Страница
Секции «Материалистическая диалектика – научный атеизм» |
Башкирское отделение Научного Совета
по методологии искусственного интеллекта при РАН
Башкирский государственный университет
Кафедра философии и методологии науки Белоногов Г.Е. ПРОБЛЕМЫ РАЦИОНАЛИЗАЦИИ СОЦИОГУМАНИТАРНОГО ЗНАНИЯ УФА
2005
Содержание:
Введение…………………………………………………………………..…..3 1. Переходный период в российской науке. Смена парадигм………..5 2. К истокам постмодернизма………….………………………………...12 3.
Пути преодоления кризиса социогуманитарного знания……...….18 Заключение…………………………………………………………….....…25 Список литературы…………………………………………………….......27 В 70-е гг.. 20 века
мир вступил в эпоху информационного общества, для которой характерно не
только увеличение количества естественнонаучных открытий и внедрение их
результатов в технологию производства, но и возрастающая роль человека как
субъекта исторического прогресса. Отсюда особенно важное значение приобретает
сфера социогуманитарного познания, объектом исследований которой и является
человек в его отличных от животного мира проявлениях: социальных,
психологических, экономических, педагогических и. т. д. Так, общественные
науки призваны оценивать (и не только в целом, но и на уровне отдельных,
конкретных научно-технических нововведений) результаты и тенденции
научно-технического прогресса с точки зрения интересов развития общества и
личности. Когда
наука всё больше становится необходимым условием развития, как производства,
экономики, так и других сфер общественной жизни, сам процесс практического
использования, а в определённой мере и получения научно-технических знаний
должен стать чётко планируемым и социально организованным. Таково объективное
требование нашей эпохи. Но
социогуманитарное знание явно не поспевает за бурным развитием
естественнонаучных дисциплин. Так, например, остаётся нерешённой одна из
колоссальных проблем порождённых НТР: противоречие между возрастающим в
геометрической прогрессии объёмом полезных знаний и системой образования
сложившейся в основных своих чертах ещё в доэйнштейновскую эпоху. Способна ли
философия как всеобщий метод научного познания указать верные направления
поиска эффективных форм организации социогуманитарных исследований,
адекватных требованиям НТР? Основанием для
большого скептицизма в этом вопросе служит господствующая в современной
академической философии парадигма постмодернизма, в том числе и в нашей
стране. Причём, в России речь идёт не только о росте учёных заявляющих себя
сторонниками данной концепции. Здесь приходится говорить о постмодернизме в
более широком понимании, а именно об элементарной деградации рационального
мышления наблюдаемой среди студентов, аспирантов, а зачастую и людей имеющих
научные степени по философии, историии, социологии, экономике и. т.д. Получается
порочный круг: социогуманитарные дисциплины тонут в терминологической
анархии, теряются в дебрях иррациональных подходов, а философия – призванная,
по своей сути, дать серьёзный анализ сложившейся ситуации и найти пути её
преодоления – в свою очередь витает в полумистических построениях и
оказывается не способной выполнить свою гносеологическую задачу. Это
тревожит многих. В печати уже появляются статьи учёных и деятелей культуры с
требованием обратить внимание на сложившуюся нездоровую ситуацию. Между тем,
без всестороннего развития, как отдельного человека, так и социума не
представляется возможным решение ни одной из глобальных проблем современности.
Вот, что пишет по этому поводу президент Академии гуманитарных наук В. Т.
Пуляев: «Все попытки рассмотрения экономических задач в отрыве от задач
развития человека, а также познание в нём только Homo economicus – собственника,
производителя, даже только потребителя материальных (вещественных) благ –
односторонняя, ограниченная, а потому ущербная точка зрения»; «проблема
человека – это комплексная проблема и её исследование предполагает интеграцию
наук, их взаимодействие, синтез, т. е. носит междисциплинарный характер».
(См. 8, с. 24) . 1. Переходный период в российской науке. Смена парадигм. Интеграция
гуманитарных исследований предполагает выработку единого категориального
аппарата. Ещё до относительно недавнего времени отечественная философия
использовала в качестве такового категории диалектического материализма:
материя и движение, время и пространство, качество и количество, мера,
единичное, особенное и всеобщее, противоречие, сущность и явление, содержание
и форма, необходимость и случайность, возможность и действительность и др.
Данные категории наряду с тремя универсальными законами диалектического
материализма (переход количества в качество, единство и борьба
противоположностей, отрицание отрицания) находили широкое применение в
различных областях науки, обеспечивая до известной степени целостность
восприятия широкого объёма информации, как учёными, так и
преподавателями-предметниками и обучаемыми. Никто
не отрицает, что в СССР философия была чрезмерно заидеологизирована,
подчинена политическим институтам тоталитарного общества. Но сугубо
технически метод диалектического материализма открывал широкие возможности
для систематизации социогуманитарного знания. Советский школьник наголову
превосходил своих сверстников из развитых капстран по знанию основных событий
новейшей истории, владению общей информацией о социальной структуре тех же
стран. Проблема заключалась в том, что истинное положение дел в самом
советском обществе не знал даже Генсек ЦК КПСС Ю. В. Андропов. Что
же происходит с социогуманитарными науками в настоящей российской
действительности? После краха КПСС монополия одной идеологически-философской
доктрины, поддерживаемая верхушкой государственной бюрократии уступила место
коктейлю из самых разных форм мышления, некритически воспринятых методологических
установок западных философских школ, мистических построений, религиозного
ренессанса и пр. Телевидение и радио, газеты и журналы, научные сотрудники и
школьные учителя как по команде стали ретранслировать этот коктейль в
передачах, публикациях, лекциях, учебниках, на уроках, не обращая внимания на
вопиющую несовместимость его ингредиентов. На
фоне расцвета культа гадалок, колдунов, астрологов наблюдается рост института
экспертов. А. В. Юревич отмечает: «Эта функция…очень прибыльна, свидетельством
чему служит возникновение всевозможных «независимых» исследовательских
центров, претендующих на обладание экспертным знанием и продающих его.
