек должен унаследовать от «человека рационального» все его положительные черты позитивного творчества и дополнить их важнейшими человеческими психологическими чертами человека гуманного: сострадания, сопереживания и сотворчества.

Самое парадоксальное в этой постановке то, что наблюдающийся конфликт двух ментальных типов людей по своей сути является кризисом, который может быть преодолен только инновацией: созданием новой педагогики и воспитания новых поколений. Фактически все яростные споры по этому поводу могут быть разрешены только в целенаправленном поиске и накоплении новых знаний о человеке, которые и смогут привести к новому продукту – новой образовательной среде, меняющей сознание и ментальность. По мнению А.И. Юрьева, создание атомной бомбы на порядок легче и проще, чем формирование человека, а тем более массы людей – человеческого капитала страны. В будущего человека буквально переливаются кровь, силы, ум, воля его матери, родных, учителей, врачей. Малейший дефицит здоровья или ума, чести или совести у людей, допущенных к производству человеческого капитала, приводит к необратимому браку [15]. Корень бед России, да и других успешных индустриальных стран, например Японии [4], заключается в упрощении представлений о «производстве человека» до примитивной технологии ясельного и школьного образования, ориентированных на потребности конвейера индустриального производства.

Настоящий человек вырастает из безраздельной любви окружающих, которые буквально вдыхают в него веру в победу добра над злом, дают ему надежду в форме всех достижений своего разума и умений, наделяют его ценностями бытия, как маяками на длинном и понятном жизненном пути [15].

Для того чтобы «интеллектуальная революция» не поглотила своих детей, она, прежде всего, должна изменить своих творцов и созидателей.

Осознание этого уже наступает. Так, по последним данным опроса 1650 генеральных директоров крупных международных компаний Международным исследовательским центром The Economist Intelligence Unit в 2008 году, какие умения и навыки будут нужны компаниям в 2020 году, установлено, что компании в будущем будут ценить в работниках, как никогда прежде, интеллект, способность творить и уживаться в коллективе. Самыми ценными работниками для них будут являться работники, которые смогут сочетать в себе личное обаяние, креативность, гибкость, коммуникабельность и умение быстро разрешать проблемы [16].

Анализ показывает, что такое радикальное изменение ментальности предпринимательского класса заложено в самой основе инновационной деятельности «новой экономики» и что ее развитие все больше будет востребовать новый тип нового универсального работника с большим набором гибких практичных умений – компетентностей [17]. Наблюдаются изменения и в политике российских предпринимателей. В России обозначились признаки войны между компаниями за таланты. Для менеджеров становятся важными наличие у них особых гибких умений – «психологических компетенций». Востребованный руководитель, по мнению видных менеджеров, должен уметь привлекать и удерживать «правильных» людей [17].

Интеллектуальная революция обустраивается в России...

ТВОРЧЕСКИЙ КЛАСС КАК РЕАЛЬНОСТЬ

Дихотомия «творцы-организаторы» пришла на смену известной дихотомии ХХ века «физики-лирики», заявленной известным писателем и физиком Ч. Сноу в 1956 году в его знаменитой публичной лекции «Две культуры». Как показано выше, возрастающий спрос на большое число творцов и организаторов обусловлен острой потребностью, как экономики, так и современного общества. Как и прежние представители двух культур – естественно-научной и гуманитарной середины ХХ века, представители новой пары доминирующих культур – творческой и предпринимательской – должны научиться понимать друг друга и объединяться для совместной деятельности во имя разрешения насущных потребностей человечества и своих народов. Их совместный труд должен обеспечить высокие уровни эффективности и конкурентоспособности, разрешить надвигающиеся кризисы в экологии, энергетике и т.д. Острота современных вызовов настолько велика и очевидна, что прежнее непонимание и противостояние составных частей творческого класса «физиков» и «лириков» должно завершиться. Они должны стать частями нового единого сообщества «творцов» и вместе с не всегда еще понимающим их сообществом «предпринимателей-организаторов» начать решать неотложные задачи нового общества и новой экономики.

