|
|
Секция “Философия действия” НАУКА О ПРОЕКТИРОВАНИИ КАК СОЦИОКУЛЬТУРНАЯ ТЕОРИЯ Солодкий Валерий Викторович начальник аналитического отдела |
|
|
|
Попытки
переосмысления философии и подходов к реконструкции философских идей обусловлены, вероятно, не только
внутрифилософскими проблемами и проблемами коммуникации и взаимопонимания
внутри философского сообщества. За этим, вероятно, стоят и некоторые проблемы
с реализацией философией определённой роли в современном мире, а также поиск
тех свойств философии и тех объектов философского внимания, которые могли бы
позволить эту роль усилить. Как для самой философии, так и для связанных с
ней научных, консультационных, экспертных, проектировочных и других духовных
практик. Тем более имея в виду ту пользу, которую переосмысление прошлого
может давать для мира будущего и для места философии в этом будущем. Эта
устремлённость и обращённость влияния
в будущее на основе вечных и непреходящих ценностей мышления самой
философии во все времена и в различных смыслах уже указывает на некоторую
проективность как свойство самой философии. Приобретение разными практиками
существенного проективного акцента и попытка превращения проектирования в
тотальное производство, мета-поиски и теоретические изыскания в
проектировании делают, тем самым, проектирование, его теорию и методологию
особо важным объектом для философии. Тем более, что попытки теоретических
изысканий в области проектирования требуют дальнейшего уточнения оснований,
разработки методологии и исследовательских программ. Для
современной науки вообще и в особенности для таких "потенциальных
наук" как "теория проектирования" существование науки в
культуре или ее бытие "как культуры", ее культурное значение и
взаимовлияние с возможностями человека и с возможным человеком, с его
существованием становится важным аспектом
ее культурного существования.
Более того, можно утверждать, что эта связь, это значение для науки
становится обуславливающим и ее гносеологическую структуру, и основное
содержание. Выступая
как апелляции к "практическому разуму" и как возможности его
конкретизации, такого рода теории должны в своей разработке и реализации
выступать прежде всего как социокультурные теории. С другой стороны, их
предметом и материалом для исследования, объектным основанием является
процесс и содержание рационализации. Как процесс разворачивания культуры в ее
формировании, в ее переходах относительно форм. И этот процесс рационализации
культуры требует для понимания и объяснения себя своей, особого типа теории,
науки. А при этом именно формы этой рационализации выступают, внутри
конкретно-исторического периода, основными онтологическими основаниями
формирования ситуаций и, тем самым, основными источниками и носителями
природы возникающих проблем. И, с этой стороны, определяющими тип необходимой
науки вообще. Осмысленная в определенной норме, эта рационализация
представляет собой проективное отношение, а ее теория - общую теорию проектирования. Не столько как имевшую место ранее попытку
исследователя обобщить содержание внутри-процессуальной стороны совершаемых квазипроектировочных
актов, сколько осмысление со стороны
внешних по отношению к этим актам, более широких оснований проектирования -
как определенных форм и содержаний социальности, с одной стороны, и
мыслимости, с другой. Это ставит в совершенно другую плоскость рассмотрения
как вопросы связи теоретического и эмпирического исследования, так и вопросы
организации научного движения, становления, разворачивания научного знания. И
организации самой культуры. Да и
в самой по себе современной науке в целом связи между эмпирией и теорией, в
своих формах и содержаниях, таковы, что подводят к пониманию науки как
построенной на таком видении ее деятельностного основания, которое саму науку
делает по предмету и методу, по идеалам - "технологической", а по
типу связи "эмпирия - теория" - "формально-дедуктивной" с
ведущей ролью не столько эмпирии или теории, сколько связей между ними; по
содержанию - в той или иной степени фундаментальным или
специализированно-прикладным (сферным) познанием определенных
артикулированных элементов всеобщей структуры деятельности. Рассмотрение
современной науки в целом как науки о проектировании ставит другие акценты и
в возможных связях между философией и наукой, а также в их внутренней
систематизации, задает возможность выстраивания особой исследовательской
программы, разработка которой не входила здесь в задачи автора. Что
есть эмпирия здесь, внутри какого процесса мы ее рассматриваем? По отношению
к процессу становления науки осуществляются попытки движения от одной
ситуации в теории к другой через событие перестройки способа мышления (именно
это событие должно фиксироваться), которое лишь отражается в способах понимания, которые (способы понимания) и
являются (а точнее, могут явиться или не явиться при наличии устремленности
теории на их интерпретацию) эмпирическими фактами, тогда как
"событие", точнее, изменение положения в самой реальности есть лишь
указывающее на то, что "есть все", равное "может стать
все" (в определенных пределах), при условии, что мышление обо всем
существует - как равное всему. Эта
позиция опирается на определенные философские традиции. И не только
гегелевский панлогизм. К такой неклассической рациональности нас приближают с
разных сторон. В частности, феноменология Э. Гуссерля и его последователей
ставит рядом с событием в "реальности" событие в мышлении
(мышления), а не просто отражения события реальности; позитивизм обнаруживает
диалектику формы и содержания с той стороны, которая позволяет рассматривать
в основном именно формность как предметность. То есть пространство мышления в
его формировании онтологизируется, а субъект проходит в познании и
деятельности этот же путь на уровне онтогенеза (т. е. отсылка уже к более
ранним традициям). Перейдем
теперь от обще-гносеологических аргументов в требованиях и обосновании
современной науки как науки проективной к аргументам и обоснованиям, имеющим
характер внутри-"генетический" (в плане процесса исторического
формирования самой науки как субъектно-объектных отношений, отношений
теории-эмпирии, внутренних характеристик содержания научной деятельности) и
внешне-"генетический" (связанный с определенной социальной ролью
науки и перестраиванием отношений меняющихся научности и социальности). Можно
согласиться с М. Хайдеггером, а еще раньше с К. Марксом, что мы присутствуем
при таком поворачивании, такой игре вещей, когда все предстает (и даже
существует) - в отношениях, в от- и над- деятельностных идеальностях, в
искусственностях. Уже всегда - в ускользании предметно-вещественной стороны в
угоду операциональной, переходящей через все границы задействованности лишь
естественно-научных подходов и закономерностей даже в техническом проектировании,
не говоря уже о социальном. Без
пониманий социальности технико-технологического, и наоборот,
технико-ориентированной рациональности социального, технологичности научного
сама наука в нынешних условиях оказывается непродуктивной и никому не нужной.