Естественно подобные фонды и институты возникают на базе тех дисциплин, куда
стекаются основные финансовые потоки, например политологии [по некоторым
оценкам паразитирующие на науке экспертные организации имеют совокупный доход
порядка 1 млрд. долларов в год, что составляет половину официального бюджета
нашей государственной науки]». (19, с. 35) С. Г.
Кара-Мурза в своей книге «Идеология и мать её наука» оценивает роль экспертов
в формировании постсоветского общественного сознания как отрицательную и
рассматривает механизм разрушения ими рационального мышления. «Как шёл
процесс иррационализации, навязанный экспертами реформаторов? Рассмотрим
структуру простых логических построений, которую используют политики.
Аристотель называл их энтимемами (риторическими силлогизмами) – неполно
выраженными рассуждениями, пропущенные элементы которые подразумеваются. Вот
схема, хотя и упрощённого, рассуждения: Данные (Д) – Квалификация (К) – Заключение
(З) | | Поскольку (Г) – Оговорки (0) | Ведь (П) В популярной книге А. Моля читаем:
«Аргументация определяется как движение мысли от принятых исходных данных (Д)
через посредство основания, гарантии (Г) к некоторому тезису, составляющему
заключение (З)». Подкрепление (П) служит для усиления «гарантии» и содержит
обычно хорошо известные факты или надёжные аналогии. Квалификация (К) служит
количественной мерой заключения (типа «в 9 случаях из 10»). Оговорки (О)
очерчивают условия, при которых справедливо заключение («если только не…»). В
митинговых рассуждениях обычно остаются лишь главные три элемента: Д-Г-З. Но
это абсолютный минимум. Аргументация ответственных политических дебатов
намного сложнее, в них требуется, например, отдельно обосновывать и выбор
данных, и надёжность гарантии, и методы квалификации. Что же мы наблюдали в
процессе реформы? Из аргументации были сначала полностью исключены
подкрепления, оговорки и квалификации. А затем была разрушена и чудовищно
искажена гарантия». Далее
приведя примеры вопиющей оторванности от реальных фактов заявлений экспертов
относительно «неэффективности» крупно-товарных сельских хозяйств в противовес
рекламируемому ими парцелльному фермерству С.Г. Кара-Мурза резюмирует:
«Вспоминая сегодня всё то, что пришлось слышать и читать за последние десять
лет у экспертов наших новых политиков, можно утверждать, что они сознательно
и злонамеренно подорвали существовавшую в России культуру рассуждений и
привели к тяжёлой деградации общественной мысли». (9, с. 205-206) Социальный
плюрализм «перестройки» очень скоро стал восприниматься изголодавшимися по
гласности людьми как плюрализм в отдельно взятой голове. Человек же с
эклектичным мышлением, как известно, становится более подверженным различным
психологическим манипуляциям с его сознанием, при чём их быстро сменяющиеся
векторы не вызывают у него такого внутреннего протеста какой возникает при
подобной смене установок у индивида с цельным мировоззрением. В переходный
период «перестройки» и «шоковой терапии», «парада суверенитетов» и
«противодействия сепаратизму», «краха авторитаризма» и «построения вертикали
власти» такой коктейль концепций и мнений очень выгоден для реализующей себя новой
властно-экономической элиты страны пришедшей на смену старой партийной
номенклатуре. В
90-е годы люди с мозаичным восприятием действительности легко становились
горячими поклонниками измышлений Резуна-Суворова о том, что якобы СССР
собирался напасть на Германию летом 1941 года. Учителя школ распространяли
фантастические данные А. Солженицына о 66 миллионах жертв сталинских
репрессий, озвученные им в интервью испанскому телевидению в 1976 году.