Творческие способности всех участников процесса технологической, культурной, политической или социальной инновации становятся новым социальным заказом времени и обязательным условием конкурентоспособности государства и личности. Творческая способность, креативность становятся движущей силой современного экономического, социального и политического развития.

Проведенное недавно известным американским исследователем Ричардом Флорида детальное социологическое исследование современного американского общества убедительно подтверждает этот тезис [19].

В конце ХХ века представители творческих профессий США составили 30% от всей рабочей силы (38 млн. человек). Численность этого класса заметно превышает численность рабочего класса (33 млн. чел.) и не намного отличается от численности самого массового в настоящее время класса в США – «обслуживающего класса» (55 млн. чел.) [19]. По мнению Р. Флориды, эти люди с полным правом могут быть названы новым классом – «креативным классом», поскольку они безусловно обладают собственной системой ценностей и значительной политической и экономической властью. Кроме того, эту совокупность людей отличает и наличие общей важной черты: они имеют сходный вид работы, который позволяет им зарабатывать на жизнь творческим трудом, проектируя и создавая что-то новое. Представители рабочего и обслуживающего класса получают деньги главным образом за выполнение работы по плану. В ядро творческого класса входят люди, главной целью которых является создание новых идей, технологий, нового содержания, ученые, инженеры, дизайнеры, архитекторы, писатели, художники, музыканты. К ним примыкают креативные специалисты в бизнесе, финансах, праве, здравоохранении и смежных областях.

Из приведенных данных видно, что современное американское общество уже не может называться индустриальным. Оно имеет совершенно иную классовую структуру. Основой этого общества является «экономика, основанная на творчестве», «творческая экономика», а политическим, социальным и экономическим ядром этого общества является «творческий класс».

Рост численности этого класса поразителен. Буквально за одно десятилетие после появления теоретических работ об «обществе знания» он вырос на целую треть (с 20 до 30% от всей рабочей силы) [19]. В отличие от первоначальной парадигмы Питера Друкера о равной значимости «творцов» и «организаторов» в процессе создания и продвижения инноваций [7, 8], Ричард Флорида считает роль «творцов» определяющей. По этой причине целью современного общества, с его точки зрения, является не только выявление и развитие творческих способностей личности, но и создание и сохранение для него комфортной среды проживания и работы в городах особого «креативного типа». Будущее экономическое развитие будет происходить именно в таких городах, в которых вначале будет накапливаться критическая масса «творцов», а затем начнут стекаться инвестиции. С нашей точки зрения в таких городах – точках роста – успешно действует модель «креативного» гобелена: все области творчества в них – технологии, наука, культура, общество, экономика, власть – взаимосвязаны, переплетены и взаимозависимы. Все они образуют единое целое, усиливая синергетический эффект создания полезных инноваций.

«Недосплетенный гобелен» творческих сил страны, региона, города можно приравнять к сумме нереализованных возможностей, упущенных выгод и пробелов в конкуренто-способности. Пространства творческих успехов в таком гобелене взаимосвязаны и позитивно влияют друг на друга, определяя высокий уровень комфорта среды обитания и работы, общения и жизни. Эффективность творчества усиливается, если общими усилиями начинает вязаться «гобелен творчества» разных направлений, тем и целей креативной деятельности. Вследствие этого:

1. В эти центры творчества будут идти глобальные миграционные потоки талантов и инвестиций.

2. Именно из этих центров будет идти основной поток инноваций и новых творческих культурных продуктов.

3. Именно в них будет возникать новое толерантное общество XXI века и разрешаться проблемы «столкновения цивилизаций».

4. В этих точках роста будут накапливаться полезные знания для инноваций, удовлетворяющих кризисные потребности региона, страны и человечества в целом.