Дело в том, что механизмы, которые возможно использовать человеку, не могут
носить внешнего характера. Ни по отношению к природе, ни по отношению к
обществу, ни по отношению к человеку, его способностям, сущностным силам
(духовно-практическим возможностям). Конечно,
в своей вещно-предметной или институционализированной форме некоторые
носители механизмов (например, конкретные технические устройства) могут не
проявлять явным образом присутствующие в них социальные характеристики - как
тотального, всеобщего, так и экзистенциального, индивидуального плана - но
это не означает, что такие характеристики могут отсутствовать. В наше время
накоплено достаточно опыта науками, особенно социальными, чтобы понимать, что
познание (во всяком случае, познание связанного с человеком, с миром)
необходимо проводить на уровне схватывания отношений в их целостности. Но
при этом понятная, вроде бы, мысль, что целостность (как некоторая не просто
свойственность, а качественность) может быть выявлена лишь на уровне
развития, и требует, тем самым, обратиться к ситуациям развития, либо
осуществив мощную историческую абстрагирующую реконструкцию (удержание именно
теоретической модели развитого объекта на разных уровнях в разных
исторических периодах, как это сделал, например, тот же Маркс), либо
осуществив саму попытку развития (и попытку понимания ситуации как ситуации
развития). Таким образом, в отношении познания,
предусматривающего выход на уровень целостности, проблема науки о
проектировании также не носит частного характера. И здесь
по отношению к будущему объекту эмпирия должна заявлять и проявлять в
конкретном объекте, а теория прояснять заявленное и подлежащее последующей
конкретизации в ходе практических и познавательных операций через три
основных стороны - в их связи. Последующее понимание и самих сторон, и их
связей требует вскрытия природы и содержания стоящих за связью практики и
теории отношений. Какие
это стороны, и что за отношения за ними? Что
до первой стороны, то это "внешнее" требование к будущему объекту,
к его строению и функционированию, указывающее на его место, роль, функции,
иногда на тип возможных к привлечению ресурсов и на ограничения - как
характеристики общей природы и специфики этого объекта, указывающие на
принцип его создания в части взглядов самого создателя, субъектной стороны,
пока еще не ограниченной, в том числе и в своей субъективности. Здесь
отражается понимание создателем, проектировщиком себя-будущего, тех ценностей
и смыслов культуры, с которыми устанавливается особая конкретная связь посредством
создаваемого объекта; особое соотношение себя, мира, культуры, общества. Со
второй стороны, необходимо рассмотрение социально-технических
закономерностей, т.е. закономерностей социального в техническом аспекте
(социального здесь в широком смысле), т. е. относительно заключаемых в
социальных механизмах воздействий, взаимодействий. С
третьей стороны, в практике осуществляется и в теории проясняется, во
взаимной их конкретизации, как
создаваться будет, что возможно вообще создать, что лучше создавать, через
что. Содержательно здесь связываются требования к функционированию и
требования к конструкции, к механизму. Что
касается содержаний теоретизации, речь здесь должна идти о теории
существования и функционирования, развития идей как теории рациональности в
целом (здесь возможно задействование различных философских традиций; удачным
примером в смысле явной представленности и артикулированности отношения к
вопросу объективации как содержания самой идеи, так и ее субъекта, может
являться хотя бы гегелевская система). Таким
образом, можно сказать, что проектирование становится, формируется (и
практически, и теоретически) в линии связи, взаимовключения и перехода между
СПОСОБОМ ОПРЕДЕЛЕНИЯ БЫТИЯ и ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬЮ, в характере взаимоотношения
метафизики и онтологии, выводящего нас в конкретику РЕАЛЬНОГО проживания
бытия в его действительных отношениях. Те
или иные содержания проектирования и уровни его существования могут быть
связаны с реализацией определенных "механизмов развития" в культуре
и со способами их понимания, помышления. К примеру, с такими понятиями как
пересимволизация, обискусствление (артификация), технизация, с одной стороны,
и формы, структуры существования мышления, ситуации и явления в нем, движение
идеального и его опредмечивание, его связи с социокультурным,
культурно-историческим контекстом, с другой. С вовлечением, например,
представлений о совершенстве и совершенствовании, телеологичности
мироустройства у Платона, в средневековой религиозной философии, у Фихте и
Гегеля. С участием идущих от Канта представлений о конструктивизме в мышлении
и реальности, представлений об онтологии мыслительного у Декарта, Лейбница,
того же Канта, Гуссерля. На основе вскрытия других оснований проективности и
попыток их синтеза. Именно на таком уровне рассмотрения мира как проективного
в своих свойствах может быть сформировано понимание, какие программы в
практике и в исследованиях проектирования могут его развивать, уточняя
систему теории и создавая факты данной теории. |
|