Презрев школьный курс математики, эти же люди несли деньги в «МММ», «Тибет»,
а многие известные артисты, надо полагать люди хорошо образованные, стали
жертвами пирамиды для состоятельных граждан – «Властелины». Приходится
констатировать, современные российские школьники не знают не то чтобы
таинства экономики зарубежных стран, но и дату начала Великой Отечественной
войны, то же самое можно отнести ко многим студентам ВУЗов. (Являясь научным
сотрудником Республиканского музея Боевой Славы, автор реферата часто
сталкивается с подобными случаями исторического невежества современной
российской молодёжи). Столь
чудовищное падение уровня преподавания гуманитарных дисциплин в учебных
заведениях нашей страны помимо общеизвестных материальных корней имеет своей
причиной и факт отказа от старой марксистко-ленинской парадигмы без достойной
замены её на более эффективную новую. Глубокий кризис отечественной науки,
вызванный кризисом всего общества, не был не только осмыслен, а напротив
конституировался при вышеотмеченной заинтересованности новой
властно-экономической элиты в виде навязанной обществу культуре
постмодернизма. Известный
публицист А. Тарасов даёт этому явлению резкую, но не лишённую оснований
социальную трактовку: «Постмодернистское общество … беззащитно перед власть
имущими – микрогруппы не способны объединиться, они с большим трудом
взаимодействуют друг с другом, будучи втайне враждебны друг другу и не
нуждаясь, друг в друге. …Самая большая, тщательно скрываемая тайна
постмодерна – это его исключительная политическая выгодность для правящей
элиты: элита консолидирована, ангажирована и предельно рациональна; она
владеет собственностью, получает прибыль, организует (строго рационально)
мировое производство и мировой политический процесс. Элита консервативна по
необходимости (без стабильности нет прибыли), не играет в постмодернистские
игры (носит строгие костюмы, учит детей в закрытых школах с классическим
образованием); постмодернизм навязывается элитой “среднему классу” и “низам”
– атомизированное общество безопасно (оно не может отнять у элиты
собственность, а, следовательно, и власть)…». (17) Постмодернизм,
отождествляемый с демократией в науке, отметает понятия логики, причинности,
системы, закономерности. Чрезвычайная пестрота исследовательских подходов,
постмодернистское «уравнивание в правах» чёткости и тавтологии,
доказательности и голословности, рационализма и агностицизма дезориентирует
не только интеллигенцию, но и общество в целом. Наглядно
иллюстрируют сложившуюся ситуацию в социогуманитарных дисциплинах данные по
результатам ЕГЭ приведённые О. В. Кишенковой в статье «Что знают выпускники о
политической сфере жизни общества?». Автор сообщает, что наибольшие сложности
у учащихся вызвали задания на выявление существенных сторон и качеств
политической системы, выявление признаков государства. В большой степени они
объясняются разночтениями в определениях данных понятий в учебной литературе.
Например, понятие «государство» в учебнике «История Отечества» под редакцией
Дмитренко определяется как «главный институт политической системы,
организация, обладающая верховной властью на определённой территории».
Преподаватель Н. А. Амельченко на уроке «Государство, его основные признаки и
функции» предлагает учащимся другое определение: «Государство – это
учреждение, орган политической власти общества, осуществляющий деятельность в
разные периоды». (10) Оба
эти определения, представляющие собой набор слов, не годятся для подготовки
ответа к заданиям ЕГЭ. Качество тестов самого ЕГЭ также весьма сомнительно Задание №7. Тоталитарное
государство характеризуется следующим из перечисленных признаков: 1)
развитая система законов, защищающих права личности 2)
свободное развитие различных общественных движений и
политических партий 3)
полномочия главы
государства не ограничены законом 4)
построение государственного аппарата по принципу разделения
властей. (См. там же) Курсивом выделен предполагаемый
правильный вариант ответа. Разработчики заданий здесь явно проводят
апологетику правового фетишизма. Как будто закон есть некая стоящая над
обществом субстанция, не зависящая от его структуры и «работающая» при любых
обстоятельствах. Однако история полна случаями, когда при самых деспотичных
тоталитарных политических режимах декоративно существовали демократические
законы. Далеко идущие последствия падения
культуры научного мышления в области гуманитарных наук сказываются не сразу,
но проявятся неизбежно в недалёком будущем. В условиях современного быстро
меняющегося мира, российскому обществу требуются квалифицированные учёные –
экономисты, социологи, историки, которые должны быть способными дать чёткий
прогноз дальнейшего развития страны, просчитывать воздействие тех или иных
факторов на социальную ситуацию и экономическую безопасность. Но таких специалистов едва ли можно
получить, если преподавать экономику по учебникам Абалкина, Аганбегяна,
Гавриила Попова и других одиозных «лидеров переходной экономики». У них
рынок, базовое понятие нашей эпохи, определяется тавтологией – «это обмен,
организованный по законам товарного производства и обращения». (См. 14, с
11.) Методологически определение ниже среднего, экономически безграмотно.
Рынок – это обмен, значит, обмен это рынок? Непонятно, зачем понадобилось
выдумывать безжизненную дефиницию, когда в марксистко-ленинской политэкономии
сложилось вполне ясное определение: рынок – это общественное явление обмена,
купли-продажи товаров, которое через механизм ценообразования приводит к
эквивалентности стоимостные потоки между производством и потреблением.
Приведённое определение работает в экономической науке, потому что
выражает суть явления рынка, его глубинное содержание в эпоху капитализма. Содержание
исторического явления не придумывается, а открывается. Со временем оно
трансформируется в нечто иное и тогда понадобится изучать новое содержание и
давать новое определение. Нельзя не согласиться с точкой зрения А. Г.
Глинчиковой изложенной в статье «Капитализм, социализм, индустриальное
общество – к вопросу о соотношении понятий»: «Мы можем уйти от понятия, но мы
не можем уйти от понимания сути общества, в котором мы живём.… Ведь понятия –
это институт познания действительности. Если этот институт устарел, то это
означает, что действительность ушла вперёд, а люди продолжают пользоваться
теми понятиями, которые были адекватны совершенно иной реальности». (3, с.