ТВОРЧЕСКИЙ КЛАСС РОССИИ –

НОВАЯ НЕЖДАННАЯ СИЛА

Ричардом Флоридой были также проведены оценки численности и положения «креативного класса» большого числа стран, включая Россию. Полученные данные впечатляют. Они более оптимистичны, чем принято считать в нашей стране. По его данным, России принадлежит второе место в мире по абсолютному числу работников, занятых в креативных профессиях (около 13 млн. чел.), 16-е место по проценту от общей рабочей силы и 25-е место в мировом индексе креативности (особой комбинации показателей технологий, таланта и креативности) [19].

Наиболее важны две первые позиции.

В настоящее время численность «творческого класса» России более чем в два раза меньше численности рабочего класса (около 29 млн. чел. в 2005 году). Однако такое соотношение недолговечно. По прогнозам Правительства России, численность рабочего класса в нашей стране через десять лет составит всего 10–12 млн. человек и станет значительно меньше нынешней численности «творческого класса». Это означает, что ближайшее десятилетие для России будет очень значимым. Лидирующим в стране, как по численности, так и по влиянию, положению, выйдет новый социальный класс – класс творческих людей. Возрастание численности данного класса неизбежно будет сопровождаться усилением и его политических позиций, что неизбежно повлечет за собой изменение законодательства в его пользу и, следовательно, в пользу развития инновационного сектора российской экономики.

При разумной политике политического класса России, учитывающей данную тенденцию, такое изменение может произойти значительно раньше. Будет также способствовать процессу политической и законодательной поддержки инновационной экономики и нависшая над Россией общая тревога завершения рано или поздно эпохи «нефтяной России».

25-е место России в мировом индексе креативности отчетливо отражает основную проблему современной России: резкая отрицательная асимметрия численности «творцов» и «организаторов» (10–12 к 1). В США и других инновационноразвитых странах наблюдается противоположная положительная асимметрия: на одного «творца» там приходится не менее 10–12 «организаторов». Диспропорция настолько велика, что мы вправе, в отличие от Ричарда Флориды, сказать: для России на ближайшие десятилетия важны, прежде всего, «организаторы». Высокая численность «творческого класса» в России говорит о том, что система отбора и подготовки «талантов» в России сложилась. Это в принципе удивительный факт, если основываться на предположении, что все образование России жестко работало многие десятилетия только на индустриальное развитие страны, как это, например, наблюдалось в Японии. Данные Р. Флориды показывают, что это не так. Следовательно, в России фактически образование работало в разных направлениях: и в про-индустриальном, и в так называемом образовании «всестороннего развития личности», восходящем к марксистской идее полноценного развития личности. Эту систему образования можно и нужно улучшать и развивать сейчас. На нее в последнее десятилетие продолжает с большей силой работать общественное мнение, позитивно настроенное на получение молодыми людьми высшего образования. Россия стала страной с одним из самых высоких показателей числа студентов на 10000 жителей в мире [20].

КЛЮЧЕВАЯ ПРОБЛЕМА ИННОВАЦИОННОГО ПРОРЫВА: КАК ИЗМЕНИТЬ МЕНТАЛЬНОСТЬ

Ключевая проблема состоит в малой детали: одни творцы не в состоянии реализовать полный цикл инновации, и накопленные знания в России неизбежно будут уходить туда, где они могут быть востребованы, т.е. в инновационные центры других стран. Налицо главный тормоз развития творческого класса России: необходимость построения полноценного «Транссиба» инновационной деятельности российских «творцов» и «организаторов» и настойчивая модернизация ментальности многих ответственных групп: власти, бизнеса, населения. Мы имеем необходимость подготовки, реализации и продвижения новой важной инновации: как изменить сознание многих людей в достаточно короткие сроки взаимовыгодно, без революций и потрясений. Многие полагают, что это можно сделать в рамках обычного формального школьного и профессионального образования. Очевидно, что это может стать важной частью модернизации ментальности [21]. Однако, на наш взгляд, более важный вклад в этот процесс может дать массовое неформальное и информальное образование взрослых, оно в большей степени, чем образование детей, подростков и молодежи, основывается на естественных основах личности взрослых – интеллекте, любопытстве и опыте успешных собственных инновационных историй успеха [22].