36) К сожалению, столь очевидной истины не желают признавать авторы учебников
и методической литературы. Между
тем, сложившаяся нездоровая ситуация в научно-интеллектуальной сфере жизни
российского общества является не только частной проблемой конкретной страны,
вызванной локально-историческими причинами, но и проявлением общего духовного
кризиса мировой цивилизации, симптомом которого служит засилье культуры
постмодернизма. Для более глубокого понимания ситуации следует рассмотреть
данную культуру в контексте её истоков. 2. К истокам постмодернизма. Среди исследователей явления
постмодернизма доминирует тенденция датировки его возникновения и
концептуального оформления периодом 1950-х-70-х гг. Как показывает в своём
фундаментальном исследовании постмодернизма Илья Ильин, общетеоретические предпосылки
основных представлений этого комплекса были заложены в концепциях
постструктурализма. «Постструктурализм, если рассматривать его в целом, выступил как широкое идейное течение
западной гуманитарной мысли, оказывающее в последнюю треть века сильнейшее
влияние на гуманитарное сознание Западной Европы и США. Свое название он
получил потому, что пришел на смену структурализму как целостной системе
представлений и явился своеобразной его самокритикой, а также в определенной
мере естественным продолжением и развитием изначально присущих ему тенденций.
Постструктурализм характеризуется, прежде всего, негативным пафосом по
отношению ко всяким позитивным знаниям, к любым попыткам рационального
обоснования феноменов действительности, и в первую очередь культуры». (6, с.
15)
Постструктурализм и деконструкция как философско-литературный метод
являются плодом западного левого интеллектуального течения. Наиболее
известными из его представителей являются французские интеллектуалы - Мишель Фуко,
Жак Деррида, Ролан Барт, Юлия Кристева, а также радикальные американские
теоретики - Гайатри Спивак, Джон Бренкман, Майкл Рьян.
Наглядной иллюстрацией идейного содержания
постструктурализма служат взгляды М. Фуко. В наиболее концентрированном виде они
были выражены им в статье «К критике политического разума»: «Одной из задач
Просвещения было приумножение политической власти разума. Однако люди XIX в. очень быстро начали задаваться вопросом, не
становится ли разум чересчур могущественным в наших обществах. Они стали
проявлять тревогу по поводу смутно угадываемого отношения между обществом,
устремлённым к рационализации и опасностями, нависшими над индивидом и его
свободами, человеческим видом в целом и его выживанием. Наконец мы видим, что государственный
интерес как рациональное управление, способное усилить мощь государства в
согласии с ним самим, предваряется построением определённого типа знания».
(18, с. 301) «Управление людей людьми – вне зависимости
от того собраны ли они в небольшие или в крупные группы, идёт ли речь о
власти мужчин над женщинами, взрослых над детьми, одного класса над другим
или бюрократии над населением, - предполагает определённую форму
рациональности, а отнюдь не физическое насилие». (Там же, с. 316) М.
Фуко предлагает разрубить подавляющие человеческую свободу отношения власти и
рационального мышления: «Поэтому те, кто сопро-тивляется определённой форме
власти и восстаёт против неё, не должны довольствоваться изобличением насилия
и критикой отдельного института. Недостаточно судить разум в целом.
Необходимо поставить под вопрос действующую форму рациональности… Достаточно
исследовать рациональность зарождавшегося государства и посмотреть на первый
полицейский проект, чтобы понять, что с самого начала государство было одновременно
индивидуализирующим и тоталитарным. Противопоставлять ему индивида с его
интересами представляется столь же необоснованным, как и противопоставлять
сообщество его требованиям. Политическая рациональность развивалась и
устанавливалась на всём протяжении истории западных обществ. Вначале она была
укоренена в идее пастырской власти, затем в идее государственного интереса.
Индивидуализация и тоталитаризация являются её неизбежными следствиями.
Освобождение может состояться только в виде выступления против самих основ
политической рациональности, а не против одного из её следствий». (Там же) Иными словами, автор, критикуя классовую
обусловленность интеллектуальной жизни буржуазного общества, стремился
разрушить его идеологические механизмы, оправдывающие порабощение человека
человеком путём разрушения системного знания. В беседе с Д. Тробадором (1978г.) М. Фуко
критикует представителей Франкфуртской школы за то, что они считали, что
человеку свойственна постоянная природа, которую либо стимулируют, либо
уродуют общественные отношения. По мнению же Фуко, никакой постоянной природы
у человека нет, и «на протяжении всей истории люди непрестанно строили самих
себя, то есть постоянно изменяли свою субъективность, формировали себя с
помощью бесконечной и многообразной серии различных субъективностей, которые
никогда не иссякнут и не приведут нас к тому, что есть человек». (18, с. 257) Несмотря на
внешнее сходство позиции Фуко с марксизмом в понимании непостоянной природы
человека, он не вернулся к анализу социального генезиса сущности человека, а
описывает её как спонтанную реализацию, зависящую от внешних факторов,
степень воздействия которых на последнюю просчитать нельзя. Между тем, на
практике эти факторы – моральные нормы, ценностные установки, воспитательные
механизмы, дух конкуренции за место под солнцем формируются в рамках того же
классового общества и с раннего детства задают траекторию развития индивида.
Системное же знание является лишь одним из таких факторов, причём не только
легитимизирующим систему насилия в обществе, но и дающим возможность для
развития критического мышления, чему есть множество примеров в истории.
Постструктуралистское же уравнивание в правах самых противоположных
концепций, интерпретаций и мнений в современном быстро меняющемся мире
оказывается даже более выгодным господствующему классу, чем рационализм,
позволяя вообще никак не обосновывать свою идеологию, а преподносить её как
некую данность. Критерием учёности в таком случае служит принцип – тот лучший
учёный, кто лучше говорит. И. Ильин пишет: «Все основные представители
постструктурализма (Ж. Деррида, Ж. Делез, Ф. Гваттари, М. Фуко, Ж. Лакан, Р.
Барт, Ю. Кристева), что, кстати, очень характерно вообще для теоретической
мысли конца XX в., активно используют художественную литературу для
доказательства и демонстрации своих гипотез и выводов. В этом отношении
постструктурализм, находится в общем русле той тенденции научного мышления
современности, для которого изящная словесность стала испытательным полигоном
для разного рода концепций философского, культурологического,
социологического и даже научно-естественного характера. Сама специфика научного мышления, заострённого на языковых
проблемах и апеллирующего не к языку логического и строго формализованного
понятийного аппарата, а к языку интуитивно-метафорических, поэтически
многозначных понятий, вызывала повышенный интерес к проблематике
литературно-художественного свойства. …При таком подходе литературоведение,
со своей стороны, перестает быть только наукой о литературе и превращается в
своеобразный способ современного философствования». (6, с. 15) Междисциплинарная природа
постструктуралистской мысли как рефлексии на современное состояние
гуманитарных наук, рефлексии, берущей в качестве точки отсчета тезис о
художественно-литературном по самой своей сути характере человеческого
мышления, нашла наиболее яркое выражение в текстах Ж.Деррида, на авторитет
которого, вне зависимости от степени приятия или неприятия его идей,
ссылаются все, кто занимается данной проблемой. При этом его всемирная
популярность находится в вопиющем противоречии со сложностью его манеры
изложения своих идей. «В своей ранней работе «Структура,
знак, и игра в дискурсе о гуманитарных науках», впервые представленной в виде
выступления на конференции «Наука о человеке» в 1966 г. в Университете Джонса
Хопкинса, Деррида – отмечает И. Ильин – сформулировал практически все
основные положения своей системы взглядов, составившие впоследствии
«обязательный канон» теории постструктурализма: идея децентрации структуры,
идея «следа», критика многозначного понятия «наличие» и концепции «целостного
человека», а также утверждение ницшеанского принципа «свободной игры мысли» и
отрицание самой возможности существования какого-либо первоначала,
«первопричины», или, как его называет ученый, «происхождения» любого
феномена, его origine». (7, с. 19) Деррида в отличие
от теоретиков Франкфуртской школы, утверждавших, что любой
стандартизированный язык, язык клише является средством утверждения
господствующей идеологии, направленной на приспособление человека к
существующему строю, уходит в своих работах от социального аспекта и
оперирует крайне абстрактными проявлениями «господства» вообще, господства,
выразившегося в системе западных «логико-грамматических структур». (4, с.
231) Вся восходящая к
гуманистам традиция работы с текстами выглядит в глазах Дерриды как порочная
практика насильственного «овладения» текстом, рассмотрения его как некоей
замкнутой в себе ценности, вызванного ностальгией по утерянным
первоисточникам и жаждой обретения истинного смысла. Поэтому он и утверждает,
что понять текст для гуманистов означало «овладеть» им, «присвоить» его,
подчинив его смысловым стереотипам, господствовавшим в их сознании. В этой
перспективе становится очевидным, что в основе деятельности Дерриды лежит тот
же импульс, который определил разоблачительный пафос всей западной
постструктуралистской мысли: доказать внутреннюю иррациональность буржуазного
(возводимого в ранг общечеловеческого) образа мышления, традиционно и, с
точки зрения постструктуралистов, более чем незаслуженно и даже незаконно
претендующего на логичность, рациональность, разумность и упорядоченность,
что в целом и обеспечивало его «научность». Именно этой традиционной форме
научности и должна была противостоять «грамматология» - специфическая форма
«научного» исследования, оспа-ривающая основные принципы общепринятой
«научности». (5, с. 241-242) Обилие оговорок и закавыченных
понятий в работах Деррида и других теоретиков данной философской рефлексии
показывает последовательное стремление последней к обновлению не только
методов и объектов исследования, но и самого метаязыка. То есть в этом плане,
несмотря на неприятие многими постструктуралистами обозначения своих
«дискурсов» некоей концептуальной системой, можно говорить о смене
философско-методологических парадигм в последней трети 20 века. Методологический агностицизм
постструктурализма в культуре постмодернизма был реализован как отказ от
серьёзности и всеобщий плюрализм. Различие между постмодернизмом и
постструктурализмом состоит, в первую очередь, в том, что если
постструктурализм в своих исходных формах ограничивался сферой
философско-литературоведче-ских интересов, то постмодернизм уже в 1980-е гг.