Однако это требует достаточного времени и не решает проблему инновационного толчка экономического развития России. Без радикального увеличения числа творчески одаренных «организаторов» (инновационных менеджеров, антрепренеров) не обойтись. Развитие «творческой инновационной экономики» на одной ноге невозможно. Основная историческая причина сложившегося менталитета в этом виде деятельности очевидна: идеология социализма в принципе отрицала какую-либо полезную роль людей с особыми талантами – предпринимателей, обладающих способностью «видеть» будущее инновационного продукта, уметь находить и удерживать творцов, работать с рынком и многое-многое другое. Такая позиция неизбежно привела к гордому бедному одиночеству творцов. Может быть, лишь малая часть их смогла реализовать себя в особом секторе плановой экономики – ВПК, где действовал серьезный отбор выдающихся организаторов типа Курчатова, Королева и многих других и где все продукты (изделия) имели всегда конкурентов в странах «возможного противника». Все остальные вынуждены были заниматься «внедрением» своих открытий и изобретений в очень упругую, не воспринимающую инноваций среду не конкурирующей ни с кем плановой социалистической экономики.

По разным причинам это продолжается и сейчас, поскольку невосприятие коммерциализации знаний глубоко вошло в ментальность российского населения, людей власти и самих творцов. Требуется длительный период модернизации их ментальности, изменения сознания. Организаторов нового типа нужно в опережающем режиме ускоренно готовить в российских вузах точно так же, как это было сделано с ускоренной подготовкой юристов в нашей стране в 90-е годы. Их можно и нужно приглашать из других стран, где таких инновационных менеджеров имеется в избытке.

Пути устранения исторически сложившейся асимметрии численности главных персонажей инновационного процесса в России – «творцов» и «организаторов» – хорошо известны. Это, прежде всего, переход на про-инновационное образование, создание предпринимательских и инновационных университетов, формирование позитивного отношения к предпринимательству в обществе и в образовании, принятие необходимой системы про-инновационного законодательства, стимулирующих инновационную деятельность политических решений властных структур и, естественно, как обсуждалось выше, на их основе изменение традиционного сознания, глубокая модернизация ментальности.

Возможные доходы от этой деятельности столь велики, что они с лихвой могут обеспечить финансирование и того, и другого направления. Достаточно привести всего несколько цифр. По оценкам, потенциальные доходы только от лицензий на интеллектуальную собственность в России составляют 50–100 млрд. долларов [23]. Также велики потери от несоответствия объемов затрат на исследования и разработки в научно-исследовательском секторе конечным результатам инновационной деятельности, которые составляют 23–25 млрд. долл. в год [24]. Эти потери могут быть восполнены развитием эффективной инновационной деятельности и стать привлекательными для бизнеса доходами возникающей «новой экономики».