стал претендовать на выражение общей теоретической надстройки современного
искусства, философии, науки, политики, экономики, моды – идеологической
надстро-йки классового общества постиндустриальной эпохи. Парадокс того, как антисистемные и
бунтарские по своим истокам идеи постмодернизма легли в основу идеологии
общества господства и подчинения, является хорошей иллюстрацией мысли автора
книги «Собственность и управление», посвященной социальным процессам
классового общества, В. Бугеры: «Любые идеи и фразы можно использовать для
укрепления власти капитала, если ловко использовать их и умело организовывать
и направлять их сторонников…». (2, с. 256) 3. Пути преодоления кризиса социогуманитарного знания. В
докладе вице-президента Российской Академии Наук В.П. Борисен-кова на
собрании, посвященном её 60-летию, было отмечено, что в информа-ционную эпоху
«создаются объективные предпосылки для пересмотра теоре-тических основ и
технологий системы массового образования…Преодоление репродуктивного стиля
обучения и переход к новой образовательной пара-дигме, обеспечивающей
познавательную активность и самостоятельность мышления учащихся, является
одним из стратегических направлений в мо-дернизации образования. Школа должна
научить мыслить и научить учить- ся – вот педагогические императивы
современной эпохи». (См. 8 с. 21) Постмодернизм – это мир мистификации, мир
легко манипулируемых индивидов без прошлого, с размытым настоящим и не
задумывающихся серьёзно о будущем. Если деятельность институтов науки и
образования направлена, судя по заявлениям их представителей, на оптимизацию
условий воспитания всесторонне развитой, критически мыслящей молодёжи,
способной усвоить конструктивные ценности демократии, социальной
справедливости, гуманизма, уважения к правам и свободам человека, то придётся
признать необходимость преодоления анархии в гуманитарных дисциплинах и
философии как одно из непременных условий достижения заявленной цели. Определённые
шаги в решении этой задачи уже намечены в работах некоторых отечественных
философов. Ценные наработки были созданы в 1980-е гг. Их дальнейшее развитие,
с учётом изменившихся общественно-политических реалий, представляется весьма
перспективным направлением усовершенствования методологии социогуманитарного
познания. Своеобразным
плацдармом для такого продвижения могут послужить работы доктора философских наук,
профессора А. И. Ракитова. В них анализируются такие важные для исторического
исследования понятия, как исторический факт, историческая истина, законы
истории, рассматривается структура, и содержание исторического времени,
особенности исторического и естественнонаучного познания. (15) Прикладной
интерес вызывает совместное исследование философов А.М. Коршунова и В.В.
Мантатова «Диалектика социального познания». Авторы раскрывают сложную
природу познания социальных явлений, его структуру, применяемые в нём методы,
дают аргументированную критику подходов к социальному познанию сложившихся в
западной философии. Рассматривая специфику формирования объективной истины в
общест- венных науках, авторы обсуждают актуальные для этих наук проблемы
ценности, понимания и истолкования текста, знака и символа, анализируют
тенденцию гуманизации стиля современного научного мышления. Сопоставление
позиций изложенных в «Диалектике социального познания» с взглядами Ж. Деррида
по проблеме интерпретации культурных источников не даёт основания считать
советскую философскую традицию изжившей себя формой идеологии, которая была
не в состоянии адекватно реагировать на новые идеи и аккумулировать их
положительные наработки в своём развитии. Так, приведя мысль В.И. Ленина о
том, что «…Нельзя развивать новых взглядов иначе как полемически», авторы
книги пишут: «Понимание всегда сотворчество, ибо это истолкование объекта с
точки зрения субъекта. Это сложный и неоднозначный процесс, совершающийся в
глубинах человеческого сознания и требующий мобилизации всех интеллектуальных
и эмоциональных способностей человека. Как правило, интерпретатор
«вычитывает» в изучаемых культурных феноменах больший смысл, чем тот, который
вложен автором. Каждая новая интерпретация несёт с собой новый смысл. Такова
специфика гуманитарного знания как творческого диалога, осуществляющегося в
плане столкновения разных концептуальных «систем отсчёта» - интерпретируемой
и интерпретирующей. Существует широкий простор для творческого воображения
при интерпретации социально-культурной реальности, но есть факторы,
ограничивающие полёт фантазии». (11, с. 65-66) К таким факторам Коршунов и
Мантатов относят: ограниченность интерпретации предметной областью, условие
взаимопонимания в рамках диалогической ситуации, критическое рассмотрение
самих предпосылок познания, необходимость согласования интерпретации с
принятой идеологической позицией. Игнорирование
причинно-следственной ткани бытия является одной из главных проблем
постмодернистского образа мышления, разрушительно отражающейся на
гуманитарном знании. Советский философ В.П. Огородников в 80-е г.г., предвидя
эту опасность индетерминистских концепций, рассматривал проблему детерминизма
применительно к научному познанию. Именно в его монографии «Познание
необходимости. Детерминизм как принцип научного мировоззрения» перед
философской наукой ставилась на повестку дня задача разработки целостной
концепции детерминизма, а также поднимался вопрос о классификации типов и
форм детерминации. Проводя конкретный анализ типов детерминации, автор
высказал ряд идей о соотношении необходимости и случайности, причин и условий
становления нового. Несмотря на ряд дискуссионных моментов и то, что В.П.
Огородников оставил в тени специфически социальные
аспекты человеческой деятельности, её структурирование, мотивы, потребности,
средства и результаты и. т. д. книга ценна тем, что затрагивает сложнейший
вопрос о соотношении научного плюрализма с «плюрализмом» детер-минизма. (13) Имеется
много других талантливых авторов, чьи исследования были прерваны распадом
СССР, стали невостребованными наступившей эпохой постмодерна, но от этого не
потеряли свою ценность для поиска путей интеграции социогуманитарных наук,
усовершенствования логических инструментов познания, реформирования
преподавания общественных дисциплин. Ещё древние мыслители-диалектики заметили,
что процессы проте-кающие в мире, в том числе и общественные изменения, носят
двойственный характер. Поэтому нельзя рассматривать распад СССР и крах
господ-ствовавшей в нём марксистко-ленинской парадигмы только в отрицательном
для развития отечественной науки контексте. Наряду с бурным ростом
философко-религиозных мистификаций, пренебрежительным отношении гуманитариев
к логическим нормам мышления продолжали развиваться и предпосылки для нового
витка развития объективной картины мира в его единстве и многообразии. Ещё 20
лет назад было невозможно представить научную критику догматов ленинского
«Материализма и эмпирио-критицизма», тогда были существенно ограничены
возможности для знакомства советских философов с работами западных учёных,
даже марксистской традиции, т.к. над ними довлели ярлыки «оппортунизма»,
«ревизионизма», «антисоветизма» и др. «измов». В этом плане 90-е годы открыли
для учёных остававшихся на позициях диалектического матери-ализма и его новых
адептов широкие возможности для творческого синтеза философско-социальных
исследований запада и востока в поиске ответов на вопросы, выдвигаемые ходом
истории. За последнее пятилетие появился целых ряд
отечественных публикаций посвященных такой проблеме современности как
глобализация в её многообразных проявлениях. Одно из центральных мест здесь
занимает общественно-политическое издание «Альтернативы», выпускаемое группой
видных российских ученых. Из них, в первую очередь, нужно отметить работы
доктора экономических наук, профессора МГУ А.В. Бузгалина. В своих статьях и
монографиях он, опираясь на принципы марксовой политэкономии, рассматривает
усиление гегемонии транснациональных корпораций, анализирует их
взаимодействие с национальными государствами, характеризует в соответствии со
своими реформистскими взглядами роль «альтерглобалистского движения» как
противовеса негативным последствиям глобализации. Оригинальный
многоплановый исторический анализ и философское осмысление
социально-экономических категорий собственности и управления, различных типов
общественных отношений, наблюдающихся в истории человечества, а также поиск
ключей к пониманию сущности человека в его разнообразных проявлениях
развивается в книгах и статьях представителя новой генерации
философов-материалистов В.Е. Бугеры: «Собственность и управление», «Сущность
человека» и др. Философ, оставаясь на позициях диалектического материализма,
ставит под сомнение правомерность формационного подхода к изучению мировой
истории в том виде, каком он был изложен у К. Маркса, обращая большое
внимание на конкретную специфику функционирования античной и азиатской
цивилизации. (2) В
свете развития концепции материалистических взглядов на историю интересна
также статья А.В. Савченко «К теории познания исторического материализма», в
которой отстаивается социальная обусловленность познания и, в частности,
даётся критика известной ленинской работы «Материализм и эмпириокритицизм»,
где произошёл откат к домарксову материализму с вытекающими отсюда
схоластическими искажениями в философии «марксизма-ленинизма». Целостную
материалистическую теорию познания, по мысли автора, ещё предстоит создать и
здесь можно использовать наследие другого ученика Маркса – Александра
Богданова. (16, с. 41-71) Вопросы
теории познания, интеграции накопленных научных знаний о мире, поиска новых
методологических решений в рамках рационального мышления как ценности
человеческого сознания зарекомендовавшей себя в качестве непременного фактора
прогресса развиваются в формах усовершенствования логического аппарата науки.
Большие
возможности для рационализации социогуманитарного знания порождают
современные информационные технологии. Создание логических компьютерных
программ поможет школьникам и студентам привить навыки стройного
доказательного мышления. Логически мыслить, понимать и говорить человека
эпохи НТР необходимо учить на протяжении всего времени обучения. Это даёт
возможность воспитывать рефлексирующих, рассудительных граждан, обладающих
интеллектуальными навыками извлечения смысла из того, что они слышат и
читают, и передачи смысла в том, что они сами говорят и пишут. Конечно,
гуманитарные науки имеют ряд своеобразных черт, затрудняющих их логическую
формализацию и систематизацию. Однако логика тоже не стоит на месте,
стремительно развивается её аппарат, более гибкими становятся её механизмы. Так,
К.И. Бахтияров разрабатывает проблемы интеграции языковых форм на основе
логико-математических символов с предполагаемым при-менением достижений в
этой области к разработке искусственного интеллекта, созданию единого
универсального алфавита науки и другим отраслям знания. (1, с. 52-60) О
сложностях, встречающихся на этом пути, пишут Л. Леоненко и А. Цофнас в
статье «Об адекватности логического анализа философскому рассуждению». Их
слова можно расценить как упрёк постмодернистам от философии: «Кто рискнёт
сегодня сказать, что в целом качество философской работы сегодня выше, чем во
времена Платона и Аристотеля? А ведь за два с половиной тысячелетия наука
убежала далеко вперёд – благодаря не столько тому, что многократно усилены
материальные средства научного исследования, сколько тому, что теории стали
глубоко формали-зованными. Но вот исследование фундаментальных проблем науки,
буквально пронизанной теперь математикой, философ зачастую проводит таким же
языком, на каком он вёл бы обыденные разговоры. Это, разумеется, не
способствует росту доверия учёных к философии… Философ может, конечно,
сказать в своё оправдание, что его пренебрежение к формализмам вызвано
стремлением быть понятным максимально большим числом людей. «Жизненный мир, -
может сказать он, - вовсе не сводится к науке, и пора покончить с настрявшим
в умах «логоцентризмом». Он может также сослаться (на философскую же!)