ВЗГЛЯД В ЗАВТРА: ТРЕБУЕТСЯ ИННОВАЦИЯ

ДЛЯ ИННОВАЦИОННОГО БУДУЩЕГО РОССИИ

В настоящее время процесс становления инновационного сектора экономики идет медленно, с небольшой скоростью в тени доминирующих секторов нефтяной, газовой и индустриальной экономики. Приток людей и средств к инновационному сектору экономики минимален. Однако на наш взгляд это не может продолжаться долго. Реально в российском обществе существует несколько факторов, которые неизбежно изменят эту ситуации в ближайшее десятилетие: наличие и продолжающее развитие многочисленного «творческого класса», потенциальные многомиллиардные доходы от инновационной деятельности, которые уже реально ощущают представители бизнес-сообщества, и временная политическая и экономическая ограниченность эпохи изобильной «газовой трубы». На наш взгляд, самым важным фактором в этой триаде является само наличие и постоянное развитие «творческого класса» России. Именно он является основой и в будущем станет главный силой развития инновационной экономики в России. Именно он вместе со своими новыми партнерами – «организаторами» – все в большей степени будет влиять на экономическую и политическую жизнь страны. Скорость перехода России к новой экономике может быть увеличена самим темпом роста численности данного класса, нарастающей активностью бизнес-сообщества в данном направлении и, возможно, встречным движением политического класса России, осознающего неизбежность происходящих перемен и новую значительную роль «творческого класса» в судьбе России и его собственной судьбе. Сами же представители нового творческого класса об этом еще мало догадываются.

Наличие многочисленного «творческого класса» России коренным образом может изменить традиционные экономические взгляды: инновационная экономика возникает и развивается только в условиях экономического кризиса, когда исчерпан ресурс традиционных секторов экономики. Все должно идти своим чередом. Однако никто не может противостоять творчеству: создание нового параллельного пути формирования инновационного общества на пике эффективности сырьевой экономики. Может быть, никто этого так не делал – это правда.

Но правдой является и то, что любая инновация всегда является творческим актом, и она неизбежно может появиться в стране, в которой так много творческих людей, умеющих находить неожиданные решения. Именно они могут создать новый путь формирования в ближайшие десятилетия реально действующего «инновационного общества» России. Хорошо известный принцип успешного новатора «Перегнать не догоняя!» работает и здесь.

Может быть, именно это подвигло нового Президента России Д. Медведева провозгласить в начале 2008 года курс развития России из пяти пунктов, два из которых хорошо нам известны – инновации и интеллект.

Библиографический список

1. http://www.njit.edu

2. Тоффлер, Э. Метаморфозы власти: пер. с англ. / Э. Тоффлер. – М.: ООО «Изд-во АСТ», 2002. – 669 с.

3. Crawford, P. In the Era of Human Capital: The Emergence of Talent, Intelligence, and Knowledge as the Worldwide Economic Force and What It Means to Managers and Investors. – New York: Harper Business, 1991. – P. 6.

4. Сакаия, Т. Японская экономика – реформирование индустриального общества в интеллектуальное: реформы премьер-министра Д. Коидзуми и тенденции в японской экономике. http: // www.erudition.ru

5. Холодная, М.А. Психология интеллекта: парадоксы исследования / М.А. Холодная. – Томск: Изд-во Том. ун-та; Москва.: Изд-во «Барс», 1997. – С. 10.

6. Большая советская энциклопедия.

7. Drucker, Реtег F. Post-capitalist society // Наrреr Вusiness, 1994. – 232 р.

8. Друкер, Питер Ф. Задачи менеджмента в XXI веке.: Пер.с англ. / Питер Ф. Друкер. – М.: Издательский дом «Вильяме», 2002. – 272 с.

9. Москвич, Ю.Н. Творцы и созидатели нового мира: откуда пришли и куда держат путь: Сб. Осмысление глобального мира. Отв. ред. Ю.Н. Москвич. [Серия: Библиотека актуальной философии] Вып. 1. / Ю.Н. Москвич. – Красноярск, 2007. – 176 с.

10. Образование для инновационных обществ в XXI веке. Заявление руководителей восьми ведущих стран мира, принятое на саммите G8 в Санкт-Петербурге, 16 июля 2006 года. http:// www.G8.ru

11. Gottfredson, L.S. Mainstream Science on Intelligence // Wall Street Journal. Decem-ber 13, 1994. – P. A18.

12. Стратегическая психология глобализации: Психология человеческого капитала: учебн. пособие / Под научн. ред. д-ра психол.наук, проф. А.И. Юрьева. – СПб.: Logos, 2006. – 512 с.

13. Россия. Планетарные процессы / Под ред. В.Ю. Большакова. – СПб.: Изд-во С.-Петербургского университета, 2002. – 732 с.

14. Москвич, Ю.Н. Глобализация и Россия: угрозы и возможности // Культура информационного общества: Сборник научных трудов / Под общ. ред. Л.В. Хазовой, И.А. Пфаненштиля. – Красноярск: ИПЦ КГТУ, 2003. – 206 с.

15. Юрьев, А.И. Финансовый капитал – форма прошлого, человеческий капитал – форма будущего // Журнал Санкт-Петербургский университет, 8, 30 мая 2007 года

16. Результаты экспертного опроса 1650 генеральных директоров крупных международных компаний Международного исследовательского центра The Economist Intelligence Unit в 2008 году, http://www.kellyservices.ru

17. Мир ценностей человека «общества знания»: новый синтез. Проблемы становления и развития национального самосознания: сб. ст. отв.ред. В.В. Башкеева [Серия: Русский национальный текст]. – Вып.3. – Улан-Удэ: Изд-во Бурятского госуниверситета, 2007. – 182 с.

18. Подцероб Мария Умные и ласковые. Какие умения и навыки будут нужны в 2020 г. // «Ведомости», 18.04.06.

19. Флорида, Р. Креативный класс: люди, которые меняют будущее. Пер.с англ. / Р. Флорида. – М.: Издательский дом «Классика-ХХI», 2005. – 421 с.

20. Образование в Российской Федерации. Статистический ежегодник. – М: ГУ ВШЭ, 2005. – 376 с.

21. Москвич, Ю.Н. Образование на пути к новым берегам: курс на сотворение человека нового мира. Психологическая наука и практика образования: современные тенденции: материалы II Всероссийской научно-практической конференции. Красноярск, 24–25 апреля 2008 года / Ю.Н. Москвич (отв.ред.); ред.кол.; Краснояр. гос. пед. ун-т им. В.П. Астафьева. – Красноярск, 2008. – 124 с.

22. Москвич, Ю.Н. Образование на пути к новым берегам: взрослые за партами школы универсальных работников будущего: Сб. Современные тенденции развития образования взрослых: материалы III Всероссийской научно-практической конференции. Красноярск, 16–17 июня 2008 года / отв.ред. Г.С. Саволайнен; Краснояр. гос. пед. ун-т им. В.П. Астафьева. – Красноярск, 2008. – 264 с.

23. Дмитриев, К. Пять шагов инновационно-инвестиционного прорыва. http://www.opec.ru 23.08.2006.

24. Белоусов, Д. Долгосрочное прогнозирование: от методологии к видению. http://www.opec.ru, 18.07.2006.

СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ

Колмаков Владимир Юрьевич

руководитель Исследовательский Центр современных гуманитарных технологий при СибГТУ

Kolmakov-vladimir@rambler.ru

Павлов Александр Павлович

Сибирский федеральный университет, к.ф.н., доцент кафедры социологии и общественных связей

engels@kraslan.ru

Володина Елена Владимировна

Сибирский государственный технологический университет, доцент кафедры социальной работы и социологии

Кудашов Вячеслав Иванович

д.ф.н., профессор, председатель Красноярского отделения РФО

vkudashov@mail.ru

Александров Вячеслав Григорьевич

Председатель правления Красноярского отделения Международного фонда славянской письменности и культуры

Иванов Владимир Иванович

Сибирский Федеральный университет, к.ф.н., доцент кафедры философии

Пугацкий Михаил Владимирович

Сибирский государственный технологический университет, к.ф.н., доцент кафедры политологии и права

Попов Андрей Николаевич

Сибирский государственный технологический университет, к.ю.н., доцент кафедры политологии и права, профессор РАЕ

Трашкова Светлана Михайловна

Сибирский государственный технологический университет, к.ю.н., кафедра политологии и права

Москвич Юрий Николаевич

Президент Сибирского института проблем глобализации, директор Центра стратегического прогнозирования и программ развития КГПУ им. В.П. Астафьева