максиму, согласно которой только в натуральном языке обнаруживаются корни
всех философских проблем, а формулы якобы «способны засушить всякую живую
мысль». А кто-то свою приверженность к чисто вербальной работе оправдает
тезисом: философия сродни поэзии, и для поэта работа со словом первична по
отношению к работе со смыслом». (12, с. 85-86) Значение
законов логического мышления (известных ещё со времён Аристотеля – тождества,
не противоречия, исключённого третьего и достаточного основания) состоит в
том, что они всегда позволяют исследователям из истинных посылок делать
логически правильный вывод, что является основой всякого познания. Логика
есть враг необоснованных суждений, суеверий и предрассудков и служит основой
всякого эффек-тивного познания. В
эпоху информационного общества возрастает роль человека как субъекта
исторического прогресса. На этом фоне всё заметнее становится растущее
противоречие между бурным развитием естественно-технических наук и
отставанием социогуманитарного знания. Господствующая
в гуманитарных исследованиях парадигма постмодернизма усугубляет данное
противоречие, низводя дисциплины изучающие человека и общество, а также
философию, формирующую общую картину мира до положения литературных
«дискурсов» не дающих ответа ни на одну из глобальных проблем современности. В
России постмодернизм де-факто пришёл на смену марксистко-ленинской парадигме
в результате краха СССР, вызвав деградацию культуры рационального мышления и
способствуя атомизации российского общества. Процесс
постмодернистской деконструкции системного социогуманитарного знания и
целостного мировоззрения на уровне отдельного индивида облегчает
манипулируемость общества в целом, снижает критические барьеры на негативные
злоупотребления властной элиты, консервируя тем самым возможности социального
прогресса. Парадокс
постмодернизма состоит в том, что, зародившись на Западе как левое
интеллектуальное течение, ставившее своей целью подрыв системы иерархически
организованного насилия над человеком, оправдываемой якобы рациональными
идеологемами, эта культура в условиях информационного бума НТР стала отвечать
интересам элиты классового общества как средство тотальной атомизации
потенциальных структур своих оппонентов. Постмодернистская
культура оправдывает вопиющие факты разрушения логического мышления, не
признавая за ним ценности, дающей человеку возможность адекватно воспринимать
причинно-следственную ткань объективной реальности, что ставит под удар не
только социо-гуманитарные науки и философию, но и весь спектр человеческого
познания. Против такой угрозы со стороны постмодерна
уже выступили многие ученые и представители российской интеллигенции. Среди
них – крупные деятели образования, философы – продолжатели марксистской
материа-листической традиции, специалисты в области логики, журналисты и
профессиональные историки. Все они продолжают отстаивать принципы
рациональности как непременного условия человеческого и общественного
прогресса. Список литературы. 1. Бахтияров К.И.
Символы универсального языка и генетический квадрат доминант // Вестник
Московского университета. Серия 7. Философия – 2004. №5. С 52-60. 2. Бугера В.Е.
Собственность и управление: Философско-экономические очерки – М.: Наука,
2003. 345с. 3.
Глинчикова А.Г. Капитализм, социализм, индустриальное общество – к вопросу о
соотношении понятий // Вопросы философии – 2001. №9. С 35-36. 4. Деррида Ж. О грамматологии – М.: “Ad Marginem” 2000. 511с. 5. Деррида Ж. Письмо и различие – С-Пб.:
Академический проект, 2000. 427с. 6. Ильин И.П. Постмодернизм от
истоков до конца столетия: эволюция научного мифа – М.: Интрада. 1998. 205с. 7. Ильин И.П. Постструктурализм.
Деконструктивизм. Постмодернизм. – М.: Интрада 1996. 235с. 8. История и обществознание в школе – 2003. №3 С 19-26. 9.
Кара-Мурза С.Г. Идеология и мать её наука – М.: Эксмо, 2002. 256 с. 10. Кишенкова
О.В. Что знают выпускники о политической сфере жизни общества // История и
обществознание в школе – 2003. №1. С 48-57. 11. Коршунов
А.М., Мантатов В.В. Диалектика социального познания – М.: Политиздат, 1988.
381 с. 12.
Леоненко Л., Цофнас А. Об адекватности логического анализа философскому
рассуждению // Вопросы философии – 2004. №5. С 85-98. 13.
Огородников В.П. Познание необходимости. Детерминизм как принцип научного
мировоззрения – М.: Мысль, 1985. 207с. 14.
Радостев Ю.П. Марксистская теория экономического развития капитализма –
С-Пб.: Кольна, 1995. 125 с. 15.
Ракитов А.И. Историческое познание – М.: Политиздат, 1982. 302 с. 16. Савченко А.В. К теории познания исторического
материализма // Сборник - Исторический материализм в XXI веке: необходимость обновления – М.: Спутник, 2005. С 41-71. 17. Тарасов А.В. Десятилетие позора: Тезисы обвинительной
речи – www. Left. ru 18. Фуко М. Интеллектуалы и власть ч. 2 – М.: Праксис,
2002. С 318. 19. Юревич А.В.
Звездный час гуманитариев: социогуманитарная наука в современной России //
Вестник Московского университета. Серия 7. Философия – 2003. №2. С 34-40. |